Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson". Страница 50
Я больше не мог оставаться в Лондоне.
Два года я вкалывал как папа Карло в США, стараясь забыться в работе. Вся моя жизнь превратилась в бесконечную череду сделок и поиска выгоды, я сумел приумножить состояние Чарльза, это для меня стало своеобразным хобби. И вот, потакая своим собственническим желаниям, я снова оказался в Лондоне, где жизнь встряхнула меня с новой силой. Живой и здоровый Джей. Прекрасный, успешный, довольный жизнью и без меня. Взрослый, самостоятельный и совершенно во мне не нуждающейся. Только вот я в нем нуждался, я даже не знаю, как прожил без него эти три года, главное – для чего я прожил эти годы. Наверное, для того, чтобы встретить его вновь и уже не отпускать от себя ни на шаг, даже если он этого не хочет.
А он хочет, я чувствую. Хочет быть рядом со мной, он это доказал две ночи назад. И пусть он говорит все, что в голову взбредет от обиды, но я заставлю его выслушать себя. Выслушать и принять обратно.
Я готов пойти и расцеловать того назойливого и въедливого как плесень инспектора за то, что вынюхивал возле борделя, за то, что допрашивал меня и докопался до причастности Джерома. Коул сделал мне великое одолжение, я не знал, как подступиться к Джею, бес очень хороший актер, я ведь почти поверил в его холодность ко мне. Но импровизация со свадьбой сорвала с него маску спокойствия и отчужденности, и та ночь расставила все для меня по местам.
Джером хочет, и все еще любит меня.
Стон со стороны кровати вернул меня из легкой полудремы в каюту корабля. Джером пришел в себя после дозы хлороформа и, скорей всего, злющий, как голодный волк – после хлороформа голова болит, дай Боже. Ну и привязанные к кровати руки, да кляп во рту не располагают к хорошему настроению. А как иначе? Иного выхода я не вижу.
Джей с силой рванул путы и зарычал.
- Успокойся, Джером, это я тебя...украл, – обнаружил я свое присутствие, подав голос из кресла в другом конце каюты.
Мой бес замер, а потом приподнялся и, увидев меня, зарычал еще яростнее, смешно шевеля губами, между которыми была натянута ткань.
Я встал и подошел к кровати, но только попытался сесть возле него, как мимо моего лица мелькнула тонкая длинная нога.
- Надо было тебе и ноги связать, – пришел я к выводу, едва уклонившись от удара.
Джером опять рыкнул, дернул связанными руками и ударил пяткой по матрасу, видимо требовал его развязать.
- Прости, родной, но я не развяжу тебя, пока ты не выслушаешь меня, – сообщил я ему последние новости на сегодняшний день и демонстративно сложил руки на груди.
Он попытался что-то выкрикнуть сквозь кляп, и это что-то сильно напоминало «скотина».
- Да, я – скотина, но ты все равно выслушаешь меня, – ответил я.
Джером окатил меня гневным взглядом и отвернул лицо в другую сторону. Я вздохнул, и все же сел на кровать.
- Джером...- начал я, – я уехал тогда по просьбе своего близкого друга, ему нужна была моя помощь. Партнер Чарльза в США вел нечистую игру, и мне необходимо было поставить МакГрегора на место… Если бы я тогда тебя разбудил, то просто не смог бы уехать, – я тяжело вздохнул, вспомнив ту ночь и нежного спящего Джерома с подушкой в обнимку, – ты не представляешь, что делаешь со мной одним лишь своим взглядом... Да, я поступил так из-за эгоистичных побуждений, ведь я мог и не вернуться и не увидеть тебя больше, Мак-Грегор тот еще...жук. Я думал той ночью, что если увижу твои глаза, твою сонную мягкую улыбку, то просто струшу, плюну на все, схвачу тебя в охапку и увезу туда, где нас никто не сможет достать, где нас никто не знает, и ничего не смогут от нас требовать... Но я должен был Фаррелу, должен свою жизнь, поэтому обошелся прощанием в письме… Только я не учел, что его сможет кто-то найти до того, как ты проснешься. Томас. Он его сжег, сам потом признался...
Джером не поворачивался ко мне, я видел только линию скулы и подбородка, бьющуюся жилку на красивой шее, вздымающуюся грудь в вырезе ночной рубашки и шелк волос по подушке. И так хотелось прикоснуться ко всему этому, прижаться, вдохнуть самый лучший аромат в мире – аромат его кожи.
Но нельзя. Пока нельзя.
- Я искал тебя, когда вернулся, отправлял людей во все уголки мира, но все тщетно, ты пропал бесследно... Я не смог вернуться вовремя, как хотел – через два месяца, МакГрегор переиграл меня. Мне пришлось месяц восстанавливаться после отравления, скрываться от этого хитрого лиса, чтобы не расстаться со своей, все еще теплящейся жизнью. Как мне тогда хотелось вернуться к тебе... я, наверное, и выжил только одним этим желанием... Джером... я не могу без тебя.
Черноволосый бес оставался неподвижным, ни единым вздохом не выдав, что услышал меня. Я забрался с ногами на кровать и склонился над ним: глаза Джерома были закрыты, длинные, будто из тонкого черного стекла, ресницы вздрагивали, тонкие ноздри раздулись и побелели по краям.
- Джером, – позвал я, не смея прикасаться к нему, – пожалуйста, посмотри на меня.
Ноль реакции, только адамово яблоко дернулось.
- Джером, если ты меня не простишь, то я выброшусь за борт, – пригрозил я в отчаянии.
Он только засопел сильнее.
Я встал с кровати и направился к двери, взялся за ручку и обернулся к нему. Джей смотрел на меня гневным блестящим взглядом.
- Я уже иду выбрасываться, – пригрозил я снова и повернул ручку.
Джером продолжал так же смотреть на меня, даже бровью не повел.
- Я выброшусь, а ты останешься один, с двумя детьми, потому что опекунство над Шарлем я завещал тебе, – выложил я последний козырь. Если не сработает, пойду и точно утоплюсь. Назло ему.
Джей гневно дернул веревки на запястьях, зашевелил разъединенными кляпом губами и громко рыкнул.
- Ты что-то хочешь сказать? – с наигранным беспокойством поинтересовался я.
Он сузил свои черные глаза и фыркнул. Ну чисто арабская кобылка.
Я подошел к нему и развязал руки, а затем и кляп вытащил.
- Джером...
Джей перекатился на другую сторону кровати, поднялся с постели и замер ко мне спиной.
- Джером, поговори со мной, – попросил я.
- Напиши мне, – вдруг сказал он.
- Что? – не понял я.
- Напиши мне то письмо снова...сейчас.
Я не стал спорить и подошел к секретеру, взял бумагу и перьевую ручку, чтобы повторить то, что написал ему три года назад:
Джером,
Я вынужден уехать на несколько месяцев. Прости, что ставлю тебя в известность таким образом, и прощаюсь с тобой на бумаге, но по-другому не получается, завтра утром я сажусь на поезд до Ливерпуля, а там уже на пароход до Нью-Йорка. Расскажу все, когда вернусь.
А я вернусь, обещаю.
P.S. Дьявол! Я не увижу тебя НЕСКОЛЬКО месяцев! Надеюсь, ты меня дождешься. Слышишь, убью тебя, если не дождешься!
Люблю тебя, Дерек.
Я протянул ему тонкий лист, и Джером взял его из моих рук, не поднимая на меня взгляда. Его руки дрожали, когда он читал, а потом грудь поднялась в судорожном вздохе, и я услышал горький всхлип.
- Джей...
Он прижал руки к лицу, не выпуская письма из пальцев, и стал давиться стонами. Я прижал его к себе за плечи, пытаясь успокоить, поглаживая спину, но Джей был напряженной струной. Тогда я опустился перед ним на колени, уткнулся лицом в живот и обхватил бедра руками.
- Я прошу тебя, прости меня, – проскулил я, целуя его сквозь сорочку, – моя жизнь не имеет без тебя смысла, Джей...
Тонкие пальцы запутались в моих волосах, письмо прошелестело и упало куда-то мне за спину. Я поднял к нему лицо и увидел плотно сомкнутые веки, из-под которых скатывались крупные слезы, губы дрожали, сжатые в тонкую линию, кончик носа покраснел, и все равно он был самым прекрасным существом.
- Джей…
Джером посмотрел на меня, и я задохнулся от тех чувств, что он излил на меня своим взглядом: сквозь боль и горечь на меня смотрел мой Джей, юный и любящий, простивший мне годы разлуки и мучений.
Я поднялся и обхватил его лицо руками, вытер пальцами слезы, а Джей смотрел на меня и улыбался дрожащими губами, прижимался лицом к моим ладоням, жмурился и вздыхал блаженно и облегченно. И тогда я поцеловал его, не торопливо, не грубо, а мягко, медленно, наслаждаясь нежными губами и его неповторимым вкусом. Я целовал соленый от слез рот, скользил губами по мокрым щекам и сжимал Джерома в объятиях до хруста в суставах. Но он словно не замечал боли, сам вжимался в меня, цепляясь пальцами за рубашку, обхватывал меня руками и отвечал на мои поцелуи с исступлением, жаждой и нетерпением.