Черный принц - Демина Карина. Страница 110

…а черноты и горечи все больше, но дышать Кейрен способен сам. Наверное, это хорошо. Но не время для сна, совсем не время…

— Вот упрямец… давай еще дозу. А ты спи, слышишь?

Нельзя!

Игла со скрипом входит в окаменевшие мышцы. И Кейрен, не сумев удержаться на краю, падает в сон. Холода больше нет. Вокруг кипит, рокочет ласковое пламя материнской жилы.

…наверное, иногда ему все-таки везет.

Кейрен не удивился, когда, открыв глаза, увидел Полковника. Тот сидел в кресле-качалке, вытянув ноги, и читал очередной роман. Полковник раскачивался, кресло скрипело, и полы длинного зеленого халата, небрежно брошенного на спинку, раскрывались.

От зелени мутило.

И от скрипа.

И еще от запахов, резких, больничных.

Пытаясь сдержать дурноту, Кейрен сглотнул, и движение это не осталось незамеченным. Полковник закрыл книгу, сунув меж страницами палец.

— Доброго дня, — сказал он на редкость недобрым голосом. — Как самочувствие?

Он наклонился, подался вперед, опираясь локтями на тощие ноги.

— Погано?

— Да.

Кейрен не сказал — просипел. Горло саднит… и язык разбухший, неповоротливый не помещается во рту. Он трется о нёбо и отдается в ушах скрежещущим звуком.

— И хорошо, что погано, — оскалился Полковник, поглаживая книгу. — Может, в следующий раз думать начнешь.

— Вы… за этим…

— Лежи уже. — Он поднялся. — Пить хочешь? Конечно, хочешь, крови-то немало потерял. Вообще тебе повезло.

Неужели?

А книга остается на столике рядом с графином и букетом поздних астр. Откуда цветы?

…матушка…

…наверняка сообщили…

— Пить тебе надо побольше. — Полковник поднимает голову Кейрена, тянет, и, кажется, шея хрустит. А кости, уже не ледяные — стеклянные. И губы непослушные не удерживают воду. Она течет по щекам, подбородку, шее… но с каждым глотком становится легче. — Но пока хватит. Рассказывай.

Полковник ставит стакан на пол и подтягивает кресло к кровати.

— Сколько я…

— Третьи сутки пошли.

— И вы…

Он фыркнул и бросил взгляд на книжку.

— Если полагаешь, что все это время я сидел у твоей кровати и держал тебя за руку, то вынужден разочаровать. Доктор сказал, что из сна выведут.

Третьи сутки?!

— Лежать! — рявкнул Полковник. — Опять на подвиги потянуло?

Мог бы и не орать. Подняться у Кейрена не получилось бы при всем желании. Ног он не чувствовал, рук, впрочем, тоже.

— Что со мной?

— Пробитое легкое. Селезенка пострадала. Добавь обширное внутреннее кровотечение. Наружное, к слову, тоже. — Полковник наблюдал за его попытками, не скрывая любопытства. — Мороз тебя спас. И жила.

…жила. Грохот огня, сила, которая вливалась, пусть и не удерживалась в израненном теле.

— Считай, второй раз родился… — Полковник взял за руку. Его прикосновение ощущалось, пусть эхом, призраком, но все же, и значит, Кейрен не парализован. — Еще пару деньков, и вставать можно будет.

…у него нет пары деньков.

Шеффолк-холл. И Таннис… Таннис ждет, что за ней вернутся, а…

— А теперь, раз уж светская беседа у нас не ладится, рассказывай. Хватит силенок? О чем это я, конечно, хватит. Раз уж бежать порываешься… смотри, дружок, я ж тебя и привязать могу, для твоей же безопасности.

Полковник улыбался, вот только вряд ли сказанное было шуткой.

И Кейрен заговорил.

…Шеффолк-холл. Освальд Шеффолк, который погиб на эшафоте.

…старуха, умиравшая в постели. И тот, который притворялся ее сыном… подземелья… мертвецы… Риг и странное его оружие…

— Надо же, как оно завертелось. — Полковник заговорил не сразу, он смотрел за окно, и Кейрен к окну повернулся. Узкое. Серое. И затянуто морозом, но за морозом проступает черный узор решетки.

…сбежать не выйдет.

За дверью наверняка охрана… и до двери еще бы дойти. Но Кейрен обещал.

— Мы выяснили, что Тадеуш Рузельски был женат… четырежды. И первые три жены, довольно состоятельные дамы, вскоре после свадьбы умирали при загадочных обстоятельствах. Рузельски — ненастоящее имя… он часто его менял… что ж, этого поганца жалеть не стоит.

Кейрен и не собирался.

— Скандал раздувать не стали. Кому от него польза была бы? А потом нам посоветовали дело закрыть… и закрыли…

…действительно, кому интересно, что стало с брачным аферистом и вероятным убийцей?

— Но это — давнее. Что до нынешнего, то могу тебя успокоить: Риг мертв.

— Когда?

— Получается, после беседы с тобой. Горло ему перерезали. А в пасть карту запихнули… шестерку.

…на шестерку он бы обиделся. Нет, Кейрен не знал наверняка, но почему-то казалось, что Рига оскорбил бы не столько сам факт смерти, довольно-таки нелепой, сколько то, что брату и карта досталась повыше…

— С Шеффолком, может, ты и прав, но доказать…

— Я в свидетели не гожусь?

— Годишься. — Полковник вновь покачивался и явно думал. — Но я не о том…

Кейрен задумался, вперившись взглядом в прямоугольник окна. Доказать? Полковнику плевать на доказательства. Не будет суда… слишком громкое дело… слишком скользкое… и опять пить хочется. Жажда сбивает с мыслей.

— Воды.

Теплая. И все-таки стакан заканчивается как-то слишком быстро, хотя на сей раз Кейрен пьет аккуратней.

— Хватит с тебя. — Полковник краем одеяла вытирает Кейрену рот. — Уж извини, сестра милосердия из меня никакая. Потом еще напоят. И накормят. И спать уложат. Сон, как мне сказали, лучшее лекарство.

Нельзя спать. Он должен вернуться до того, как Шеффолк-холл перестанет существовать. Не будет суда. Не будет обвинения.

…тихая смерть всех, кто причастен… и потому Полковник смотрит едва ли не с жалостью.

— Стойте.

Кейрен не способен его задержать. И все-таки Полковник останавливается.

— Не волнуйся, вытащим мы твою девицу.

Он, в отличие от Кейрена, врать умел. Даже захотелось поверить.

И все-таки Кейрен попытался встать.

До двери далеко.

Но если потихоньку, и… шаг за шагом… прижимая руки к животу. Он перехвачен тугой повязкой, от которой нестерпимо воняет дегтярной мазью. Повязка чешется, а дышать приходится осторожно, потому что кажется, стоит сделать резкое движение, и разойдутся, что бинты, что собственная ненадежная шкура.

— И куда это вы встали? — резкий раздраженный голос, кажется, тот самый, который заставлял дышать. — На подвиги потянуло? На подвиги рано…

Человек. Всего-навсего человек, но достаточно тычка в плечо, чтобы Кейрен потерял равновесие, правда, упасть ему не позволили. Подхватили, уложили на кровать.

— Я и говорю, что рано… выпейте-ка… ну что за детское поведение? Хуже ведь будет. Или матушку вашу позвать, чтобы она вас, как младенца, и с ложечки выпаивала? Глотайте, глотайте. Хотите встать на ноги быстро? Слушайте доктора.

Горько.

И от горечи шум в ушах появляется.

Нельзя спать… нельзя не спать…

Пробуждения рывками. Кейрен не представляет, сколько времени прошло. Он ищет глазами часы, но в палате их нет, а окно — одинаково серое.

Он открывает глаза и видит…

…сестру милосердия, обычную скучную гризетку, с волосами, спрятанными под высоким чепцом. Она сидит в кресле Полковника и вяжет.

…матушку, которая поправляет букет. А заметив пробуждение Кейрена, всхлипывает…

…мрачного отца, наверняка, будь Кейрен более здоров, отец взялся бы за розги… и еще возьмется.

…доктора, склонившегося над кроватью.

— Меня всегда восхищала ваша способность к регенерации. — Доктор давит на живот. Нет, он прикасается с профессиональной осторожностью, но Кейрен боится, что свежие швы не выдержат и этого.

— Сколько?

— Что?

— Времени… сколько…

— Четверть шестого. Но вы, дорогой, не забивайте голову ненужными вещами. Вам надо спать. У вас на редкость тревожный сон.

— Нет.

— Не тревожный? Помилуйте, вы каждый час вскакиваете…

…и если так, то времени прошло меньше, чем Кейрену казалось. Надо вставать…

Не получается. И доктор следит за попытками, хмурится. Заставляет выпить стакан очередной кисло-сладкой дряни… снова сон.