Черный принц - Демина Карина. Страница 115

— Иди продышись свежим воздухом. И девчонку свою проведай. — Тон для Инголфа непривычно мягкий, успокаивающий. И Олаф подчиняется.

Не уходит — сбегает.

И эхо шагов мечется по опустевшему трюму.

— Позволите? — Инголф останавливается на расстоянии вытянутой руки, дожидаясь разрешения. Брокк кивает. — Интересная конструкция…

— Прощальный подарок Рига.

— Прощальный? Я слышал, что он пропал…

— Безвозвратно.

— Не скажу, что буду сильно горевать. Он мне никогда не нравился. — Осторожные пальцы коснулись ремней, пробежали, стараясь не тревожить, по металлической паутине, задерживаясь на узлах. — Любопытно… весьма любопытно… все-таки эта сволочь была не столь бездарна, как мне казалось.

Брокк хмыкнул, с этой точки зрения он ситуацию оценивать не пытался.

— А снимается это…

— Два замка.

— Вижу. Код?

— Шестизначный на каждом…

— И при неверном подборе…

— Взрыв.

Пара замков. И пара штырей, готовых пробить хрупкую стеклянную оболочку, в которой заключена частица истинного пламени. Крохотная, но Брокку хватит.

…и не только ему.

— В таком случае, лучше замки оставить в покое… попробовать с цепью… будьте добры, повернитесь спиной.

Брокк чувствовал себя довольно-таки неуютно.

— Не волнуйтесь, мастер. — Инголф дышал в шею. — Без вашего согласия ничего не будет.

— Это вы о чем?

— О бомбе, естественно. Признаться, до отвращения хорошая работа.

— Не скажу, что рад это слышать.

И тает слабая надежда, что сам он в кои-то веки ошибся, проглядел вариант, пусть опасный, рискованный, но все же…

Инголф отступил и, протянув жесткую сбрую корсета, осведомился:

— Полагаю, эта игрушка — не все плохие новости?

— Взорвусь не только я.

Ставший привычным за три дня ритуал. Корсет. И рубашка с мелкими пуговицами. Жилет. Пиджак. И шейный платок, в котором не было нужды.

…он снова заперся, вот только на сей раз в слабой попытке защитить не только себя.

— Что ж, — Инголф вытер руки о грязную скатерть, — буду рад выслушать вашу историю, мастер. И не только я. Пойду позову этого… пиромана влюбленного.

— Вы над ним смеетесь?

— Я ему сочувствую, — без тени насмешки сказал Инголф. — Впрочем, полукровка — не самый худший вариант… его родня, если доберется, сдаст его в сумасшедший дом. Как по мне, лучше уж баржа.

— Выдавать не собираетесь?

— Нет. Я глубоко эгоистичен и равнодушен к чужим проблемам. Пусть сами разбираются.

Брокк не поверил.

Поправив кусок полотна на стуле, он сел, вытянул ноги и руки скрестил на груди, сквозь все слои одежды ощущая кожаное плетение и холодную бусину ловушки.

Дурак.

И дважды дурак, если все еще надеется выйти из этой истории живым.

А ожидание затягивается. И баржа скрипит, все чаще припадая к пирсу обшарпанным боком.

…три дня жизни.

…и чужой план частью игры. Вполне жизнеспособный план, но оттого не менее безумный. А безумие, надо полагать, заразно, если Брокк согласился.

…и план собственный, в котором есть что-то от фантазии опиомана.

…белые шарики для Кэри.

…сбруя, которую человек в маске надевал осторожно.

…два кодовых замка и истинное пламя под сердцем.

— Вы же поймете, мастер, что здесь написано? — Он сунул стопку желтых жестких листов. Не так давно листы подмокли, и чернила поплыли. Сушили наверняка над открытым огнем, который оставил на бумаге коричневые пятна ожогов. — Впрочем, что это я, конечно, поймете.

Чертежи. Аккуратные вереницы формул, за которыми Брокку видится лицо Рига, недовольное, с брюзгливо поджатыми губами.

— И надеюсь, вы не станете лгать, что это, — человек ткнул пальцем в бумагу, — неосуществимо.

— Не стану.

Риг был медлителен, но дотошен.

Цифры.

И снова цифры. Истина, распятая на крестовинах векторов… он учел все или почти все.

— Мне нужно поработать с камнем. Я должен знать, что, когда придет время, он отзовется.

— Конечно, мастер. Могу я считать, что мы договорились?

— Да.

Человек касается лба, белые пальцы, черная маска, и кажется, что когда он пальцы уберет, то часть этой белизны останется на шелке.

— Но вы же осознаете границы моего к вам доверия? Поэтому предлагаю… несколько упрочить нашу с вами связь.

На стол лег клубок из ремней и проволоки с сияющей бусиной.

— Такое вот… наследство. — Человек развел руками, словно извиняясь за то, что обстоятельства вынуждают его этим наследством воспользоваться.

— И я должен это надеть?

— Да.

— Моя жизнь и… мое согласие на это, — он провел ладонью по листам, не сводя взгляда с жестянки, которая так и стояла на краю стола, — в обмен на противоядие.

— Именно.

— Я согласен.

Безумие.

И клятвоотступничество. Но человек в маске подвинул жестянку к Брокку, сказав:

— Видите, как все просто. Я был уверен, что мы с вами договоримся.

Брокк убрал такой невесомый коробок в карман пиджака, а пиджак отправил на спинку кресла. Если суждено носить бомбу, то лучше — под одеждой. В тот момент он не испытывал страха, скорее раздражение.

— Единственный нюанс, — человек заботливо расправил ремни, прикосновение которых к коже вызвало непроизвольную дрожь, — надеюсь, вас не расстроит, но… этот заряд начнет реакцию. Вы же понимаете, что это означает?

— У вас больше заложников, чем мне представлялось.

— Именно.

Поэтому он и позволил отпустить Кэри. Зачем она нужна, если в его руках весь город?

— Видите ли, мастер, у вас очень специфическая репутация. Есть мнение, что собой вы способны пожертвовать, но вот другие… обречь их на смерть, когда спасение есть…

— Не для всех.

— Что с того? Спасите тех, кого сможете спасти… Король позаботится об остальных.

— Полагаете?

Черный принц был не так и велик. И не отозвался на прикосновение. Он был холоден, и мелькнула нехорошая мысль, что Черный принц мертв. И Брокк почти готов был поверить в это… плохо, очень плохо, потому что лишало малейшего шанса на успех… но кристалл вдруг ожил.

Энергия-вода.

Или скорее, ветер, который не удержать в горсти.

Вспышка. И вновь тишина.

Он смеялся, осколок прошлого…

— Ваши женщины покинули город. И дети с ними. Пускай, я не хочу воевать с детьми и женщинами. Мне хватит тех, кто останется. Знаете, это даже не месть, мастер. Это — историческая справедливость.

— Вашими руками?

— Кто-то же должен. Почему не я?

Старая история.

Псы и люди.

Люди, которые приговорены их же королем, о существовании которого не догадываются. Как не знают о стеклянных ловушках, чуме, прибое и о том, что до максимума остается едва ли больше нескольких дней.

— Мастер, вы ведь сожгли один город. Почему бы вам не попробовать спасти другой? Он уверял, что такое возможно… хотя бы попытайтесь.

— И тогда вы оставите меня в живых?

— Вы же понимаете, что нет. Но вас ведь волнует не ваша жизнь.

…Кэри.

…она не захочет уйти, но «Янтарная леди» отправится на рассвете. Брокку придется солгать, и когда-нибудь потом, позже, Кэри поймет, почему он должен был остаться.

Олаф вел девушку за руку, она ступала, не глядя под ноги, и шлейф платья сползал со ступеньки на ступеньку. Инголф держался позади.

— Тея тихонько посидит. — Олаф провел ладонями по рыжим волосам, и вправду ярким, словно пламя. — Она не помешает.

Девушка-кукла.

И все-таки живая, стоит Олафу отступить, и она вдруг оживает, хватается за руку, запрокидывает голову, пытаясь поймать его взгляд.

— Все хорошо, Тея. Я здесь.

Она улыбается, и в этот миг становится почти красива. Но жизни ее не хватает надолго, и веснушчатое лицо с мягкими чертами вновь застывает.

— Она… не сумасшедшая. — Олаф глядит на Инголфа.

— Она — возможно, — соглашается Инголф, чтобы тут же добавить: — А вот мы все трое точно ненормальны.

Заговорщики.

И Брокк кладет на стол чужие бумаги. Самое им место среди грязной посуды и мятых жестянок.