Океан безмолвия - Миллэй Катя. Страница 64

Пока я остаюсь помощницей Дрю по сбору материала. Больше ни у кого из участников помощников нет, но, поскольку я посещаю класс риторики, а сама выступать не могу, он добился, чтобы меня прикрепили к нему. Не будь он так хорош, просьба его не проканала бы, но он защищает честь школы. Дрю выступает успешно – значит, и команда выступает успешно. А если команда выступает успешно – значит, мистер Трент хорошо поработал. Поэтому он готов дать Дрю все, что тот ни попросит. Меня это вполне устраивает, ибо при таком раскладе я избавлена от домогательств Итана Холла. Тот почему-то думает, что, предлагая мне в методкабинете отсосать у него – в его понимании это невинный флирт, – он ведет себя романтично.

Я вручаю Дрю распечатки и свои записи, и мы, чтобы закончить работу к вечеру, делим ее на двоих. Я не перестаю донимать его вопросами о Тьерни.

– Но вы же можете остаться друзьями. Это лучше, чем ничего. – Я не большой специалист по части отношений. Никаких. Ни родственных, ни романтических, ни дружеских. Отношения предполагают общение, а это не мой профиль, так что отношения – не моя тема. Я просто в толк не возьму, почему Дрю ведет себя так, будто ненавидит ее, хотя ненависти к ней у него явно нет.

– Нет, не лучше. Это гораздо хуже, чем ничего.

– Чушь. У вас, парней, это коронная фраза, потому что так проще.

– А девчонки вечно стремятся изменить правила во время игры. Но нельзя изменить правила, рассчитывая, что все будут продолжать играть как играли. Я знаю, как пахнут ее волосы, но не могу приблизиться к ней, чтобы зарыться в них лицом. Я знаю, какая у нее нежная кожа, знаю на ощупь каждую частичку ее тела, но не могу прикоснуться к ней. Я знаю вкус ее губ, но не могу поцеловать. Мне это больше не позволено. Так зачем крутиться вокруг нее, мучая себя лишь для того, чтобы можно было сказать, что мы по-прежнему друзья?

– Все равно непонятно.

– Что тут непонятного? Подумай с минуту, и сразу все поймешь. Если б вы с Джошем вдруг перестали быть вместе, думаешь, ты смогла бы общаться с ним как ни в чем не бывало? Приходить к нему домой, но не касаться его? Радоваться за него, когда он идет на свидание с другой девчонкой, которая будет знать о нем все то, что знаешь ты, а тебе самой это знать теперь не позволено? Ты бы тоже так не смогла.

– Джош в меня не влюблен, и я в него тоже.

– Расскажи это кому-нибудь другому, Солнышко, а мне не надо. Ты видела, как он на тебя смотрит? – Я видела, как он на меня смотрит, но не знаю, что это значит. – Как на стол семнадцатого века, украшенный резьбой ручной работы, причем в идеальном состоянии.

– То есть он смотрит на меня, как на мебель?

– Именно. Видишь? Ты меня поняла.

– Умников никто не любит.

– Ошибаешься. Умников любят все. А ты – особенно. – Дрю пристально смотрит мне в глаза. Очевидно, что он не станет доказывать свою теорию, пока я не соглашусь. – «Останемся друзьями» – это все сказки, и ты сама убедишься, когда с тобой подобное произойдет. Когда вы расстанетесь, ты сразу сообразишь, что я имею в виду.

– Мы не можем расстаться, потому что мы не вместе, – чеканю я сердито, но его не проймешь.

– Пустое. Это произойдет, что очевидно всем… – Дрю обводит жестом комнату, в которой никого больше нет, – …кроме тебя. Однажды вы напьетесь и затрахаете друг друга, и поймете, сколь безнадежно, сколь глупо вы влюблены, или наоборот – не влюблены. Я же знаю вас обоих. Это возможно. Но в любом случае вы будете вместе. А потом, в один прекрасный день, разбежитесь. И когда такой день наступит, обещаю тебе, друзьями вы не останетесь. Вы возненавидите друг друга, но друзьями не будете.

– Я не хочу, чтобы он меня любил. – Уму непостижимо, зачем я разоткровенничалась, но это правда. Я не хочу связывать себя обязательствами, возлагать какие-то надежды. Не хочу, чтобы кто-то из-за меня разочаровался в жизни.

– Он тоже не хочет тебя любить, так что, думаю, здесь вы квиты.

Зря мы завели разговор о Джоше.

– Мы вроде говорили о Тьерни.

– А нам надо обсуждать ограничение количества сроков работы на выборных должностях.

– Ладно. Я приму твою невероятную теорию о дружбе, если ты расскажешь, что произошло. Может, зная, чем все кончилось, я с тобой соглашусь. – В принципе, я уже начала соглашаться с ним, но ему этого пока не говорю. Хочу услышать его рассказ.

– Я повел себя, как скотина.

– Кто бы сомневался. Ближе к делу.

– Мы стали встречаться. По-настоящему, – пояснил Дрю. – Не так, как я обычно. Тьерни не хотела афишировать наши отношения; боялась, что будут думать, будто она – очередное имя в длиннющем списке моих одноразовых подружек. Сказала, что она не разменивается по мелочам. И она не разменивается. Она никогда не стала бы кадриться со мной просто так. Но этот мудак Тревор Мейсон до меня докопался, ну я ему и разболтал. Я не говорил, что у нас серьезные отношения. Просто сказал, что мы трахаемся. Тьерни обиделась. Порвала со мной. К ней стали относиться как к неудачнице из-за того, что она возомнила, будто бы мне небезразлична.

– Она была тебе небезразлична?

Дрю вонзился в меня взглядом, говорящим, что ответ мне известен. Но сам его не озвучил. Думаю, если б попытался, слово «любовь» застряло бы у него в горле.

– У вас с ней нет ничего общего. Чем она тебя зацепила? Только, умоляю, не надо перечислять части тела или что-нибудь связанное со словом «оральный».

– Тьерни есть Тьерни. Спуску мне не дает, но от меня дерьма не потерпит. Мне с ней весело, но сама она еще больше смеется. Спорит со мной по любому поводу, даже если знает, что проиграет. К тому же она чертовски темпераментна и меня не выносит. Как на такую не запасть?

– Ладно, хватит выступать, не на трибуне. Подводим итог.

– Блин, ну ты и зануда, – стонет Дрю, но это его типичная манера, если он намерен ответить. – Послушай, я знаю себя, знаю, что я не дурак. Заткнись. Не смотри на меня так. Я это знаю, и ты это знаешь. А еще я знаю, что дерьма во мне хоть отбавляй, – признается он искренним тоном. – Тьерни заставила меня понять, что я не совсем пропащий человек.

– Зато сам ты ее мешаешь с грязью. Постоянно оскорбляешь ее чувства. Да, она крепкий орешек и все такое, но сам ты хоть понимаешь, что она живой человек, что у нее есть чувства?

– Разумеется, я знаю, что у нее есть чувства. Знаешь, какая она умная? Нет. Никто не знает, потому что она не хочет, чтобы об этом знали. Не хочет, чтобы знали, какая она веселая и милая, – да, я сказал «милая», и если ты когда-нибудь это повторишь, пеняй на себя. – Бросив на меня гневный взгляд, Дрю продолжает: – Знаешь, кто все это знает? Я. Так что да, Настя, я знаю, что у нее есть чувства, и знаю, как задеть каждое из них.

– Именно этим ты и занимаешься, да? Тебе стыдно, что ты ее обидел, и, заглаживая свою вину, ты снова ее обижаешь? Ну ты и козел. Почему просто не извинился сразу, когда это случилось? Почему не сказал всем правду? – Я закрываю ноутбук, отодвигаю его в сторону.

– Потому что она сильно разозлилась на меня. Порвала со мной, сказав, что всегда знала, что я сволочь, и правы те, кто считает ее жалкой дурой, поверившей в то, что я могу быть другим.

– И все?

Дрю явно что-то недоговаривал. И тогда он рассказал, что после того как Тьерни выдала ему все это, он пошел на вечеринку и перепихнулся с Карой Мэттьюз.

– Да ты что! – Казалось бы, Дрю меня уже ничем не может удивить – удивил.

– Потому что мне было тоскливо, досадно, я потерял ее по собственной дурости. Вот я и решил, что раз я свинья, то и действовать надо соответственно.

– Знаешь, для человека, мнящего себя большим мастером дебатов, у тебя серьезно хромает логика. Ты Тьерни не потерял. Не потерял, пока не трахнулся с Карой Мэттьюз. Это была проверка.

– Во-первых, я действительно большой мастер дебатов. Во-вторых, никакая это была не проверка. Тьерни действительно порвала со мной. Она меня возненавидела.

– Потому-то это и была проверка. – Странно, что я, неудачница, не имеющая никакого опыта в сердечных делах, понимаю это, а Дрю Лейтон – нет. – Она предоставила тебе блестящую возможность доказать, что ошибалась на твой счет. А ты сунул свой член в Кару Мэттьюз, подтвердив, что Тьерни для тебя ничего не значит и все ее представления о тебе абсолютно верны.