11/22/63 - Кинг Стивен. Страница 117
Она отпрянула. Ноги поскользнулись, но она успела схватиться за кронштейн для полотенец. Рефлексы возвращались. Хороший признак.
– Т-т-таблетки не помогали, и я н-немного выпила, вот и все. Выпусти меня отсюда, я совсем замерзла. Пожалуйста, Д-Джордж, пожалуйста, позволь мне вылезти. – Мокрые волосы липли к щекам, и выглядела она как утонувшая крыса, но бледность со щек ушла. Появился легкий румянец, то есть мы двигались в правильном направлении.
Я выключил душ, обнял Сейди и крепко держал, когда она переступала через край ванны. Вода с мокрой комбинации потекла на розовый коврик.
– Я думал, ты умерла, – шепнул я ей на ухо. – Когда приехал и увидел тебя лежащей на кровати, я подумал, что ты, мать твою, умерла. Тебе никогда не узнать, каково это.
Я отпустил ее. Она смотрела на меня широко раскрытыми удивленными глазами.
– Джон был прав. Р-Роджер тоже. Он позвонил вечером, перед речью Кеннеди. Из Вашингтона. И какое все это имеет значение? До конца следующей недели мы все умрем. Или будем сожалеть о том, что не умерли.
Поначалу я не имел ни малейшего представления, о чем она говорит. Я видел стоящую передо мной Кристи, с которой капала вода и которая несла дикую чушь, а потому пришел в ярость. Трусливая сука, подумал я. Она, должно быть, все прочитала по моим глазам, потому что подалась назад.
Этого движения хватило, чтобы в голове у меня прояснилось. Какое право я имел называть ее трусливой? Она в отличие от меня не знала, что ждет за горизонтом.
Я взял банное полотенце с полки над унитазом и протянул ей.
– Разденься и вытрись.
– Тогда выйди. При тебе мне неудобно.
– Я выйду, если ты скажешь мне, что очухалась.
– Я очухалась. – Она смотрела на меня негодующе... и насмешливо. – Умеешь ты приходить в гости, Джордж.
Я повернулся к аптечному шкафчику.
– Больше нет. Все уже в унитазе.
Прожив с Кристи четыре года, я все равно заглянул в шкафчик. Потом спустил воду в унитазе. Разобравшись с таблетками, выскользнул мимо Сейди за дверь.
– Даю тебе три минуты.
Я прочитал обратный адрес на конверте: «Джону Клейтону, Ист-Оглторп-авеню, 79, Саванна, штат Джорджия». Никто не мог обвинить этого ублюдка в том, что он прикрывается вымышленным именем и появился неизвестно откуда. Судя по дате на штемпеле – двадцать восьмого августа, – этот конверт уже дожидался Сейди, когда та приехала из Рино. Почти два месяца она размышляла над содержимым конверта. Вечером шестого сентября мне показалось, что она грустна и подавлена. Этому не приходилось удивляться, с учетом фотографий, присланных ее бывшим.
Мы все в опасности, услышал я от нее во время нашего последнего телефонного разговора. В этом я согласна с Джонни.
Фотографии запечатлели японских мужчин, женщин, детей. Жертв атомной бомбардировки Хиросимы, Нагасаки, а может, обоих городов. Некоторые ослепли. Многие облысели. Большинство страдало от радиоактивных ожогов. Нескольких, как эту женщину без лица, словно поджарили на углях. На одной фотографии я увидел четыре черные статуи – отшатнувшихся в ужасе людей. Эти люди стояли у стены, когда взорвалась бомба. Они превратились в пар, как и практически вся стена. Сохранились только те ее части, которые заслоняли собой люди. А черными эти статуи стали, потому что их покрыла сгоревшая плоть.
На обратной стороне каждой фотографии он написал одно и то же, четким, аккуратным почерком: Скоро и в Америке. Статистический анализ не лжет.
– Красиво, не правда ли?
Голос звучал ровно и бесстрастно. Она стояла в дверях, завернутая в полотенце. Волосы влажными локонами падали на голые плечи.
– Сколько ты успела выпить, Сейди?
– Только пару стаканчиков, потому что таблетки не действовали. Думаю, я пыталась тебе это сказать, когда ты тряс меня и отвешивал оплеухи.
– Если ты рассчитываешь на мои извинения, то ждать тебе придется долго. Барбитураты и спиртное – сочетание не из лучших.
– Это не важно, – ответила она. – Оплеухи мне отвешивали и раньше.
Я вспомнил о Марине и поморщился. Оплеуха оплеухе рознь, но все равно оплеуха. И я не только боялся, но и злился.
Она прошла к креслу в углу, села, туже замоталась в полотенце, напоминая угрюмого ребенка.
– Мне позвонил мой друг Роджер Битон. Я тебе сказала?
– Да.
– Мой хороший друг Роджер. – Ее взгляд предлагал мне как-то прокомментировать эту фразу. Я предпочел промолчать. Если на то пошло, ее жизнь принадлежала ей. Мне лишь хотелось убедиться, что Сейди жива.
– Ладно, твой хороший друг Роджер.
– Посоветовал обязательно послушать вечером речь этого ирландского говнюка. Так он его назвал. Потом спросил, как далеко Джоди от Далласа. Я ответила и услышала: «Возможно, достаточно далеко, все будет зависеть от направления ветра». Сам он уехал из Вашингтона, как и многие, но я не думаю, что им это как-то поможет. От атомной войны не убежишь. – Она начала плакать, громкие рыдания сотрясали все ее тело. – Эти идиоты собрались уничтожить наш прекрасный мир! Они собрались убить детей! Я их ненавижу! Я их всех ненавижу! Кеннеди, Хрущева, Кастро, я надеюсь, все они сгорят в аду!
Сейди закрыла лицо руками. Я опустился рядом с ней на колени, как старомодный джентльмен, готовящийся предложить руку и сердце, и обнял ее. Она обвила руками мою шею, ухватилась за меня, словно утопающая. Тело было холодным после душа, но щека, которой она прижималась к моей руке, горела.
В этот момент я тоже их всех ненавидел, а больше всего – Джона Клейтона, за то, что он посадил зернышко страха в разуме этой молодой женщины, не уверенной в себе и психологически ранимой. Посадил, поливал, выпалывал сорняки, наблюдал, как оно прорастает.
И разве в этот вечер ужас обуял только Сейди? Разве только она обратилась к таблеткам и спиртному? Как быстро и крепко напивались сейчас в «Айви рум»? Я ошибочно предположил, что люди встретят Кубинский ракетный кризис точно так же, как и любой сложный период международной политической напряженности, поскольку ко времени моего поступления в колледж он превратился в список фамилий и дат, которые следовало выучить к следующему экзамену. Так это смотрелось из будущего. Но для людей в долине (темной долине) настоящего все выглядело иначе.
– Эти фотографии ждали меня, когда я вернулась из Рино. – Сейди не отрывала от меня налитых кровью, затравленных глаз. – Я хотела выбросить их, но не смогла. Смотрела и смотрела на них.
– Как и хотел этот ублюдок. Поэтому он послал их тебе.
Она словно и не услышала.
– Статистический анализ – его хобби. Он говорит, что со временем, когда компьютеры станут более мощными, статистический анализ превратится в самую важную науку, потому что он никогда не ошибается.
– Ложь. – Перед моим мысленным взором возник Джордж де Мореншильдт, обаятельный человек, единственный друг Ли. – Всегда есть окно неопределенности.
– Я чувствую, что день суперкомпьютеров Джонни никогда не придет. Оставшимся людям... если они останутся... придется жить в пещерах. Под небом... уже не голубым. Ядерная ночь, так это называет Джонни.
– Он несет пургу, Сейди. Как и твой приятель Роджер.
Она покачала головой. Ее красные глаза с грустью разглядывали меня.
– Джонни знал, что русские готовятся запустить космический спутник. Мы тогда только-только закончили колледж. Он сказал мне об этом летом, и точно, в октябре они запустили спутник. «Теперь они запустят собаку или обезьяну, – говорил он. – Потом человека. И наконец, двух человек и бомбу».
– И они это сделали? Сделали, Сейди?
– Они запустили собаку, и они запустили человека. Собаку звали Лайка. Помнишь? Она умерла там. Бедняжка. Им нет необходимости запускать двух человек и бомбу. Они воспользуются своими ракетами, а мы воспользуемся нашими. И все из-за говняного острова, где делают сигары.
– Ты знаешь, что говорят фокусники?
– Фоку?.. Это ты к чему?
– Они говорят, что ты можешь обдурить ученого, но тебе никогда не обдурить другого фокусника. Твой бывший знает науки, но он точно не фокусник. А вот русские – те еще фокусники.