Девятнадцать минут - Пиколт Джоди Линн. Страница 22

Она убрала волосы Питера назад и смотрела, как по его лицу пробегает тень сомнения. Оно и понятно. Его мать никогда не давала таких указаний раньше.

– Он хулиган. Ноль без палочки. Он вырастет и станет еще большим ничтожеством, а ты… ты вырастешь и станешь великим. – Лейси широко улыбнулась сыну. – Когда-нибудь, Питер, все узнают твое имя.

На площадке было две качели, и иногда приходилось ждать очереди, чтобы покататься. В таких случаях Питер всегда загадывал, чтобы ему не достались те, которые пятиклассники закручивали вокруг верхней перекладины – и сиденье оказывалось так высоко, что его трудно было достать. Он боялся, что упадет, пытаясь раскачаться, или, что еще хуже, вообще не сможет взобраться на сиденье.

Если он ждал своей очереди вместе с Джози, она всегда садилась на эти качели. Она делала вид, что там ей больше нравится, но Питер понимал, что она только делает вид, будто не знает, как он их не любит.

Сейчас были каникулы, и они не катались. Они закручивали качели, пока цепи не превращались в узел, а потом поднимали ноги и вращались. Питер время от времени смотрел в небо и представлял, будто летит.

Когда они остановились, качели качнулись навстречу и их ноги сцепились. Джози рассмеялась и легонько обхватила его ноги своими щиколотками так, что они стали звеньями одной цепи.

Он повернулся к ней.

– Я хочу, чтобы люди меня любили, – выпалил он.

Джози наклонила голову набок.

– Люди тебя любят.

Питер высвободил свои ноги.

– Я имею в виду людей, – сказал он, – а не только тебя.

Чтобы заполнить заявление и анкеты на пост судьи, Алекс понадобилось целых два дня. И когда она все сделала, случилось невероятное: она поняла, что действительно хочет быть судьей. Несмотря на то что она сказала Уиту, несмотря на все свои отговорки, она принимала правильное решение.

На собеседовании в комиссии по отбору кандидатов в судьи, ей ясно дали понять, что далеко не всех приглашают сюда и что, если Алекс попала на собеседование, значит, ее кандидатуру серьезно рассматривают.

Работа комиссии состояла в том, чтобы передать губернатору короткий список кандидатов. Собеседования комиссии проводились в старой резиденции губернатора Бриджис Хаус в восточном Конкорде. График был плотным, и кандидаты входили в одну дверь, а выходили в другую, по-видимому, для того, чтобы никто не знал, кто еще претендует на это место.

Среди двенадцати членов комиссии были адвокаты, полицейские, директоры организаций защиты жертв-преступлений. Они так пристально разглядывали Алекс, что ей казалось, будто ее лицо вот-вот вспыхнет огнем. К тому же она просидела полночи с Джози, которой приснилось, что ее давит удав, и она не хотела ложиться спать. Алекс не знала, кто еще был претендентом, но могла поспорить, что среди кандидатов не было одиноких матерей, которые в три часа ночи тыкали шваброй в трубу парового отопления, пытаясь убедить ребенка, что это не змея.

– Мне нравится определенный ритм, – осторожно сказала она, отвечая на вопрос. Она знала, каких ответов от нее ждали. Хитрость состояла в том, чтобы каким-то образом разбавить шаблонные фразы и желаемые ответы ее индивидуальностью.

– Мне нравится, когда необходимо быстро принять правильное решение. Я хорошо знаю нормы доказательного права. Мне приходилось бывать в судах, где судьи приходят не подготовившись, и я уверена, что так работать не буду.

Она замолчала, глядя на этих мужчин и женщин, не зная, стоит ли набивать себе цену, как это делает большинство кандидатов на пост судьи, прошедших через все иерархические ступени прокуратуры, или быть самой собой и не скрывать свое прошлое государственного защитника.

Черт!

– Думаю, я очень хочу стать судьей потому, что мне нравится, что в зале суда все равны. Когда ты попадаешь туда, на этот короткий промежуток времени. Твое дело становится самым важным в мире, для всех присутствующих в этой комнате. Система работает на тебя. И не важно, кто ты и откуда, – все зависит от буквы закона, а не от каких-либо социоэкономических факторов.

Одна из женщин, сидящих в комиссии, посмотрела в свои записи.

– Мисс Корниер, как вы думаете, каким должен быть хороший судья?

Алекс почувствовала, как между лопатками потекла капелька пота.

– Терпеливым, но строгим. Способным руководить процессом, но не заносчивым. Должен знать нормы доказательного права и правила судопроизводства. – Она остановилась. – Наверное, это не совсем то, что вы ожидали услышать, но мне кажется, что быть хорошим судьей – это все равно что играть в «Танграм».

Пожилая женщина из группы защитников жертв непонимающе моргнула.

– Простите, во что играть?

– «Танграм», китайская геометрическая головоломка. Я мама. Моей маленькой дочке пять лет. И у нее есть эта игра. Дается геометрический контур какой-нибудь фигуры – лодки, поезда, птицы, – и вам нужно сложить ее, используя набор простых геометрических фигур: треугольников и параллелограммов разного размера. Это несложно для человека с развитым пространственным мышлением, потому что на самом деле мыслить нужно, выйдя за рамки. Точно так же и в работе судьи. У тебя в руках множество противоречивых факторов – заинтересованные стороны, жертвы, правовое принуждение, общество, даже прецеденты, – и ты каким-то образом должен, используя их, решить проблему, не выходя за рамки.

В наступившей неловкой паузе Алекс повернула голову и заметила в окне следующего претендента, входящего в вестибюль. Она моргнула, уверенная, что обозналась. Но невозможно забыть серебряные волосы, в которые когда-то запускала пальцы. Нельзя вычеркнуть из памяти линию скул и подбородка, которую ты повторяла своими губами. Логан Рурк – ее преподаватель судебной защиты, ее бывший любовник, отец ее дочери – вошел в здание и закрыл за собой дверь.

Очевидно, он тоже был кандидатом на пост судьи.

Алекс вздохнула, желая получить этот пост даже больше, чем секунду назад.

– Мисс Корниер? – повторила пожилая женщина, и Алекс поняла, что прослушала вопрос.

– Да, извините. Я не расслышала.

– Я спросила, хорошо ли вы играете в «Танграм»?

Алекс посмотрела ей в глаза.

– Мэм, – сказала она, позволив себе широко улыбнуться. – Я чемпион штата Нью Гемпшир.

Сначала цифры просто казались толще. Но потом они стали немного сливаться, и Питеру приходилось либо щуриться, либо наклоняться ниже, чтобы понять «3» это или «8». Учительница отправила его к медсестре, от которой пахло чайными пакетиками и носками, и та стала показывать ему буквы на висящей на стене таблице.

Его новые очки оказались легкими, как перышко, со специальными стеклами, которые не царапались, даже когда он падал или их швыряли через всю песочницу. Проволочная оправа была, по его мнению, слишком тонкой для тех выпуклых стекол, из-за которых его глаза были как у совы: огромные, блестящие и ярко-синие.

Впервые надев очки, Питер был в восторге. Вдруг неясное пятно вдали превратилось в ферму с силосными ямами, полями и пятнышками коров. Буквы на красном знаке сложились в «STOP». Появились тонкие линии: складки кожи на костяшках, морщинки в уголках маминых глаз. У всех супергероев были свои супервещи – пояс у Бэтмена, плащ у Супермена, – а у него были суперочки, благодаря которым он обрел рентгеновское зрение. Ему так нравились новые очки, что он даже лег в них спать.

Все изменилось на следующий день в школе, когда он понял, что кроме хорошего зрения появился еще и отличный слух: «четырехглазый», «слепой, как крот». Его очки из знака отличия превратились в шрам, еще одной чертой, которая делала его не таким, как все остальные. И это было еще не самое плохое.

Когда мир стал виден отчетливее, Питер разглядел выражение лиц людей, когда они смотрели на него. Словно он был ходячим анекдотом.

И Питер опускал свои близорукие глаза вниз, чтобы этого не видеть.