От любви не спрячешься - Гибсон Рэйчел. Страница 38

Придумал через пятнадцать минут.

– Вот. Мой любимый напиток. – Себастьян протянул Клер большую кружку какао. Он уговорил ее вместе пойти в дом отца и теперь с некоторым удивлением спрашивал себя, зачем это сделал. Себастьян не стал бы утверждать, что общество Клер сулило ему безоблачное счастье. – А еще обожаю маленькие хрустящие сухарики.

Клер сделала несколько глотков и подняла на него свои светло-голубые глаза. И в этот момент Себастьян ясно понял, зачем привел ее сюда, зачем уговорил снять куртку, почти силой заставив расстаться с привычной одеждой, словно улитку с родным домиком. Не то чтобы открытие доставило ему радость, но трудно было отрицать, что в последние месяцы он часто думал о Клер. Размышляя, Себастьян налил какао и себе. Да, по каким-то необъяснимым причинам мысли сами собой упрямо возвращались к неожиданно ворвавшемуся в его жизнь образу.

– Вкусно, – оценила Клер и опустила кружку. Себастьян смотрел, как она слизывает с верхней губы шоколадную пенку. Простое, непосредственное движение отдалось болью вожделения.

– Ты приехал на Рождество?

Да, Клер Уингейт притягивала его, словно магнитом. Причем совсем не по-дружески. Себастьяну почему-то очень захотелось самому слизать пенку с этих восхитительных пухлых губок.

– Честно говоря, я не собирался приезжать. Был в Денвере и сегодня утром позвонил отцу. Он раскашлялся и расчихался прямо в трубку. Вот я и поменял билет и вместо Сиэтла прилетел в Бойсе.

– Леонард простудился.

Да, его влекло к Клер, физически влекло. Но и все, низких чувств. Он мечтал о красивом теле. Как жаль, что она не относилась к числу тех женщин, которые с удовольствием соглашаются на несколько интимных встреч без взаимных обязательств.

– По телефону мне показалось, что он задыхается, – добавил Себастьян. О том, как испугало его состояние отца, он не хотел сейчас вспоминать. Вон тут же позвонил в авиакомпанию и поменял рейс. И все два часа пути прокручивал в голове разнообразные сценарии. Один страшнее другого. Так что к концу полета в горле прочно застрял комок, а воображение рисовало гробы различных видов. Состояние тем более странное, что, как правило, опытный журналист не склонен к панике.

– Однако, судя по всему, я несколько преувеличил опасность. Когда позвонил из аэропорта Бойсе, отец сказал, что полирует серебро в кухне твоей матушки и злится на вынужденное безделье. Обиделся на вас за то, что заперли его в доме, как ребенка. А еще больше обиделся на меня: слишком часто звоню и проверяю.

Клер улыбнулась испачканными какао соблазнительными губами и прислонилась бедром к кухонной консоли.

– Это замечательно, что ты о нем беспокоишься. Леонард знает, что ты уже здесь?

– Нет. Я еще не заходил в большой дом. Слишком увлекся видом торчащей из куста симпатичной пятой точки. – Себастьян скорее готов был насмехаться над собой, чем признать, что на самом деле чувствовал себя по-дурацки. Наверное, то же самое испытывает страдающая паранойей старуха. – Но отец уже наверняка увидел арендованную машину и придет, как только освободится.

– А что ты делал в Денвере?

– Вчера вечером выступал в Боулдере, в Университете Колорадо.

Клер удивленно подняла брови и осторожно подула на все еще горячее какао.

– И о чем же ты говорил?

– О роли журналистики в военное время.

На нежную, розовую от холода щеку упала темная прядь.

– Здорово! – восхищенно произнесла Клер и сделала еще один глоток.

– Да, это действительно интересная тема.

Себастьян поправил непослушную прядку. На этот раз Клер не испугалась и не отскочила.

– Я осознал свой тайный мотив. – Он нехотя опустил руку.

Она склонила голову набок и поставила кружку на консоль. Уголки достойного порнозвезды рта недовольно опустились.

– Не волнуйся. Тебе грозит всего лишь поездка со мной за рождественским подарком для отца.

– А ты помнишь, что случилось, когда ты попытался пристроить меня к упаковке подарка на день его рождения?

– Конечно, помню. Я тогда битых пятнадцать минут обдирал с удочки все это розовое безобразие.

Теперь губы Клер сложились в удовлетворенную улыбку.

– Надеюсь, урок пошел тебе на пользу?

– В чем суть этого урока?

– Да в том, что не стоит связываться с девчонками.

Теперь пришла очередь Себастьяна улыбнуться.

– Клер, тебе же нравится, когда я с тобой связываюсь.

– Ты что, с ума сошел?

Вместо ответа Себастьян сделал шаг вперед и уничтожил дистанцию между ними.

– Когда я связался с тобой в последний раз, ты целовалась так, словно совсем не хотела останавливаться.

Клер слегка запрокинула голову, чтобы взглянуть в зеленые глаза.

– Это ты меня целовал, а не я тебя.

– Да ты почти весь воздух из меня выпила.

– Странно. У меня остались другие воспоминания.

Себастьян провел ладонями по рукавам толстого пушистого свитера.

– Врешь.

Клер отклонилась назад и посмотрела строго, даже осуждающе:

– Меня с детства учили, что врать нехорошо.

– Детка, уверен, что большинство маминых запретов давно нарушено. – Его ладони вернули Клер в прежнее положение. – Но, несмотря на это, все считают тебя хорошей девочкой. Умной и милой.

Клер положила руки на широкую грудь Себастьяна и вздохнула – вернее, с трудом перевела дух. Ее прикосновение прожгло шерстяную рубашку и согрело ему душу. Впрочем, не только душу, а и кое-что другое, пониже.

– Стараюсь изо всех сил быть хорошей.

Себастьян улыбнулся и запустил пальцы в мягкий шелк ее волос – ему хотелось ощутить тепло каштановой волны, снова вдохнуть манящий аромат.

– А мне больше нравится, когда ты не очень стараешься. – Он заглянул в голубые глаза и увидел в них желание, которое она отчаянно стремилась спрятать. – Нравится, когда ты выпускаешь на волю настоящую Клер.

– Вряд ли…

Он осторожно коснулся губами уголка соблазнительного рта.

– Себастьян, вряд ли это стоит делать.

– А ты забудь обо всем и просто поверь мне. – Вон провел губами по мягким теплым губам. – Увидишь, я сумею тебя переубедить.

Поцелуй казался ему сейчас жизненно необходимым. Всего лишь один. Хотя бы минуту. Или две. Просто чтобы убедиться, что в прошлый раз он не ошибся. Чтобы удостовериться, что, подчиняясь законам собственной разгоряченной фантазии, он не преувеличил значения той сцены в темной аллее сада.

Себастьян начал медленно, дразня и увлекая. Кончиком языка он провел по сжатым пухлым губам. Бережно прикоснулся к одному уголку, потом к другому. Клер стояла неподвижно. Абсолютно неподвижно, если не считать едва заметного поглаживания по его груди – пальцы на рубашке вели себя своевольно.

– Ну же, Клер! Ведь ты и сама отлично знаешь, чего хочешь, – шепнул Себастьян возле ее рта.

Губы ее раскрылись, и она глубоко вдохнула. Впустила в себя его дыхание. Себастьян мгновенно коснулся языком ее горячего влажного языка. Он ощутил терпкий и сладкий вкус шоколада, а еще вкус того самого желания, в котором она не хотела признаваться даже самой себе. И в этот момент Клер слегка повернула голову – и растаяла на его груди. Руки взлетели к плечам, а потом и к шее. Себастьян воспользовался ее порывом и проявил настойчивость. В ответ раздался едва слышный стон, от которого тело его вспыхнуло жаром. Поцелуй начал набирать обороты и уже обещал острое наслаждение. Но вдруг послышался стук – медленно открылась и так же медленно закрылась входная дверь. Клер мгновенно отскочила, едва не выпрыгнув из собственной обольстительной шкурки, и быстро шагнула в сторону, к окну. Голубые глаза горели, дыхание вырывалось неровными толчками.

Себастьян услышал шаги отца, а уже в следующую секунду Леонард вошел в кухню.

– О! – удивленно произнес он и замер у двери. – Привет, сын! С приездом!

Вон-младший с благодарностью подумал о своей шерстяной рубашке навыпуск. Наверное, спасительный фасон изобрели как раз для подобных экстренных случаев.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он отца и потянулся к кружке.