И. о. поместного чародея - Заболотская Мария. Страница 59

— Могли бы и не уточнять, — пробурчала я, так как из своего опыта общения с лошадьми усвоила накрепко, что все они брыкаются. А большая часть еще и кусается.

Гонорий фыркал, упирался и явно желал мне зла. Я попыталась скормить ему пару яблок, но он всем своим видом показал, что лучше съест старый сапог, пропитанный крысиным ядом. Если я делала шаг вперед, то упрямый Гонорий делал два шага назад, поэтому передвигались мы в основном пятясь. Виро между тем улегся на травке под яблоней, достал из сумки очередной обед и не обращал на мои страдания ровно никакого внимания, явно посчитав, что конь в результате всех этих передвижений не пострадает, а об остальном заботиться не стоит.

Как всегда, то, что представлялось простым и легким делом в книжках и на словах, грозило полным провалом в жизни.

— Констан, милейший, — пропыхтела я, изо всех сил повиснув на поводьях. — Сходи-ка поищи боярышник и наруби кольев. И подлиннее.

— Это чтоб в волкодлака ими тыкать?

— Ну а куда же! — гаркнула я, а потом, понизив голос, сообщила Гонорию, которого уже успела возненавидеть: — Но если ты не поможешь нам его найти, то станешь первой в истории лошадью, которую посадили на кол!

Уж не знаю, насколько лошади разумны, но после этого Гонорий нехотя сделал пару шагов вперед, а я от неожиданности шлепнулась на весьма колючий куст.

Дело сдвинулось с места: конь с большой неохотой шел за мной, для порядка упираясь через каждые два-три шага. Неподалеку были слышны глухие удары и треск ветвей — Констан сокрушал приглянувшееся ему в качестве боярышника дерево горе-лопатой. Виро дремал, подложив под голову плащ.

Вскоре обнаружился еще один изъян народного способа борьбы с волкодлаками. Уж не знаю, каких лошадей использовали герои песен и сказаний — быть может, то были специальные снулые и покладистые животные, наподобие тех, что смиренно вращают мельничные жернова. Эти славные непарнокопытные тихо и мирно брели за владельцами, не обращая внимания, куда их тащат, — в овраг или же по отвесной скале. И лишь почуяв волкодлачий дух, они останавливались как вкопанные и знаками поясняли, в какой именно могилке затаилось чудовище. А потом еще и копать помогали.

То ли дело Гонорий — существо избалованное, испорченное и ничего не соображающее в охоте на нежить. Он пятился и от могилок, и от кустов, и от ежей, потревоженных нами в кустах. Если бы я принимала всерьез все его взбрыкивания и замирания, то следовало бы признать, что львиная доля воротищенцев стала волкодлаками после своей кончины, а ежи-оборотни — бич дальних и ближних окрестностей.

— Вот, госпожа Каррен, нарубил я колышков! — ликуя, оповестил меня Констан, вынырнув из кустов, и Гонорий немедленно попятился от него, явно намекая, что именно в Констана следует ткнуть колом в первую очередь. Тут я с ним была солидарна в некоторой степени, поэтому даже не обозвала «тупой скотиной», как делала это последние полчаса, извлекая из себя особо крупные колючки.

Я осмотрела колья, годные на то, чтоб подвязывать к ним на огороде огурцы. Две штуки были осиновыми, один — ореховый, а последний — откровенно березовый.

— Отличный боярышник уродился в этих краях, — радушно сказала я. — Ну что ж, продолжим поиски…

Надо сказать, что к тому моменту я уже смирилась, что все мои намерения пошли прахом, тем более что находить и откапывать волкодлака я не собиралась. Поэтому в моей голове оформилась мысль, что стоит еще немного побродить по кустам, затем сказать своим спутникам, что мы ошиблись кладбищем, и вернуться домой. Ясное дело, что это был никудышный план, но он включал в себя ужин и сон в чистой постели. На данный момент это компенсировало все его недостатки.

В душе моей воцарился относительный покой. Гонорий исправно пятился и дергал головой, пихая меня из одних кустов в другие; Констан волочил охапку кольев, кося глазом на коня и явно пытаясь обнаружить в его поведении хоть что-то необычное. «Вот до того дерева дойдем, и все», — подумала я, привычно выбираясь из колючих зарослей.

— Ишь негодяи-то какие! — вдруг раздался дребезжащий старческий голос. — Что удумали, ироды! Кобылу свою жирную на кладбище выпасывать! На людских костях!

На тропинке стояла бабка весьма грозного вида с пучком полевых цветов в руке.

— Последние времена пришли, не иначе! — вещала она. — Хвала богам всемилостивым, не дожил мой покойный муж, чтоб увидеть эдакое непотребство. Покойники ить в гробах переворачиваются, чуют, что над их головами скот четвероногий копыта свои в землицу освященную впечатываить по людскому попущению! Но ничего, будет вам наука, как подохнет ваша кобыла в страшных мучениях. От кладбищенской-то травы да яблочек смерть лютая, падучая, судорогами и кровавым потом известная!

Я бросила взгляд в сторону Виро, рядом с которым возвышалась горка яблочных огрызков, потом перевела взгляд на Гонория, как-то подозрительно ехидно прядающего ушами. Мне вспомнилось, как берейтор в Академии говаривал с уверенным видом: «Конь — он поумнее человека будет».

— Да мы ить не пасем коня! — вступил в беседу Констан. — Мы тут по другому делу…

— Проезжали мимо, остановились передохнуть, а конь отвязался и сбежал. Вот мы его и ловим, — торопливо закончила я.

— Не похоже что-то. — Бабка подозрительно прищурилась. — Я за вами давно наблюдаю. Не сбегала ваша скотина копытная. Вы ее туды-сюды водите, чтоб нанести урона поболее.

— Взмылился он просто, — перешла я в наступление, поняв, что бабку так просто не проймешь. — Вот и водим, чтоб поостыл и не захворал.

— Взмылился, говоришь? — Прищур бабки стал просто физически невыносим. — Ить вы на нем втроем галопом скакали?

— Да, — твердо сказала я. — Сейчас он передохнет немного, и дальше поскачем.

Тут Гонорий сделал попытку встать на дыбы и истерически заржал. Все же, несмотря на всю свою разумность, шуток кони иногда не понимают.

Старушенция смерила нас испытующим взглядом с ног до головы, отчего даже у Гонория осанка стала лучше, и процедила:

— Ладно, езжайте, коли так.

И поковыляла обратно, заставив меня испустить вздох облегчения. Что-то мне подсказывало: местные жители не обрадовались бы, если б узнали, что кто-то роется на их кладбище. Еще неизвестно, что тут судачат по поводу моего прошлого визита. Хорошо, что я без мантии, — может, и не признают. И просто замечательно, что бабка решила убраться восвояси. Самым разумным будет как можно скорее последовать ее приме…

— Госпожа Каррен, — скороговоркой протарахтел мне на ухо Констан. — А правду говорят, что волкодлаки, когда людьми были, при жизни отличались крайней везучестью и отвратной харей?

— Ну да, — не особо задумываясь, подтвердила я сей известный факт на свою же голову. А ведь могла и сообразить, зачем ему знать, правда ли…

— Бабушка! Бабушка! — заорал мой ученик, заставив меня в очередной раз похолодеть от ужаса. — Подождите минуточку!

Мне оставалось только беспомощно наблюдать, как Констан бодрыми прыжками мчится за бабкой, а потом с жаром говорит ей что-то. Бабка степенно кивала головой, его слушая, а потом что-то сказала и пальцем ткнула куда-то в сторону яблони, под которой дремал Виро.

Сияющий Констан такими же заячьими прыжками вернулся ко мне и дрожащим от счастья голосом произнес:

— Я все разузнал, госпожа Каррен. Это господин Мартиций Поук, вон там его могилка. Госпожа Уфелия сказала, что такой отвратной рожи и такого везения отродясь не видывали. У него даже изба ни разу не горела! Хозяйственный был и скупой, как ростовщик. Помер год назад и вон там похоронен. А еще все в округе знают, что господин Поук имел склонность к колдовству, да и про то, что оборотничеством сей господин баловался, каждый воротищенец слышал сызмала… Я-то ей ничего не сказал про то, что мы его откапывать собираемся, так что консти… конспирация соблюдена.

И он поволок опешившего вконец Гонория к могиле Поука. Уж не знаю, было ли дело в правдивости народных песен или же нервы коня окончательно сдали, но перед могилой господина Мартиция конь встал на дыбы, вырвал поводья из руки Констана и торопливо поскакал к дрыхнущему хозяину.