Все лики любви - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 38

– У меня мама и бабушка, которые постоянно меня ждут.

– Это все решаемо, Вер. Главное, хочешь ли ты получить диплом врача, – настаивал он.

– Для меня это главное. А для тебя что-то иное, и я так и не поняла, для чего тебе сложности.

– Я уже сказал, мне надо, чтобы ты была со мной. Рядом.

– По-моему, ты и сам не понимаешь, чего конкретно хочешь, – усмехнулась Вера, подошла, положила ладони ему на грудь, приподнялась на цыпочки, нежно поцеловала его в губы и прошептала: – Значит, мне надо за двоих понять, чего мы оба хотим. Поэтому я еще подумаю.

– Ответь сейчас! – обняв ее, приказал Бармин.

– Нет. Я хочу все тщательно обдумать.

И поцеловала его прощальным, страстным, горячим поцелуем, после которого ему пришлось заставить себя уйти, а так хотелось…

Всю дорогу он размышлял об этой так и не разгаданной до конца удивительной женщине.

Каждый раз, когда они встречаются, она каким-то непонятным образом заставляет Егора вспоминать о своем зачастую далеко не джентльменском, потребительском поведении по отношению к противоположному полу. О том, что он как-то незаметно позволил себе забыть – об истинном уважении к ним, о необходимости проявлять внимание и о том, что кроме простых физиологических потребностей и радостей тела есть еще чувства и еще кое-что иное.

Как она спросила: «В качестве личного врача?» и сама ответила: «Любовницы, я понимаю». Она понимает, а он вот нет.

Бармина вдруг осенило, что он протягивает женщине самую желанную в ее жизни «конфету», уговаривая взять, только взамен предлагает отдать себя ему, и что-то невразумительное объясняет про то, в каком качестве. Шантаж чистой воды и очень похоже на банальный «развод», именно так попадают в рабство недальновидные люди, подписываясь под чем-то туманным.

А он и хотел ее в рабство, как на духу признался себе Бармин.

Именно! Чтобы была рядом, везде и всегда. И смотрела своими восторженными синими глазами на него, и слушала. Господи, как она умеет слушать! Как она спрашивала и завороженно слушала рассказ о его преобразовании из простого мальчишки в лесного человека, смотрела почти восторженно, как на героя всех легенд и былин! Нет, он обязательно придумает, что еще можно сделать, чтобы ее заполучить.

Он вспомнил оказавшийся непростым для него разговор с отцом.

Когда Егор вернулся тем вечером, после аварии и Веры домой, они с отцом, как и договаривались, устроили ужин, приготовив его вдвоем, в четыре мужские умелые руки. Хоть и простой, но весьма качественный и вкусный. И с удовольствием сидели за столом, беседовали, обменивались новостями, мыслями, и отец несколько раз за вечер заметил:

– Ты сегодня в странном настроении, сын.

Егор на протяжении всего вечера словно выпадал на какие-то мгновения из реальности, захлестываемый воспоминаниями о Вере, возвращаясь мысленно к ней, и улыбался непроизвольно, чувствуя разливающееся в груди тепло.

– Я так понимаю, это из-за женщины? – спросил отец, многозначительно улыбнувшись.

– Правильно понимаешь, – подтвердил Егор.

И рассказал ему об аварии в метро, почему и как оказался рядом, и о Верочке. Без особых деталей, не стал упоминать об их майском знакомстве и о второй встрече, сказал просто, что знакомая медсестра.

– Она зацепила тебя всерьез, – заметил отец и добавил: – Давно я тебя таким не видел, даже не упомню когда.

– Каким? – искренне заинтересовался Егор.

– Так, по-настоящему, по-мужски довольным, радостным, задумчивым, – усмехнулся Денис Петрович. – Ты весь вечер улыбаешься каким-то мыслям.

На следующий день Вера заканчивала работу в десять вечера, Егор приехал с деловой встречи где-то в полвосьмого, принял душ, посмотрел, что еще полчаса у него есть, прежде чем выезжать, и решил просмотреть кое-какие бумаги. Но его отвлек отец, позвав из гостиной, где смотрел телевизор.

– Да? – спросил Егор, войдя в комнату.

– По-моему, твою Верочку показывают, – указал на экран плазмы отец.

И он увидел ее – в медицинском костюме и шапочке, очень серьезная Вера Брацкая давала интервью и говорила о том, какие замечательные люди находились в их вагоне. А Бармин отметил, как ее любит камера – даже в этом наряде с минимумом косметики на лице она выглядела замечательно, загадочно и притягательно.

– Да, это она, – продолжая смотреть, признал очевидный факт Егор.

– Мне нравится, – вынес вердикт отец, – очень интересная девочка.

– Мне тоже, – усмехнулся Егор.

Интервью закончилось, и камера переключилась на ведущего в студии.

– За последние несколько лет это первая женщина, которая тебя так заинтересовала, насколько мне известно, – заметил Денис Петрович, внимательно присматриваясь к сыну.

– Да, есть такое дело, – не стал отрицать Егор.

– И что ты намерен делать?

– Собираюсь уговорить ее переехать ко мне.

– В качестве кого? – весьма заинтересовался Бармин-старший.

– Близкой подруги, – слегка напрягся Егор.

– То есть все в Москве бросить и поехать к тебе любовницей? – усмехнулся отец.

– Я предложил ей хорошую сделку, – уверил Бармин-младший и вкратце рассказал историю Верочки и о сделанном ей предложении.

– Мне кажется, Егор, что твой чрезмерный успех у женщин облегченной морали заставил тебя забыть, что в мире есть и другие женщины, которые не продаются, сильные и яркие личности, – с грустинкой в голосе сказал Денис Петрович.

– Я не предлагаю ей продаваться, – твердо заявил Егор.

– Разве? – саркастически спросил отец и разъяснил сыну: – Может, тебе так и кажется, но на самом деле ты предложил ей выбирать из двух вариантов: плохого и худшего. Если она согласится, то очень скоро перестанет уважать и тебя и себя, а если откажется, то всю жизнь будет сожалеть, что упустила шанс стать тем, кем мечтала.

– Я не собираюсь ее обижать, – упорствовал Егор. – Я помогаю ей. А я хочу, чтобы она просто была рядом.

– В таких случаях предлагают не сделку, а руку и сердце.

В таком случае предлагают руку и сердце, а не шантажируют, правдами и неправдами добиваясь своего. Отец, конечно, прав. Это-то Егор понимал, только с вопросом семьи и брака у Бармина-младшего имелись свои весьма странные отношения.

Так получилось, что в его представлении имелось два момента, определившие его отношение к семье, к браку и к своей женщине.

Первый, традиционный само собой, – родители.

Дело в том, что Егор мало жил с родителями: всего семь лет, и то три года из них каждое лето он проводил в тайге, а после института, когда вернулся в их город и работал на комбинате, жил отдельно в собственной квартире, взрослый все-таки мальчик.

В силу этого обстоятельства у него в воображении сложилась некая картинка идеальных отношений между родителями. Когда они жили вместе, Егор ни разу не слышал, чтобы они ругались или спорили о чем-то, он даже не помнит, чтобы они хоть раз повысили голос. Зато видел, как родители постоянно дотрагиваются друг до друга, улыбаются загадочными улыбками, понятными только им двоим. Он чувствовал в них потребность, тягу друг к другу и ощущал, что у них есть особый мир, принадлежащий только им двоим. Он просто осязал их любовь.

Наверняка они и ссорились, и спорили, и в чем-то не соглашались друг с другом, но никогда не делали этого при Егоре. Самые трудные первые годы становления семьи и притирки характеров и устоев двух людей его с ними не было. А когда Егор переехал, родители, видимо, договорились при нем никогда не выяснять отношений. Наверняка именно так и было, потому что через несколько лет, когда Егор уже управлял комбинатом, он соприкоснулся с их полноценной жизнью и присутствовал и при спорах, когда кто-то что-то свое доказывал. И как мама дуется на отца видел, и их веселые примирения. Но было поздно. Детский и подростковый разум закрепил в сознании идиллическую картину отношений мужа и жены, и отказываться от нее не собирался.