Запретное (ЛП) - Сузума Табита. Страница 47

Я не понимаю, я не понимаю. Конечно, такое уже случалось и раньше. Конечно, другие братья и сестры влюблялись. Конечно, им разрешалось выражать свою любовь как физически, так и эмоционально без изгнания и даже заключения в тюрьму. Но инцест незаконен. Любя друг друга физически и эмоционально, мы совершаем преступление. И я в ужасе. Одно дело прятаться от мира, а другое — от закона. Поэтому я продолжаю твердить себе: “До тех пор, пока мы не дойдем до конца, все будет в порядке. До тех пор, пока между нами не произойдет настоящий секс, формально между нами нет инцестных отношений. До тех пор, пока мы не переступим последнюю черту, наша семья будет в безопасности, детей не заберут, а нас с Майей не разлучат. Нам лишь надо быть терпеливыми, наслаждаться тем, что есть, пока однажды, когда дети вырастут, мы не сможем уехать, выдумать новые личности и свободно любить друг друга.

Мне приходится заставлять себя не думать об этом, или я не смогу ничего делать: школьную работу; готовиться к экзаменам; готовить ужин; совершать еженедельный поход в магазин; забирать со школы Тиффина и Уиллу; помогать им с домашней работой; убеждаться, что у них есть чистая одежда на следующий день; играть с ними, когда им скучно, следить за Китом: проверять, что он сделал свою домашнюю работу и не потратил деньги, которые ему дали на прошлой неделе; уговаривать, чтобы он поужинал с нами, а не со своими товарищами сбежал в Макдональдс; убеждаться, что он не пропускает школу и приходит домой вечером. Ну и, конечно, спорить с мамой из-за денег, постоянно денег, которые все меньше и меньше доходят до нас и все больше и больше тратятся на алкоголь и новые наряды, чтобы впечатлить Дейва. В то время, как вещи Тиффина и Уиллы становятся им малы, школьная форма Уиллы — потрепаннее, Кит горько жалуется о новых гаджетах, которые есть у его друзей, а счета продолжают прибывать…

Всякий раз, находясь порознь с Майей, я чувствую себя незавершенным… более чем незавершенным. Я чувствую себя никем, будто меня вообще не существует. У меня нет личности. Я не говорю, даже не смотрю на людей. Находиться с остальными еще невыносимее, чем когда-либо — я боюсь, что, если они, как следует, присмотрятся ко мне, то могут разгадать мою тайну. Боюсь, что даже если мне удастся говорить или взаимодействовать с людьми, то я могу что-то выдать. Во время перемен я со своего поста на лестнице наблюдаю за Майей поверх своей книги, желая, чтобы она подошла и села со мной, поговорила, заставила почувствовать себя живым, настоящим и любимым, но даже просто поговорить слишком рискованно. Поэтому она сидит на стене в дальнем конце детской площадки, болтая с Фрэнси, боясь взглянуть на меня, как и я, из-за опасности нашей ситуации.

По вечерам я разыскиваю ее, как только Тиффин с Уиллой оказываются в постели, еще слишком рано для безопасности. Она отворачивается от своего стола, ее волосы скользят по страницам учебника, и многозначительно показывает на дверь позади меня, чтобы дать мне понять, что малыши еще не спят. Но когда это происходит, по дому начинает бродить Кит в поисках еды или смотреть телевизор. И к тому времени, когда он, наконец, идет спать, Майя засыпает у себя.

Короткие каникулы приносят небольшую передышку. Всю неделю льет дождь, и, находясь взаперти без денег на прогулки или даже кино, Тиффин с Уиллоу постоянно пререкаются, а Кит целыми днями спит и потом исчезает со своими друзьями до самого утра. Однажды поздно вечером тревожный и разгоряченный непрекращающимся беспокойством я надеваю кроссовки и покидаю спящий дом, а потом бегу до парка Эшмор, перебираюсь через ограду под светом звезд и бегу дальше по залитой лунным светом траве. Спотыкаясь в темном лесу, я, наконец, нахожу Майин оазис покоя, но он мне его не приносит. Я падаю на колени перед стволом огромного дуба и, сжав кулак, вожу по шершавой, зазубренной, суровой коре костяшками пальцев вверх-вниз, пока они не содраны и не начинают кровоточить.

— Лочи нужен пластырь, — на следующий день Уилла сообщает Майе, первой медицинской помощи в нашей семье, когда та вымотанная заходит в дверь. — Большой.

Майя роняет на пол сумку и пиджак и устало улыбается.

— Трудный день? — спрашиваю я.

— Три контрольные. — Она закатывает глаза. — И физкультура под градом.

— Я помогаю Лочи готовить ужин, — гордо возвещает Уилла, стоя на коленях на кухонном табурете и раскладывая замороженные дольки картофеля в узоры на противне. — Хочешь помочь, Майя?

— Думаю, мы прекрасно справляемся и вдвоем, — быстро замечаю я, когда Мая плюхается на стул, ее галстук перекошен, и убирает с лица выбившиеся пряди волос, посылая мне осторожный поцелуй.

— Майя, смотри! Я выложила свое имя большими дольками! — вскрикивает Уилла, замечая, что мы обмениваемся взглядами, и, стремясь тоже поучаствовать.

— Умница. — Майя поднимается и усаживает Уиллу к себе на колени прежде, чем ус троиться с ней и, наклонившись над подносом, попытаться выложить свое собственное имя. Минуту я наблюдаю за ними. Длинные руки Майи обхватывают более короткие ручки Уиллы. Она тараторит о сегодняшнем дне, пока Майя внимательно слушает, задавая нужны вопросы. Их головы наклонены, длинные прямые волосы переплетаются: темно-рыжие Майи и золотистые Уиллы. У них обеих тонкая бледная кожа, такие же чистые голубые глаза, одинаковая улыбка. У нее на коленях сидит Уилла, счастливая и веселая, полная жизни и смеха. Мая же наоборот выглядит более утонченной, более хрупкой и легкой. В ее глазах грусть и усталость, которая в действительности никогда не покидает ее. Детство для Майи закончилось много лет назад. Когда она сидит с Уиллой на коленях, я думаю: “Сестра и сестра. Мать и дитя”.

— Ты можешь сделать “М” вот так, — важно заявляет Уилла.

— У тебя хорошо получается, Уилла, — говорит ей Майя. — А теперь что ты там говорила о том, что Лочену нужен пластырь?

Я понимаю, что резал один и тот же пучок зеленого лука с тех пор, как вошла Майя. Доска передо мной полна зеленых и белых конфетти.

— Лочи поранил руку, — замечает Уилла, будто это само собой разумеющийся факт, глаза ее при этом все еще сосредоточены на дольках.

— Ножом? — Майя резко оглядывается на меня, ее глаза выражают тревогу.

— Нет, это всего лишь царапина, — уверяю я, пренебрежительно встряхивая головой и снисходительно улыбаясь Уилле.

Уилла оборачивается, чтобы посмотреть на Майю.

— Он врет, — заговорщически театральным шепотом говорит она.

— Можно посмотреть? — спрашивает Майя.

Я показываю ей тыльную сторону ладони.

Она вздрагивает и тут же делает движение, чтобы встать, но из-за сидящей у нее на коленях Уиллы она вынуждена снова сесть. Она протягивает руку.

— Подойди ко мне.

— Я не хочу на это смотреть! — Уилла опускает голову на противень. — Там все в крови и липкое. Фу, гадость, мерзость!

Я позволяю Майе взять меня за руку, полный удовольствия от одного лишь ее прикосновения.

— Ничего страшного.

Она проводит пальцами по внутренней стороне моей руки.

— Господи, что случилось? Это же не драка…?

— Конечно, нет. Я просто споткнулся и оцарапал ее о стену на площадке.

Недоверчивым взглядом она смотрит на меня.

— Нам нужно тщательно ее промыть, — настаивает она.

— Я уже промыл.

Игнорируя мое последнее замечание, она аккуратно снимает Уиллу с колен.

— Я поднимусь наверх, чтобы перевязать Лочену руку, — говорит она. — Вернусь через минуту.

В небольшой ванной я роюсь в аптечке в поисках антисептика.

— Я ценю твою заботу, но тебе не кажется, что вы, девчонки, — немного параноики?

Не обращая на меня внимания, Майя присаживается на край ванны и тянется ко мне.

— Это потому, что мы тебя так сильно любим. Подойди сюда.

Я подчиняюсь и, наклонившись, на мгновение закрываю глаза, наслаждаясь прикосновением, вкусом ее мягких губ. Она нежно тянет меня ближе к себе, и я отворачиваюсь, размахивая в воздухе бутылочкой с антисептиком.

— Я думал, ты хочешь поиграть в медсестру!