Риск - Вулф Джоан. Страница 67

Мы возвращались в Лондон погожим майским утром. Теплый южный ветерок дул нам в лицо, а из лесу доносилось кукование кукушки. На клумбах Уинтердейл-Парка распустились цветы — лилии, розы, бледно-розовые тюльпаны. Вдоль дороги зацвели кусты боярышника, а на пастбищах, где паслись отары овец, уже резвились и блеяли маленькие ягнята.

Я сидела рядом с Филипом в фаэтоне и с наслаждением вдыхала свежий весенний воздух.

— Как не хочется возвращаться в город в такой чудесный день, — с сожалением заметила я, обращаясь к Филипу. — Здесь так красиво.

— Ничего не поделаешь, — возразил он. — Мне надо увидеться с моим поверенным.

Конечно, я это знала. По-моему, и сам Филип сожалел, что не может подольше задержаться в Суррее. В Лондоне наше чувственное уединение будет нарушено. Там мы снова окунемся в светскую жизнь.

Мне, честно говоря, не хотелось перемен. Пока мы были в Уинтердейл-Парке, все внимание Филипа принадлежало только мне. А после возвращения в Лондон другая сторона его жизни — клубы, фехтовальные и боксерские залы, деловые поверенные — немедленно заявит о себе. Конечно, странно было бы ожидать, что счастье медового месяца будет длиться вечно. Но мне так этого хотелось. По крайней мере я молилась, чтобы оно длилось как можно дольше.

Однако лошади мчались вперед, с каждом ударом копыт приближая нас к Лондону, к Мэнсфилд-Хаусу, к леди Уинтердейл.

— Как это неудобно, что в доме теперь будут две леди Уинтердейл, — пробормотала я.

Филип подхлестнул левую коренную, чтобы та прибавила ходу.

— Это продлится всего несколько недель. А потом сезон закончится, и тетя Агата с Кэтрин переберутся к себе в Бат.

Я просияла.

— А мы сможем вернуться в Уинтердейл? Он, прищурившись, посмотрел на меня.

— Да. Тогда мы сможем вернуться в Уинтердейл.

Мои губы сами собой сложились в улыбку, которая ни разу не появлялась у меня на лице до этих недель, проведенных с Филипом.

— Прекрасно, — тихо сказала я.

В его прищуренных глазах я уловила страстный блеск, но мне это было приятно. Я улыбнулась еще шире.

Он снова перевел взгляд на лошадей и сурово заметил:

— А ты, оказывается, распутная девчонка.

— Да, — согласилась я, удивленная и одновременно польщенная. — Думаю, что да.

Когда я вошла в парадную дверь Мэнсфилд-Хауса, Кэтрин уже ждала меня в мраморном холле.

— Джорджи! — воскликнула она и бросилась ко мне.

Мы обнялись. Когда же я чуть отстранилась от нее, то с удивлением заметила кое-какие перемены в ее облике.

— Ты подстригла волосы.

— Да, — гордо сказала она и бросила дерзкий взгляд в сторону леди Уинтердейл, которая как раз выходила из гостиной в холл. — Ну как, нравится?

— По-моему, тебе очень идет такая прическа, — искренне промолвила я. — Теперь у тебя открыто лицо. Ты выглядишь очень… эффектно.

Ее щеки, которые так выгодно выделяла короткая стрижка, слегка порозовели.

— Ты правда так считаешь?

— Ну конечно.

Входная дверь оставалась открытой, чтобы удобнее было вносить багаж. Беседуя с Кэтрин, я слышала, как позади меня прошли лакеи с нашими чемоданами, потом Бетти, потом слуга Филипа. Я не слышала, как вошел Филип, — он всегда ступал почти беззвучно, как кошка, но тем не менее точно уловила момент, когда он появился в холле.

Я с улыбкой обернулась к нему:

— Обрати внимание на новую прическу Кэтрин, Филип. Не правда ли, она очаровательно выглядит?

— Она выглядит прелестно, — учтиво промолвил он.

Кэтрин залилась краской.

Леди Уинтердейл приблизилась к нам величественным шагом.

— Джорджиана. Филип. Полагаю, вы хорошо провели время в Уинтердейл-Парке?

Она произнесла это с довольно кислым выражением лица, и я впервые заметила, что она избегает моего взгляда.

Должно быть, она знала о финансовых затруднениях своего мужа и теперь боится, что мне это тоже стало известно.

К своему немалому удивлению, я поняла, что леди Уинтердейл смущена.

— Эти две недели были просто чудесны, — сказала я. — В сельской местности так красиво в это время года. А дом просто великолепен, леди Уинтердейл. Не могла отделаться от ощущения, что живу в венецианском палаццо.

Она бросила на меня острый взгляд.

— Да, я и сама очень его любила, — осторожно заметила она. — Так любила, что почти ничего не меняла в нем с той поры, как вышла замуж.

Я одарила ее лучезарной улыбкой и кивнула, делая вид, что полностью с ней согласна.

— Как поживает Анна? — спросила Кэтрин — Уже освоилась на новом месте?

— Да, она чувствует себя прекрасно. Спасибо, что предложила поместить ее в свои бывшие апартаменты. Для них с Нэнни это как раз то, что надо.

Кэтрин очень обрадовалась, услышав об этом.

Леди Уинтердейл холодно промолвила:

— Обед подадут через час. Если вы с Филипом желаете переодеться, то вам пора идти.

— Идем, Джорджи, — сказал Филип, беря меня за руку и поворачивая к лестнице. — Тетя Агата права. По дороге сюда ты почти ничего не ела и, наверное, уже проголодалась.

Я поднялась вместе с ним наверх. Когда мы проходили мимо комнаты, которую я занимала во время своего предыдущего визита в Мэнсфилд-Хаус, меня охватило странное чувство. Думаю, именно в этот момент я впервые осознала, что со мной произошло. Впервые я поняла, что я больше не Джорджиана Ньюбери — теперь я графиня Уинтердейл.

Дни, проведенные в Уинтердейл-Парке, казались мне почти сказкой, но этот дом в Лондоне был реальностью. Сегодня я лягу спать в графских апартаментах, а не в своей прежней спальне. Я, а не леди Уинтердейл буду сидеть напротив Филипа за обеденным столом. Я буду обсуждать с поваром меню и беседовать с экономкой по поводу слуг. Теперь я графиня.

Конечно, кроме меня, тут есть еще одна графиня Уинтердейл, и я была уверена, что отношения между нами, которые и раньше-то оставляли желать лучшего, станут еще более натянутыми.

Графские апартаменты находились в конце коридора, и огромные окна спальни и гардеробных выходили во внутренний дворик с садом. Я стояла рядом с Филипом в спальне и осматривалась вокруг. В комнате располагалась изящная кровать с бледно-голубым пологом, уютные кресла с голубой обивкой и письменный стол. Очаровательные пейзажи висели на стенах, а над камином висел портрет дамы в костюме восемнадцатого века, в напудренном парике и с мушкой на щеке.