Прикрой, атакую! В атаке — «Меч» - Якименко Антон Дмитриевич. Страница 45

Но полковник не дал мне бумагу, не сказал мне: «Пиши». Стукнув кулаком по столу, крикнул:

— Молчать!

— А что мне молчать? — взъерепенился я. — Терять нечего.

Выручил нас подполковник…

— Ваши документы, — сказал он и протянул руку. Листок бумаги изображал тогда удостоверение личности. Раскрываю бумажник, даю. Читает. Вижу, озадачен, сдвинулись брови, что-то пытается вспомнить.

— Постой… Постой…

Достает из стола газету, смотрит.

— Так вы же Герой, Якименко! Поздравляю.

Подполковник, как говорится, нашелся сразу, а полковнику было трудно, надо делать слишком крутой поворот: независимо от воинского звания Героя надлежало приветствовать. Смущен до крайности. Но я не обидчив, помог разрядить обстановку, и дело пошло на лад. Подполковник куда-то ушел. Вернувшись через десять-пятнадцать минут, сказал:

— Знаете, просмотрел все документы… На вас представления не было.

Помолчали. Решение принял полковник.

— Сделаем так. Съездите в Кремль, закажите пропуск для получения Героя и возвращайтесь сюда. Разберемся.

Но разобраться было не так-то просто. Подумав, полковник опять принимает решение, перейдя при этом на дружеский тон:

— Ладно. Получишь Героя, приедешь сюда, сообразим что-нибудь вместе. А сейчас надевай «старшину».

— Нет, — говорю. — Пойду в Кремль без знаков различия.

Задумались. Конфуз получается. А виноваты они. Уверен: под сукном держали мои документы, а теперь не знают, как выйти из положения.

— Подожди!.. — оживился вдруг подполковник. — Я не там искал!

Возвратившись через какое-то время, приносит приказ. От порога кричит:

— Лейтенант! Поздравляю!..

Гляжу на приказ, а самого сомнения берут. «Допечатали, — думаю, — пользуясь тем, что в приказе осталась свободная строчка, и тем, что „Я“ — последняя буква в алфавите». Думаю так, вслух говорю другое: благодарю их и прошу выписать мне новое удостоверение, чтобы все, как говорится, привести в соответствие.

— Хорошо, сделаем, — говорит подполковник, — кто ты по должности, где служишь?

Отвечаю. Подполковник доволен… «Отлично, — говорит, — штурман эскадрильи — лейтенантская должность, можешь даже расти до капитана».

Опять обижают. Знаю, как выросли те, кто отличился в боях. Лейтенанты стали майорами, командирами эскадрилий; капитаны — полковниками, командуют полками, бригадами. Может, я бы и не согласился на высокую должность, но предложить, хотя бы ради приличия, можно.

Подумал я и прошу только одного: поменять место службы, перевести меня в среднюю полосу.

— Хорошо, — согласился полковник, — из Кремля вернешься, зайдешь. А мы за это время подумаем.

Подумали и предложили ехать в Баку. Я согласился. Получив предписание, выхожу в коридор и — нос к носу с полковником Кравченко, бывшим моим командиром в Монголии.

— О! Сколько лет, сколько зим! — воскликнул Григорий Пантелеевич. Обнял, тиснул меня. — Рад видеть. Что за бумага?

Таким же он был и там, на земле и в небе Монголии: боевым, энергичным, прямым. Не спрашивая, берет у меня из рук предписание, читает… Возмущается:

— Они что, с ума посходили?…

Хватает меня за руку, не переставая отпускать нелестные реплики в адрес кадровиков, тянет в кабинет Смушкевича.

— Вот, товарищ комкор, назначили!..

Во время монгольских событий мы с комкором встречались не раз, он меня знал и как бойца, и как воздушного разведчика, а когда меня ранили, с командиром полка навестил в полевом лазарете. Узнав, что ранение довольно серьезное, приказал отправить меня в Читу, в госпиталь. Безусловно, звание Героя Советского Союза я получил не без его участия.

— Садись, дорогой, рассказывай, — тепло говорит комкор.

Внимательно выслушав, как я лечился, как отдыхал в санатории, куда назначен, берет у меня пред писание к новому месту службы и пишет на нем: «Назначить командиром полка в радиусе не далее 250 км от Москвы». Я читаю это через плечо комкора и, не дав ему скрепить свою резолюцию подписью, говорю:

— Велика для меня эта должность, товарищ комкор. Не потому что не справлюсь, а просто неудобно прыгать через столько голов. Лейтенант, и вдруг командир полка, а вчера еще был старшиной…

Подняв от стола курчавую черную голову, Смушкевич глядит мне прямо в глаза, изучающе, долго. Наконец говорит:

— Молодец. Я так о тебе и подумал. Рад, что не ошибся.

Переделав точку после слова «Москвы» в запятую, добавил: «в крайнем случае, не ниже зам. командира полка». И расписался.

— Все, иди. Желаю успеха.

…Об этом я и поведал тогда Горюнову, правда, не так подробно, в общих чертах. Генерал улыбнулся, спросил: «А как же кадровики? Как они вышли из положения?» «Вышли, — говорю, — хотели в отпуск послать, но я отказался, так они меня послали в Забайкалье, за моими вещами. Пока ездил, нашли и должность, и место: во Ржеве…»

— Товарищи! — объявляет дежурный. — Прошу заходить в помещение. Командующий ждет.

Заходим. Садимся. Генерал Горюнов ставит нам боевую задачу:

— Немецко-фашистские войска отходят. Отступая, они готовят оборону на Днепре. Надо воспрепятствовать им уйти на правый берег. Для этого нам предстоит разбить Кременчугский мост. Это часть общей задачи, но выполнить ее нелегко. Мост охраняют зенитки и сильные наряды истребителей. До цели и обратно бомбардировщиков будут сопровождать истребители Ла 5, у них в сравнении с Яком большой запас горючего. На обратном пути, при подходе к линии фронта, когда горючее у «лавочкиных» будет уже на исходе, бомбардировщиков встретят Яки из группы «Меч».

Все ясно, понятно, такие задачи нам выполнять не впервой. Мы получали их от командира и даже начальника штаба дивизии. А то, что эту поставил лично командующий, говорит не столько о сложности именно этой задачи, сколько о сложности всех предстоящих задач в связи с отступлением немцев к Днепру, превращением его в очередной рубеж обороны и дальнейшим наступлением наших войск.

Так я понимаю события.

Я не ошибся. «Готовьтесь, — сказал генерал Подгорный. — Ваши пилоты устали и лучшей подготовкой к тяжелым боям будет хороший отдых. Даю вам неделю».