Гомо советикус - Зиновьев Александр Александрович. Страница 12

Особый десантный

С таким боевым, оптимистическим настроением я приближаюсь к реке. Речушка — одно название. Воды в ней — по колено в самые дождливые дни. А в ширину её можно переплюнуть. Вообще, насчёт рек на Западе слабовато, не то что у нас, в России. И реки тут Какие-то смешные. Текут вровень с берегами, а то и выше. Скрываются под дома и вылезают из-под них в самых неожиданных местах. Иногда они текут вверх по течению. Я обратил внимание Циника на этот феномен природы. Он сказал, что это происходит лишь на данном маленьком отрезке, что за поворотом река снова течёт вниз, но вдвое быстрее обычного.

На берегу речушки, недалеко от моста, названного именем какого-то выдающегося деятеля (стоило трудиться из-за такого пустяка!), расположены казармы воинской части, специализирующейся на преодолении водных преград. Каждое утро солдаты надевают ярко-оранжевые спасательные жилеты, вытаскивают надувные лодки, спускают на воду и с воплями забираются в них. С пивными банками. Но без оружия. Начинается переправа на другой берег. Лодка цепляется за дно. Часть солдат вылезает, чтобы столкнуть лодку на более глубокое место. Лодка опять застревает. На сей раз приходится вылезать всем, кроме одного, и нести лодку до берега на руках. Оставшийся в лодке паясничает. Солдаты ржут. Роняют лодку. Клоун падает в» воду. Начинается дикое веселье. На берегу собирается толпа зевак и комментирует происходящее. Основной мотив комментариев: армия обходится дорого, её следует распустить, оставив минимум. Смотреть на все это и слушать — комично и вместе с тем жутковато. С та-кой жалкой армией советские войска не остановишь. А тут даже на неё жалеют лишний пфенниг потратить.

Переправившись на другой берег, солдаты устраивают «привал», кричат, пристают к женщинам, хохочут, пьют пиво, поют песни. Морды сытые. Разодеты так, что и на солдат не похожи. Перед обедом они «переплывают» обратно. И больше их у реки не видно.

«Ничего, голубчики, — думаю я, глядя на этих сытых и самодовольных парней, — загорайте, горланьте песни, пейте пиво, тискайте девок. Наслаждайтесь! Скоро этому придёт конец. Это говорю вам я — представитель могучей армии плохо откормленных, плохо одетых, незагорелых, не знающих женщин парней, армии, которая давно готова к походу. Когда-то наши отцы пели: „Если завтра — война, если завтра — поход, будь сегодня к походу готов!“ Когда война началась, оказалось, что они к походу готовы не были. Мы извлекли урок из их ошибок: сразу же после окончания их страшного похода мы начали готовиться к новому, ещё более страшному. И мы уже готовы. А если люди сегодня готовы к походу, то завтра они непременно ринутся в него — готовность к походу нельзя сдерживать слишком долго. Мы давно в обороне. Но запомните: постоянная оборона есть нападение. Преждевременная оборона есть тоже нападение. И чрезмерная оборона есть тоже нападение».

Я проходил службу в армии в сравнительно неплохих (по нашим понятиям) условиях. Однажды офицер из Москвы прочитал нам лекцию о том, как в американской армии готовят специальные подразделения к операциям в трудных условиях. Эти «трудные условия» показались нам курортом сравнительно с нашими нормальными. Вот в чем дело! То, что для нас есть нормальная жизнь, с точки зрения Запада есть жизнь в кошмарно трудных условиях. В этом наше преимущество. Мы имеем не жалкую предвоенную тренировку к «трудным условиям», а гигантский исторический опыт жизни в сверхтрудных условиях. Нам не надо готовиться к войне, ибо мы всегда к ней готовы.

Интеллектуальный поединок

Сейчас мне предстоит то, что в шпионских романах называют интеллектуальным поединком. Я скажу моим противникам, что я — асе. Буду рассказывать о других ассах, работающих здесь, о современных методах советской активности на Западе. Они не поверят ни одному моему слову. Будут ловить на противоречиях и ставить ловушки. Зачем? Затем, чтобы разоблачить меня как асса! Вы можете разрешить эту ситуацию? Я лично не способен. Слишком уж разные у нас позиции. Я — носитель трагедийной линии истории, а они — опереточной. Но воспринимают они наши роли как раз наоборот. А я не протестую. Я сам валяю дурака. И считаю их дураками, как и они меня. Я хожу на такие поединки как на работу. Допрашивающие не обращают внимания на то, что я сам считаю важным и что на самом деле важно, слушают меня со скукой и насмешкой, постоянно прерывают и начинают копаться в пустяках. Потому буду приводить наши беседы в литературно отредактированном виде и в самом существенном с моей точки зрения. Их отчёты о беседах со мною наверняка выглядят совсем иначе. В их отчётах я выгляжу как недалёкий, скользкий, лживый тип, а они — как умные и прозорливые следователи, постоянно припирающие меня к стенке, срывающие с меня маску и выводящие меня на чистую воду. Ничего нового для меня в этом нет — я к таким явлениям с детства приучен в Москве.

— В прошлый раз вы упомянули о некоем Комитете интеллектуалов (КИ) при руководстве КГБ. Что это за организация?

— Это — неформальная группа. Участники её не являются сотрудниками КГБ. Они работают в других учреждениях и имеют самые различные профессии. За участие в КИ они не имеют дополнительного вознаграждения. Это энтузиасты. Они удовлетворяются самой интеллектуальной игрой, сознанием причастности к высшим сферам, сознанием приносимой пользы. Они заинтересованы в создании у высшего руководства верного представления о положении в стране и о международной ситуации, а также в изобретении эффективных мер для улучшения этого положения. Организатором и вдохновителем КИ был мой друг...

— Вы тоже были членом КИ?

— Я дружил с Вдохновителем и другими членами КИ. Обсуждал с ними различные проблемы. Но членом не был.

— Почему?

— Просто так получилось. Я сам не стремился к этому — не было надобности. К тому же я был точкой поступления информации, что исключало возможность членства КИ.

— Что это такое?

— У членов КИ была сеть специально отобранных информаторов, через которых они собирали сведения, нужные для их интеллектуальной деятельности.

— Осведомители? Стукачи?

— Нет, совсем другое. Просто у членов КИ намечались вопросы, на которые они хотели получить ответы с учётом правил конкретной социологии. Информаторы отбирались так, чтобы их сведениям можно было доверять. Например, присвоили Брежневу звание маршала. У меня раздаётся телефонный звонок. Звонит Вдохновитель. Спрашивает: что я думаю по сему поводу? А я — представитель определённых кругов общества, моё мнение характерно для них. Вдохновитель знает, что я не буду изображать из себя «честного коммуниста», а скажу, что думаю на самом деле. Я знаю, что мне за мой ответ абсолютно никакого наказания не будет. И я отвечаю: эти идиоты (я имею в виду членов Политбюро) совсем рехнулись. Аналогичные вопросы были по поводу речей Брежнева, постановлений ЦК, диссидентов. Но выполнение таких заданий было для Комитета делом второстепенным.

— А что было первостепенным?

— Обдумывание политических проблем стратегического уровня. Например, план превращения последней эмиграции в операцию был сначала обдуман в КИ.

— В чем конкретно состоял план?

— Превратить спорадическую эмиграцию в массовую.

— Насильную?

— Нет, спровоцировать добровольную массовую эмиграцию. Сделать так, чтобы сотни тысяч людей захотели эмигрировать.

— С какой целью?

— Очистить страну от нездоровых элементов. Лишить их социальной базы в стране. Засылать агентов на Запад. Увеличить число носителей советизма на Западе. Это форма проникновения во вражеское тело. Показать Западу подлинное лицо оппозиции. Посеять склоки в среде диссидентов. Вызвать раздражение на Западе. Внушить Западу ложные взгляды на советское общество. Замутить воду и ловить рыбку в ней. Очень удобно со многих точек зрения.

— Насколько этот план оправдался?