Мера любви - Бенцони Жюльетта. Страница 40

В Брюгге назрел бунт. Летом могущественные цехи водрузили на Рыночной площади в знак непокорности свои Замена, требуя высочайшего подтверждения их прежних привилегий перед Леклюэои и Ле Фраиом. Этого не произошло. Со времени неудавшейся осады Кале росло недовольство герцога Филиппа Брюгге и Гентом шпионы доносили ему, что англичане чуть ли не подталкивают население этих городов к мятежу), и он категорически отказывался подтвердить их привилегии. Он вел сложную игру, лавируя в затягивая время, вероятно, чтобы собрать силы для нападения.

Последовал настоящий диалог глухих, который ничего не решил, а только подлил масла в огонь.

Катрин прибыла в Брюгге в это тревожное и опасное время, с надеждой избавиться от своего несчастья.

Превратности собственной судьбы казались ей настолько важными, что она почти не задумывалась над трудностями этого некогда любимого ею города. Она сочувствовала его жителям и желала, чтобы все стало как прежде.

В гостинице, где когда-то раздавался беззаботный смех юной Катрин, графиня де Монсальви чувствовала, что мало чем отличается от путешественников из Шотландии и Италии. Она внимательно следила за тем, чтобы не быть узнанной и не выдать себя.

Следуя совету Яна Ван Эйка, она представилась дамой Бернеберге, совершающей паломничество в Брюгге и стремящейся излечиться от болезни. Естественно, ее внешний вид соответствовал избранному персонажу: головной убор причудливой формы прикрывал лицо, строгий нагрудник скрывал плечи и шею и доходил до нижней губы. Не было видно ни единого золотого волоска, платье из серого сукна немецкого покроя надежно скрывало ее прелестные формы.

Беранже, возмущенный странным нарядом своей обычно столь элегантной хозяйки, вынужден был довольствоваться коротким объяснением:

— Когда-то я долго жила в этом городе, и меня здесь могут узнать. Я, конечно, не настолько самонадеянна, чтобы считать себя незабвенной, и убеждена, что меня уже и не помнят, но предпочитаю не рисковать. К тому же у меня появится шанс быть принятой супругой нашего друга Ван Эйка, если мы с ней встретимся.

— Это действительно благоразумно, — вздохнул Готье. — Если я правильно понял, она — настоящая мегера. Я надеюсь, что нам удастся избежать неприятной встречи.

Катрин тоже на это надеялась. Она еще больше убедилась, что знакомиться с женой Ван Эйка не следует, когда на следующий день художник навестил ее в «Ронс-Куроне». Она с трудом узнала его: это был совсем другой человек.

Вольный живописец с горящий взором, словоохотливый посланник герцога, любезный и галантный попутчик, страстный друг — все исчезло, пред ней предстал чопорный, с размеренной речью знатный горожанин. Ян сделался вдруг грустнее всех жителей Брюгге. Облачившись в черную бархатную одежду, он к тому же натянул в маску.

Ван Эйку понравилось строгое одеяние Катрин и, подыгрывая ей, он справился о здоровье дамы Бернеберге и сообщил громким голосом, что церковный сторож часовни Сен-Сан будет этим вечером в ее распоряжении и отведет к святым мощам, и добавил, что сам приедет, за ней до захода солнца. Было решено, что паломница останется в городе недолго…

Сказав это, Ван Эйк приготовился было удалиться, но эта комедия так позабавила Катрин, что она не смогла удержаться от ее продолжения.

— Мессир Ван Эйк, вы так торопились, за что я вам безмерно признательна, но к чему такая спешка? Я думала сегодня навестить мадам Маргариту, вашу добродетельную супругу, ведь вы так любезно пригласили меня в Брюгге. Неужели я буду лишена удовольствия увидеть ее?

— Увы! Моя супруга нездорова и не принимает. Она поручила мне передать свое сожаление по поводу того, что не сможет встретиться с такой почтенной дамой.

Он был так смущен, что невольно покраснел и отвел глаза. Катрин едва удержалась от смеха. Его возвращение домой, где Маргарита была полноправной хозяйкой, не вызвало у нее приступов нежности, и Катрин было интересно знать, что бы произошло, прими она его приглашение. Возможно, Ян никогда и не думал приводить ее к себе домой; по приезде в город он нашел бы причину устроить ее в трактире, зная, что она наотрез откажется останавливаться в своем бывшем дворце…

Не желая больше мучить старого друга, который, чтобы оказать ей услугу, рискнул семейным спокойствием, графиня де Монсальви отпустила его.

Катрин посоветовала Готье и Беранже осмотреть город, пока она будет готовиться к вечернему походу. Она решила, что обещанное свидание с церковным сторожем могло означать лишь то, что флорентийка примет ее сегодня вечером и их пребывание в городе будет недолгим.

Женщина была несколько шокирована тем, что Ван Эйк прикрытием для визита к повитухе избрал такое благое намерение, как посещение святых мест. Избавление от бремени для Бога равносильно преступлению, но у Катрин не было выхода, и она еще раз поблагодарила судьбу за посланную помощь, без которой ей бы не оставалось ничего другого, как умереть.

К вечеру, когда за ней пришел Ван Эйк, Катрин завернулась в черный плащ и с набожным видом проследовала за ним.

— Куда мы идем? — спросила она, когда они оказались на почтительном расстоянии от гостиницы.

— Я же вам сказал — к часовне!

— Мы действительно туда направляемся? Я думала…

— Мы сначала сходим туда. Нельзя, чтобы кто-то заподозрил реальную причину вашего приезда. Видите ли, мы живем в такое время, что я должен проявлять исключительную осторожность, поскольку здесь не любят преданных слуг герцога Филиппа. Мы можем подвергнуться опасности из-за пустяка.

— Тогда зачем вы возвращаетесь? Оставайтесь в Лилле или Хесдене до тех пор, пока все устроится. Вы же прожили в Лилле несколько лет?

— Все это так, но я выбрал этот город и хочу здесь жить.

— Но вы же родились не здесь?

— Нет. Я родился далеко отсюда, в маленьком городке, который совершенно забыл. Здесь есть небо, краски, блеск, красота и великолепие — то, чего не встретишь больше нигде и без чего я уже не могу обойтись. Катрин, я жил во многих городах, но я умру в Брюгге. Вот почему, помогая вам, я принимаю такие меры предосторожности. Вас это несколько шокирует, не так ли?

— Я думала, что вы придумали все это из-за вашей супруги.

У Яна вырвался вздох, похожий на признание. Он продолжал:

— Конечно, у меня есть супруга, и одному Богу известно, как я жалею об этом браке! Но даже ради того, чтобы жить вдали от Маргариты и снова стать свободным, я не смог бы отказаться от Брюгге. Теперь думайте о Боге, мы подходим. С приходом ночи мы из часовни направимся к городской ратуше, а потом на наше свидание…

Несмотря на обуревавший Катрин страх, все возрастающий по мере приближения часа серьезного испытания, она достойно сыграла свою роль. Она опустилась на колени перед святой чашей, переливающейся в отблеске золота и бриллиантов, и принялась молить у Бога защиты и прощения за предстоящие грехи. Уже через час, если повитуха окажется не такой ловкой, как ей говорили, она может умереть.

В полной тишине, со сжавшимся от страха сердцем, она вышла из святилища следом за Ван Эйком. Они подошли к соседнему каналу и сели в лодку, где их уже поджидал незнакомый мужчина.

— Ты знаешь, куда ехать, — сказал художник, и лодка бесшумно заскользила по водной глади. Уже стемнело, но фонари, висящие на мостиках и на углах домов, освещали дорогу.

Из-под растаявшего снега проглядывала грязь, а с крыш домов бесшумно стекали тонкие струйки. Путь был недолгим. Они причалили у недавно построенной церкви. Лодка укрылась под мостом, а Катрин и Ян свернули на улицу Пуавр, в конце которой высились мощные ворота Святого Креста.

— Это здесь! — проговорил художник, остановившись перед красивой резной деревянной дверью, с одной стороны скрытой складской стеной, а с другой — садовой оградой, что помогало входящим остаться не узнанными.

Впрочем, эта улица не была оживленной. Бакалейные лавки с шумом закрывали деревянные ставни.

Ван Эйк трижды ударил гладким медным молотком, дверь сразу же отворилась, обнажив черную пустоту длинного коридора, в глубине которого мерцал свет.