Пожар страсти - Плейн Белва. Страница 33

Францину раздражали даже блюда, которые были частью приданого Гиацинты. Джим настоял на том, чтобы подарить их, после того как дочь сказала, что они невероятно дорогие. Францина отчетливо помнила тот день – морозный и снежный, похожий на нынешний. Но кто мог предвидеть, что такое случится? Даже ей подобное не приходило в голову.

– Позвольте помочь вам, – предложил Арни. – Как холостяк, я умею все.

Джеральд тоже любил быть полезным, особенно вначале, когда втирался в доверие. Однако Арни совсем другой. Он нравился Францине.

– Если вы в самом деле хотите мне помочь, – отозвалась она, – расскажите, что происходит с вашим партнером. Гиацинта все скрывает. Ситуация очень трудная, и я места не нахожу от тревоги.

Арни вздохнул.

– Если бы я мог что-то вам рассказать, то непременно сделал бы это. Я с большой симпатией отношусь к Гиа, и мне не нравится то, что она отделена от детей. Это неправильно. Но я ничего не могу вытянуть из Джеральда, поэтому отказался от попыток что-нибудь выпытать. Ситуация весьма деликатная.

– Понимаю. Партнеры не разрывают деловых отношений, если у одного из них возникли семейные проблемы.

– Верно. Джеральд – блестящий хирург и… – Арни смущенно улыбнулся, – ведет бурный образ жизни. Как звали того парня, кто хотел обладать всеми женщинами? Дон Жуан?

– Значит, именно на это он тратит свое свободное время?

– Не думайте, что Джеральд не уделяет внимания детям. Он обожает их. У детей замечательная няня, которая проявляет трогательную заботу о них. Джеральд любит похвастаться детьми. Гордится ими.

– Ну да, потому что они оба красивы.

– Джеральд пытается поговорить с Гиа, но она вешает трубку.

– Она не может разговаривать с ним, Арни. Для нее это невыносимо. Он убил в ней веру в людей… Или почти убил, потому что Гиацинта все же доверяет вам.

– Надеюсь, что это так. Я готов сделать все, чтобы помочь ей.

– Видит Бог, я тоже, но до тех пор, пока она или кто-то другой не скажет, что у нее на душе, я ничего не могу сделать. Я все время думаю о том, как она останется одна в доме, когда мы уедем. – Францина тяжело вздохнула. – Такая нежная и доверчивая! Всегда доброжелательная! Даже ребенком она была добра в отличие от других детей, маленьких эгоистичных созданий. Ведь Гиацинта всегда была такой… порядочной. Вы знаете об этом?

Арни кивнул.

– Конечно, знаю.

Молодые тополя в соседнем дворе отбрасывали темно-синие тени на чистый снег. Гиацинта, позабыв о холоде, одиноко стояла у открытых дверей и смотрела на четкие ровные полосы. «Хорошо бы написать этюд акварелью», – подумала она.

Все уехали. Дом опустел; ни мокрых полотенец на полу в ванной, ни разбросанных в зале игрушек, ни настольных игр на кухонном столе. Стояла полная тишина.

Они плакали. Даже мальчик, хотя и стремился казаться мужественным, поскольку был на три года старше сестры, в конце концов не выдержал. Он спрашивал, не виноват ли, не сердита ли мать на него за непослушание. Или, может, отец сердится на него за то, что он дразнит Эмму?

– Я буду каждый день звонить вам, – пообещала Гиацинта. Да, она обещала и объясняла, говорила, как любит их; неуклюже извинялась за то, что бабушка больна; успокаивала детей, и они наконец заснули.

Итак, дети уехали. «Может, похитить их, – думала Гиацинта, – и продать этот дом? Он записан на мое имя. Воспользуюсь небольшими деньгами, которые оставил отец, да и Францина мне поможет, а также братья, если понадобится. Продам дом, а затем заберу детей и уеду из страны как можно дальше: в Австралию, в Сибирь – куда угодно, лишь бы скрыться».

Но это все вздор. Для них это будет плохо и страшно. Джеральд найдет способ вернуть детей, придет в ярость и предаст гласности все случившееся.

Поджог… Погиб человек…

Внезапно ртутный столбик поднялся, и в январе началась оттепель. Снег стал рыхлым и вязким. Поддавшись первому побуждению, Гиацинта начала писать снежный пейзаж, но после нескольких попыток поняла, что не может найти правильной тональности, и отложила кисти. Мысли ее блуждали далеко.

Сердце ее сжималось от страха. Она понимала, что должна «что-то делать». Такой совет дал бы ей любой человек. Францина изо всех сил старалась не поддаться панике: «Ах, бедная Францина, сколько неприятностей я ей причинила!» – и утверждала, что нужно «что-то делать». Мойра осторожно и ненавязчиво рекомендовала то же самое. И даже Арни, разговаривая с Гиацинтой по телефону, проявлял деликатность, но все же спрашивал, что она собирается «делать».

Сейчас Гиацинта шила платье для Салли Додд. На прошлой неделе управляющий детским отделом спросил, не сошьет ли она с полдюжины таких платьев для клиентов, и Гиацинта согласилась. Теперь повторение того же узора стало для нее процессом автоматическим.

Однажды пришел Уилл Миллер. Перед этим он позвонил по телефону. И буквально загнал Гиацинту в угол, прося разрешения заглянуть к ней. Гиацинта не нашла причин отказать ему. Ведь она обедала с ним, то есть приняла его предложение. Разве не следует предложить ему что-то взамен? Этого требуют даже правила хорошего тона.

Вообще-то она должна была бы обрадоваться приятному собеседнику, но в ее ситуации он создавал осложнения и нужно было каким-то образом отделаться от него после первого же визита. Тем не менее нехитрые приготовления к завтраку с ним оказали на Гиацинту благотворное воздействие. Она красиво накрыла стол, привела дом в идеальный порядок. В ней заговорила гордость. Гиацинта купила нарциссы, стейки из семги и зелень для салата. Она погладила льняные салфетки, которые не использовала со времени последнего семейного завтрака; проверила дом, желая убедиться, что Эмма и Джерри не оставили следов своего пребывания, – незачем чужому человеку что-либо знать о ее личной жизни и проблемах.

Однако, появившись в доме, Уилл повел себя совсем не как посторонний.

– Заметили во мне какие-нибудь перемены? – весело спросил он.

– Исчезли очки в роговой оправе.

– Правильно. Теперь у меня контактные линзы. Дело в том, что я носил очки лишь потому, что мне посоветовали выглядеть постарше. Сейчас, когда мне за тридцать, я хочу выглядеть моложе. О, какой симпатичный дом! Он похож на вас. Я себе представлял что-то вроде этого. Да вы шьете новое платье!

Рядом со стулом в общей комнате стояла открытая корзина с шитьем. Оставила ли она ее сознательно, чтобы Уилл заметил? Гиацинта не знала этого.

– Я слышал, что Салли Додд в восторге от вашего платья. Насколько я знаю, вас попросили сделать еще несколько.

– Да, но это последние. Мое дело – живопись. Я должна вернуться к ней.

– Вы говорили, что покажете мне кое-что…

– Да, конечно. После завтрака. Ведь вы, должно быть, голодны?

Когда банальности остались позади, диалог оживился. Гиацинта пользовалась тем, что сохранилось у нее в закоулках памяти, поскольку за последнее время новых знаний у нее не прибавилось. Впрочем, Уилл не подозревал об этом. И, судя по живому интересу в его глазах, разговор доставлял ему удовольствие.

Однако вскоре Гиацинта заметила, что он то ли нервничает, то ли испытывает напряжение. Может, ему не по себе? Нет, конечно же, не в этом дело. Уилл был столь же разговорчив, как и в две предыдущие встречи, но, похоже, слегка торопился. Как если бы хотел побыстрее покончить с несущественными, но обязательными темами и перейти к чему-то другому.

Приступив к яблочному пирогу, он помолчал, а затем смущенно спросил о разводе.

– Скажите, вы уже приближаетесь к окончанию ваших бед?

– Все движется медленно.

– И тем не менее болезненно. У меня нет личного опыта. Я лишь соприкоснулся с этим, о чем должен вам рассказать, если мы хотим лучше узнать друг друга. У меня был роман с замужней женщиной. Она разводилась. Это было мучительно для нее и еще более мучительно для детей. Кстати, я не был причиной развода. Ее муж даже не знал о моем существовании. То есть я не был причиной развода в юридическом смысле. Однако боюсь, что в моральном и в эмоциональном плане меня в какой-то мере можно обвинить. И я вышел из игры. Это было весьма болезненно.