Луна доктора Фауста - Эррера Луке Франсиско. Страница 49

16. ПЕРЕПОНЧАТАЯ ЛАПА

На рассвете Спира, выехав из деревни, повернул к востоку, двигаясь по направлению к горам. Отряд состоял теперь из ста пятидесяти пехотинцев и сорока девяти верховых.

– Какой нынче день? – по привычке спросил он Филиппа.

– Двадцать пятое января 1536 года. Ровно год, как мы вышли из Коро. Одолели двести лиг, потеряли двести сорок одного человека, двадцать две лошади и всех собак.

– Что ж, на таком пути потери могли быть и больше, – беспечно отвечал Спира. – Ничего, нас ждут неслыханные богатства! – почти выкрикнул он. – Все сокровища Перу – безделка по сравнению с тем, что мы обретем вскорости. Мужайтесь, друзья! Я веду вас прямо к Дому Солнца!

Эти слова возымели действие. Всадники пришпорили коней, пустили их рысью. Пехотинцы распрямились, приосанились, затянули песню, пошли бодрым и размеренным шагом, как на том давнем параде в Севилье.

– Вовсе нет нужды держаться линии сьерры, – сказал Спира. – Вот куда нам надлежит прибыть, – и он ткнул в какую-то точку на карте у подножия Анд. – Это Кито, а от него недалеко и до плоскогорья, которое приведет нас к Дому Солнца.

– У нас на пути будет множество рек шире Маспарро, – напомнил Филипп.

Спира издал свой каркающий смешок.

– Вы забыли, дон Филипп, что сейчас здесь лето в самом разгаре и самые полноводные реки превратятся в ручьи, а ручьи и вовсе пересохнут. Мы пойдем напрямик по равнине: зимой она подобна бушующему морю, а сейчас – точно песчаный берег во время отлива.

Еще четыре недели шел отряд. Реки, неодолимые зимой, а летом превратившиеся в чуть живые ручейки, умеряли безжизненную сушь равнины.

Двадцать пятого февраля добрались до берега Апуре. Жители деревушки боязливо рассматривали лошадей. По знаку вождя несколько обнаженных девушек, гибко покачиваясь на ходу и смеясь, принесли плетеные корзины со свежей рыбой и маисовыми лепешками.

– Держать все время на закат солнца, – перевел Мартин, – и за перевалом, одолев высокие горы, найдете край, где крыши из чистого золота.

– Слышите? – воскликнул Спира. – Мы будем сказочно богаты!

– Ура! – торжествующе заревели солдаты.

– Я выстрою себе в Севилье дворец, – заявил Перес де ла Муэла, – с фонтанами и бассейнами.

– А мой будет сплошь выложен изразцами, – подхватил какой-то солдат.

– А я выкуплю дом и землю, уплывшие к ростовщикам, женюсь на первой красотке в деревне, и пусть алькальд со священником только попробуют не поклониться мне при встрече!

– Нет, а я выстрою женский монастырь и стану его настоятелем.

– Это еще зачем?

– Ты не дослушал. А монашками в нем будут только такие, которым всегда охота и всегда мало.

Будущее кружило людям головы.

– Я стану маркизом.

– А я – вице-королем.

– Мои дети станут придворными.

– А мои – кардиналами.

– Первое воскресенье каждого месяца я буду кормить у себя за столом сотню нищих.

– Я выстрою часовню.

– А я – церковь.

– Я буду купаться в вине.

– А я – в молоке с медом.

– Нечего рассиживаться, ребята! За этими реками лежат горы, а за горами ждут нас богатство, изобилие и слава! Скорее в путь! Счастье нам улыбается!

Через несколько дней добрались до Арауки, и жившие на ее берегах индейцы подтвердили то, что рассказывали жители Апуре.

– Стены там из золота и серебра, – переводил Мартин. – А золото в слитках размером с булыжник. Они сомневаются, что мы сможем дотащить такую тяжесть.

Спира важно разъяснил:

– Ошейники и цепи тех тысяч невольников, которые понесут наши сокровища, будут отлиты из золота.

Отряд шел, никуда не сворачивая и нигде не задерживаясь, прямо на запад. Пересекал реки, проходил через индейские поселки, миролюбивые, приветливые и щедрые жители которых неизменно повторяли одно и то же: «За горами есть целый город из золота, и сверкает он так, что кажется, будто зажглось второе солнце».

В конце апреля пошли первые дожди. Иссохшая земля жадно впитывала влагу, и уже через две недели пожухлая и вялая листва стала свежей и ярко-зеленой. На полях появились цапли и утки. Распустились цветы, пошли в рост колосья, и по всей равнине залились ликующим щебетом птицы.

– Да, такая в этих краях весна, – объяснил Эстебан Мартин. – Жаль только, короткая.

А в июне начались ливни, и небо, как год назад, обрушило на землю яростные потоки. Снова задернулся над головами мутный полог, снова стали кашлять, чихать, гореть в лихорадке. Вернулась и смерть: тот, кто мечтал стать приором женской обители, умер от удушья, захлебнувшись мокротой; тот, кто хотел выкупить дом, утонул на переправе; тот, кто обещал кормить обедом сотню нищих, был растерзан ягуаром.

– Вперед, вперед! – твердил Спира тем, кто просил его переждать непогоду в лесу или в грязных индейских хижинах. – Нужно успеть до паводка, иначе нам не переправиться.

Еще девять человек умерли от воспаления легких, а трое других стали добычей хищных зверей. И вот перед остатками экспедиции показалась огромная ревущая река. Она была такой ширины и несла свои воды с такой скоростью, что «и стовесельной галере не под силу было бы справиться с ней», как сказал Перес де ла Муэла.

– Пойдем по течению, отыщем брод, – приказал Спира.

Брод искали и месяц, и другой, а река была все так же неприступна и все так же стремительно катила взбаламученные, илистые, страх наводящие волны. От дождей она вздулась, вышла из берегов, затопив равнину. Исток был так же непроходим, как и устье.

Восемь месяцев минуло в бесплодных попытках переправиться, но вот ливни сменились дождями, дожди – моросью, проглянуло, согревая и внушая надежду, солнце, река вернулась в прежнее русло, и отряд с великими трудами перебрался на вожделенный берег.

Снова благодать осенила равнину, запели птицы, просохли низины и болотца. Снова засияла зеленью листва.

– Такая в этих краях осень, – говорил Эстебан Мартин.

Но была она так же мимолетна, как и весна, куда короче палящего зноя, начисто выжигавшего землю, или нескончаемого потока с небес, превращавшего сушу в море.

А в конце ноября пришло лето: пересохли реки, улетели птицы, четыре лошади пали от солнечного удара.

Однако боевой дух был высок. Голодные и оборванные солдаты искали горную тропу, которая приведет их в тот край, где они станут князьями, вельможами и епископами.

Рождественский сочельник пришелся на тот вечер, когда они вошли в очередную деревушку. Индейцы, как всегда, были радушны и приветливы. Эстебан Мартин задал касику заветный вопрос, а тот расплылся в улыбке и, ничего не отвечая, побежал в свою хижину, откуда тотчас вынес груду золотых обручей, ожерелий и венцов. Испанцы от изумления лишились дара речи. После того как сокровища осмотрели, потрогали, понюхали и даже попробовали на зуб, Эстебан спросил касика, откуда они у него. Тот показал в сторону юго-запада, но наотрез отказался указать тропу, по которой можно перейти через горы.

– То ли он слишком тупоумен, – пожал плечами Мартин, – то ли я его не понимаю, но он, не в пример всем прочим, настаивает на том, что Дом Солнца – по эту сторону гор.

– Следует принять в расчет, – вмешался Лопе де Монтальво, – что этот дикарь – единственный, если не считать касика из Варавариды, кто подкрепил свои слова кое-чем существенным. Эти диадемы сделаны искусным ювелиром. Люди, способные создавать такие сокровища, способны, без сомнения, изготовлять и прекрасное оружие.

– И хорошо владеть им, – мрачно добавил Перес де ла Муэла. – Не думаю, что они легко расстанутся со своим золотом.

– Мне бы очень хотелось знать, – перебил их Спира, – почему могущественный и умелый народ отдал драгоценности вонючим и вшивым дикарям. Ну-ка, спросите его, маэсе Мартин.

Касика заметно встревожил этот вопрос, но отвечать на него он не пожелал.

– Или не может объяснить, или не хочет, – развел руками Мартин.

Спира после недолгого размышления сказал: