Тунеядцы Нового Моста - Эмар Густав. Страница 79

— Господин граф де Ла Дусель, — сказал с иронической вежливостью капитан, указывая на де Лектура. — Почему вы в отчаянии, мой друг, объясните, пожалуйста?

— Ах, господин барон! Эта комната занята… Не знаю, кем: замаскированным человеческим существом, которое походит на женщину, а говорит как мужчина.

— А, хорошо! Так это и есть та самая таинственность, о которой вы мне толковали?

Трактирщик поклонился в знак согласия.

— В таком случае, — осведомился капитан, — хотите, чтобы я вам высказал свое мнение, мэтр Гогелю?

— Конечно, господин барон, вы мне доставите много чести и удовольствия, — произнес с любопытством трактирщик.

— Для меня становится ясно, — продолжал с невозмутимым хладнокровием капитан, — что эта особа, кто бы она ни была, переоделась, не желая быть узнанной.

— Если вам будет угодно мне верить, господин барон, — лукаво подтвердил трактирщик, — я скажу откровенно, что так и думал.

— Значит, нам больше и заниматься ею незачем. Поместите нас куда хотите, лишь бы наша комната выходила на ту же сторону окнами. Мы дожидаемся двух-трех приятелей, которым назначили приехать в вашу гостиницу, а так как они не знают этих окрестностей, мне хотелось бы видеть, когда они подъедут.

— Это возможно, господин барон; я отведу вам комнату покойной жены; она рядом с той, которую вы занимали первый раз.

— Пожалуй!

Пять минут спустя четыре авантюриста очень удобно расположились в отведенной им комнате.

Затем им принесли великолепный завтрак.

— Браво, хозяин! — одобрительно крикнул Клер-де-Люнь. — Вы угощаете нас грандиозно и с баснословной быстротой. Каким это чудом?

— О, это объясняется просто, господин шевалье! Его величество король Людовик Тринадцатый, пробыв с две недели в Версале, именно сегодня возвращается в Париж.

— Мы увидим, когда он поедет? — поинтересовался де Лектур.

— Отлично, господин граф.

— Но, может быть, — предположил дю Люк, — его величество проедет поздно вечером, когда мы будем далеко отсюда?

— Напротив, господин маркиз, напротив!

— Как так? — полюбопытствовал капитан, осушая огромную кружку.

— Его величество выедет из Версаля ровно в десять часов и приедет не позже одиннадцати к перекрестку Трех Дорог, где изволит остановиться для завтрака.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, хозяин.

— Невозможно, господин барон; позвольте иметь честь вам заметить, что вчера я получил приказание приготовить завтрак на пятнадцать особ.

— Как, его величество едет с таким ничтожным конвоем?

— Чего же может король опасаться?

— Правда, хозяин, — ответил Ватан.

Четверо товарищей обменялись многозначительным взглядом, которого честный трактирщик, конечно, не заметил.

Он вскоре вышел, оставив авантюристов одних.

— Говорите тише, господа, — предупредил капитан, — вы знаете, что мы здесь не одни, — прибавил он, указывая глазами на дверь в соседнюю комнату.

— Верно, — согласились другие.

Они стали перешептываться и для большей безопасности по-испански.

Однако время шло, и до одиннадцати оставалось немного.

Чем более приближалась минута, тем более эти люди, обыкновенно отчаянно храбрые, обнаруживали терзавшее их беспокойство.

За десять минут до одиннадцати к ним вошел сержант Ла Прери.

— Господа, король едет, — отрывисто доложил он.

— Где он?

— На два ружейных выстрела от места, где мы находимся.

— Поспешим, господа, — сказал граф дю Люк, — чтобы занять позиции; нам нельзя терять времени. Ваши люди расставлены? — продолжал он, обращаясь к сержанту.

— Они уже более двух часов в засаде, сударь.

— Хорошо, воротитесь к ним; через минуту и мы придем. Вы знаете, что мы бежим через замок Сюлли, ворота которого, случайно или по нерадению, остались открытыми — разумеется, без ведома хозяина дома.

— Не беспокойтесь, сударь, все это известно, и нам не надо опасаться никаких недоразумений.

— Хорошо, друг мой, если ваши люди исполнят свой долг, как мы свой, так на этот раз, отвечаю вам, победа будет за нами.

— Дай-то Бог, сударь! Сержант поклонился и вышел.

Едва он оставил гостиницу, как Дубль-Эпе вошел к товарищам.

Молодой человек был бледен, как смерть, и сильно взволнован.

— Господа, — крикнул он, — берегитесь, нас выдали!

— Что вы хотите сказать? — вскричали они в один голос.

— Лес наполнен войсками.

— Не может быть! — воскликнул де Лектур.

— Я не такой человек, — несколько сухо произнес Дубль-Эпе, — чтобы видеть в ветряных мельницах войска и трепетать перед собственной тенью. Господа, подтверждаю вам, что слова мои справедливы. Я видел этих солдат своими глазами. Больше шестисот человек пехоты и кавалерии сидит по засадам в лесах, окружив нас отовсюду.

— Что делать? — проговорили они.

— Господа, — с жаром вскричал граф дю Люк, — рассуждать теперь поздно; надо действовать. Игра начата, мы до конца доиграем. Командиры, подобные нам, не покидают солдат. Мы не можем хладнокровно позволить резать преданных, честных людей, которые нам доверились…

Насмешливый хохот прервал его речь.

— Клянусь честью! Нас тут подслушивали! — крикнул капитан, кидаясь с товарищами из комнаты.

Он толкнул ногой дверь в соседнюю комнату, но там не было и следов кого-нибудь.

Они заглянули в окно. Трое или четверо всадников в широких плащах летели, как вихрь, среди мрака, поднимаясь по крутому оврагу, ведущему к перекрестку Трех Дорог, куда ехал король со своей свитой.

— Это наши враги, — задумчиво произнес капитан, — но кто они такие?

— Э! Какое нам дело! — закричал граф дю Люк. — Спешите, господа, время не терпит. Не знаю, как поступите вы. Что же касается меня, клянусь, раз уж я попал в это дело, то пойду до конца!

— Я за вами, граф, — холодно сказал де Лектур.

— Кто об этом толкует! Мы все от вас не отстанем, morbleu! — раздражительно подтвердил капитан. — Но все дело в том, что надо успеть, а если не удастся, так не позволить себя захватить.

В эту минуту послышался стук экипажа и топот лошадей.

Король с конвоем приближался к перекрестку.

Капитан расплатился, и авантюристы вышли из скромной гостиницы.

Мэтр Гогелю впопыхах не знал, кого слушать.

Один из конвойных, отряженный вперед, пришел объявить ему о приезде его величества.

Вскоре из дверей трактира показались хозяин и пять поварят, нагруженных корзинами и бутылками; эта гастрономическая процессия потянулась в стройном порядке, медленным шагом, по направлению к тому месту, где королевский конвой остановился для завтрака.

В эту пору королю Людовику XIII было едва ли двадцать лет.

Он был в черном бархатном костюме с голубой лентой королевского ордена. Неподвижные черты безжизненного лица молодого монарха, казавшиеся еще бледнее от длинных темных волос, носили следы неизлечимой тоски, роковой меланхолии и той ранней, болезненной дряхлости, которая снедала этого бледного королевского призрака и должна была в сорок два года уложить его преждевременным старцем в могилу.

Щепетильно аккуратный во всех ничтожных вещах, король приехал ровно в одиннадцать часов утра к перекрестку Трех Дорог.

Конвой его составляли человек пятнадцать дворян первых французских фамилий, взвод мушкетеров и несколько конюших.

Герцог де Люинь и епископ Люсонский, Арман Жан дю Плесси Ришелье, сидели с королем в его экипаже и не выходили оттуда.

По приказанию короля, несмотря на пронзительный холод утра, молодые дворяне сошли с лошадей и сели отдельными группами, наслаждаясь вкусными блюдами и тонкими винами, которые были им поданы в изобилии честным трактирщиком.

Однако, несмотря на видимую веселость, оживлявшую эти группы, внимательный наблюдатель легко бы заметил, что под их наружной беспечностью скрывались серьезные опасения.

Мушкетеры и молодые придворные ели и пили с большим аппетитом, перекидываясь остроумными шутками.

Король был оживленнее обыкновенного; легкая краска покрывала его щеки; брови его были нахмурены; он тихо и горячо говорил то с герцогом де Люинем, то с епископом Люсонским, по временам поднимал голову и оглядывался кругом сверкающими глазами.