Врата Мёртвого Дома - Эриксон Стивен. Страница 32

– И это дало ему повод предать Калама – никто не любит, когда ему напоминают о собственных долгах.

Скрипач ничего не ответил. Через несколько секунд он похлопал мертвого мула по спине, бросил на него небольшую горсточку пыли и, опустив голову, пошел к своей лошади. Взявшись за поводья, он увидел, как его гральская кобыла показала ряд белых зубов. Схватив уздечку под мордой лошади, он сжал ее что есть силы и спокойно заглянул в глаза.

– Только попробуй еще показать тут свой норов, и ты будешь сожалеть об этом всю свою оставшуюся лошадиную жизнь.

Вновь схватив поводья, Скрипач легко вскочил в седло с высокой спинкой.

За Воротами Каравана прибрежная дорога шла на юг, поднимаясь и спускаясь по скалам из песчаника, которые возвышались с западной стороны от залива. Слева от них на расстоянии лиги в глубь материка располагались Арифалские холмы. Их зубчатые контуры виднелись путешественникам на протяжении всей дороги до реки Эб, текущей в тридцати шести лигах к югу. В этих горах обитали практически дикие племена, среди которых силой и высоким развитием выделялось племя гралов. По этой причине основной опасностью на своем пути Скрипач считал встречу с реальным гралом. Оставалось только надеяться, что в это время года большинство пастухов уходило со стадами своих коз далеко в степь, где было больше воды и прохлады.

Путешественники пустили животных в легкий галоп, чтобы оторваться от каравана купцов, который поднимал в воздух огромные пылевые облака. Заметив, что те скрылись позади за горизонтом, сапер разрешил перейти всем на медленную рысь. Дневное пекло было в самом разгаре, и спустя несколько минут они решили отправиться в небольшую деревеньку Салик. расположенную в восьми лигах прямо по курсу. Там можно было немного отдохнуть, пообедать, переждав самые жаркие дневные часы, а затем уже продолжить путь к реке Троб.

Если все пойдет хорошо, то они достигнут Г'данисбана в недельный срок. «К тому времени, – думал Скрипач, – Калам обгонит нас на два или три дня пути». За границами Г'данисбана простиралась Пан'потсун Одан – редконаселенная пустошь, состоящая из высушенных холмов да останков давно исчезнувших с лица земли городов, населенных ядовитыми змеями и жалящими насекомыми. Тут саперу пришли на ум слова Бродящей Души Кимлока: «Там есть кое-что гораздо более опасное, чем рептилии и насекомые, – перекресток Путей». При этих мыслях Скрипач чуть не задрожал. «Как же мне не нравится эта перспектива, – подумал он. – Да еще морская раковина в моем кожаном мешке… Теперь мне начинает казаться, что провоз такого мощного оружия через всю пустыню – дело абсолютно неразумное. Боюсь, оно принесет мне больше проблем, чем пользы. А что, если Сольтакен почувствует ее своим носом и решит забрать для своей коллекции? – Скрипач нахмурился. – Да, коллекция пополнится очень ценными экспонатами – одной волшебной раковиной и тремя блестящими черепами».

Чем больше сапер думал о своих проблемах, тем менее спокойно становилось на душе. «Лучше всего будет продать эту вещицу какому-нибудь купцу в Г'данисбане, – наконец-то решил он. – Кроме того, я получу за нее кругленькую сумму». Эти рассуждения немного успокоили Скрипача: все правильно, он продаст раковину и таким образом от нее избавится. Пока никто не отрицал огромную силу Бродящей Души, еще слишком опасно прибегать к ее помощи. Священники танно отдали свои жизни во имя мира. «Но что, если Кимлок растерял свое честное имя? В таком случае гораздо надежнее будет положиться на зажигательные снаряды Моранта. лежащие в кармане, чем на какую-то таинственную раковину. Пламя сожжет Сольтакена так же просто, как и любого другого».

Крокус поравнялся бок о бок с сапером.

– О чем ты думаешь, Скрипач?

– Ни о чем. Где твой бхокарал? Молодой человек погрустнел.

– Я не знаю. Мне кажется, он был просто домашним животным, которое покинуло нас прошлой ночью, да так и не вернулось, – парень начал тереть свои щеки, и сапер заметил, что на них остаются грязные разводы от слез. – В Моби была частичка моего любимого Маммота.

– Твой дядя был хорошим человеком, прежде чем Ягут Тиран убил его?

Крокус кивнул головой. Скрипач помрачнел.

– Тогда он до сих пор находится с тобой, просто Моби своим сопением напоминал тебе о прошлой жизни. В городе немало семей знатного происхождения держали в своих домах бхокаралов. В конце концов, он же был вместо домашней собачки.

– Я полагаю, ты прав. Большую часть жизни я думал о Маммоте только как об ученом – эдаком старце, писавшем длинные свитки. А затем я случайно узнал, что он является верховным священником – очень важной фигурой с влиятельными друзьями, как, например, Барук. Но до того как я даже начал об этом догадываться, дядя внезапно умер – был уничтожен твоим отрядом…

– Остановись, парень! Тот, кого мы убили, не был твоим дядей. Его нет и сейчас.

– Я знаю. Убив его, вы спасли Даруджистан. Я знаю, Скрипач…

– Все давно позади, Крокус. И ты должен понимать, что звание дяди, который любил и заботился о тебе, гораздо выше звания верховного священника. Если бы ему представился шанс, то, я уверен, он произнес бы те же самые слова.

– Разве ты не видел? У него была огромная сила, Скрипач, но он и пальцем не пошевелил, чтобы использовать ее по назначению. Просто сидел в темной каморке своей осыпающейся обители! Он мог иметь собственное поместье, восседать на месте консула, издавать различные…

Скрипач был не готов к подобному аргументу. Придерживаясь всю жизнь правила «остаться без совета – гораздо ценнее, чем дать свой собственный», у сапера не нашлось для собеседника никаких дельных слов.

– А что, она затянула тебя сюда, чтобы оставаться всю дорогу такой угрюмой? – спросил он, бросив взгляд на девушку.

Лицо Крокуса потемнело, и, не закончив разговор, он пришпорил свою лошадь и занял место возглавляющего караван.

Вздохнув, Скрипач повернулся в седле и взглянул на Апсалу, которая следовала в нескольких шагах позади.

– Что, любовники, повздорили?

Девушка в ответ лишь только прищурилась, как сова. Скрипач повернулся обратно, удобно усевшись в седле.

– Да, этот шар выиграл Худ, – пробормотал он себе под нос.

Искарал Пуст с силой вставил щетку в дымоход и начал неистово там скрести. На пол у очага немедленно посыпались хлопья сажи, превратив мантию верховного священника в грязную черную робу.

– У вас есть дрова? – спросил Маппо, сидя на невысокой каменной платформе, заменявшей Искаралу его спальное ложе.

– Дрова? А разве они лучше, чем щетка?

– Для разведения огня, – ответил начинающий выходить из себя Трелл. – Нам нужно немного натопить здесь – такое впечатление, что эти каменные стены хранят холод еще с зимы.

– Дрова? – озабоченно повторил Священник. – Нет, откуда им здесь появиться. Зато у нас имеется помет – о да, много помета. Огонь – это прекрасно! Давай, сожжем их до хрустящей корочки… А Треллам знакомо такое качество, как коварство? Ведь об этом нет никаких упоминаний – только и слышно: простодушный Трелл здесь, Трелл там… Хм, найти старые записи о неграмотных людях практически невозможно.

– Треллы – вполне образованный народ, – обиженно ответил Маппо. – Уже в течение нескольких веков – кажется, семи или восьми.

– Да, надо бы обновить мою библиотеку, хотя эта проблема потребует довольно больших затрат. Поднявшиеся Тени грабят все величайшие библиотеки мира, – он присел у камина, и на его покрытом сажей лице появилось озабоченное выражение.

Маппо прочистил горло:

– А что нужно сжечь до хрустящей корочки, верховный священник?

– Да пауков, конечно. Мой храм скоро начнет разлагаться из-за этих проклятых тварей. Если увидишь их, Трелл, бей без пощады – можешь взять те сапоги на толстой подошве и кожаные перчатки. Убей их всех, ты понял?

Кивнув, Маппо поплотнее обернулся шерстяным одеялом, немного поморщившись, когда его грубая ткань дотронулась до распухшей раны на задней поверхности шеи. Лихорадка отступила – скорее всего, это произошло благодаря огромным резервам его собственного организма, а не тем сомнительным лекарственным средствам, которые приготовил молчаливый слуга Искарала. Клыки и когти Сольтакена и Д'айверса могли заразить страшной болезнью: у пораженного бедолаги начинались галлюцинации, превращающиеся в животное сумасшествие. Изредка все заканчивалось смертью, а у большинства выживших болезнь переходила в латентную фазу: человек сходил с ума на один два дня девять или десять раз в год. Самое страшное, что в этом состоянии больной себя абсолютно не контролировал и в нем просыпалась безудержная жажда крови.