Мода на умных жен - Арсеньева Елена. Страница 45

Алена молча кивнула. Уж кто-кто, а она могла бы о «раздвоении» Галиной личности порассказать массу интересных подробностей. Да зачем? Иван все уже для себя решил. К тому же Аленины рассказы его отнюдь не переубедят, а только добавят камушков в чашу с надписью «contra». Поэтому лучше промолчать.

Между тем они дошли уже до проспекта Ленина, и Алена начала приглядываться к стоящим на обочине машинам. Такси среди них не было. Ну ладно, махнет сейчас какому-нибудь частнику…

– Спасибо, что проводили, – повернулась она к Ивану. – Но повторяю: обещать, что поговорю с Галей, не могу. Извините, вы уж как-нибудь сами свои отношения с ней улаживайте.

– Наверное, вы правы, – кивнул он. – Да ладно, переживем. О, мне звонят – видимо, у нас вызов. Счастливо оставаться!

И он заспешил обратно, приложив к уху мобильник.

Алена вгляделась в сумеречные дали. Нет, зеленых огоньков не видно. Может, на обычной маршрутке поехать? Или все же частника взять?

В эту минуту одна из машин, притулившихся у обочины – темно-серая, прогонистая, красивая, – тронулась с места и подвернула к Алене. Открылась дверца, шофер в берете перегнулся через сиденье, высунулся:

– Подвезти или как?

– Мне в верхнюю часть, – сказала Алена. – Далеко.

– Так ведь я не пешком, – хмыкнул шофер. – Машинка довезет. Она хорошая, послушная.

Машинка и впрямь была хорошая – «Опель». Как так вышло, что в своей жизни Алена еще ни разу на «Опеле» не ездила?..

– А до Ижорской – сколько?

– Ну… – с сомнением посмотрел на нее шофер. – Двести – это вам как?

– Переживаемо, – усмехнулась Алена, вспоминая одного водителя джипа, который за путь раз в десять короче, чем тот, который предстояло проехать сейчас, взял с нее в два с половиной раза больше.

– Садитесь, поехали. – Шофер открыл заднюю дверцу, и Алена села на серый новый велюр.

Тронулись.

Алена, скрывая улыбку, посмотрела на черный берет с хвостиком, обтянувший голову водителя. Такие береты раньше носили художники и фотографы, а потом позатолкали их в сундуки или повыбрасывали на свалку. Аленин знакомый, художник Леший, иногда носит такой протертый до дыр берет в своей мастерской зимой, когда начинает зябнуть. Ох и бабник этот Леший, что-то страшное! Ни одной юбки мимо не пропустит. Разумеется, он не единожды подкатывался и к Алене, но у нее было такое ощущение, что постель с Лешим будет чем-то вроде инцеста – слишком давно она его знала и слишком дорожила его дружбой.

Внезапно «Опель», медлительно выруливавший от обочины, снова вильнул туда. Дверца рядом с Аленой распахнулась, какой-то человек проворно сел – буквально прыгнул! – на сиденье, резко отодвинув ее в другой угол.

– Что?! – крикнула Алена и осеклась, когда незнакомец обернулся к ней.

Эту физиономию ей бы век не видеть, но вот сподобилась. И немедленно узнала и черные жуликоватые глаза, и щеточку усов под разбойничьим носом.

Ашот, Боже мой… Ашот, шофер Анжелкиной маршрутки! А этот-то, в берете… И его мрачные глаза, и его недобрые черты тоже знакомы Алене. Павел, шофер Льва Ивановича Муравьева – или его несостоявшийся заместитель, как угодно.

– Ну, чо? – ласково спросил Ашот. – Задрожала? Еще и не так задрожишь!

– Вы рехнулись? – высокомерно (кто бы знал, чего стоило ей сейчас это высокомерие!) произнесла Алена. – Что вы себе…

Ашот замахнулся. Лицо его из ласково-глуповатого, сияющего торжествующей улыбкой, внезапно стало таким, что Алена даже зажмурилась и отшатнулась от него.

– Вот именно, лучше молчи и не пялься на меня, а то прибью!

Алена сидела, не открывая глаз. В горле было сухо. Не просто сухо, а словно бы теркой там драло, и она часто, мучительно сглатывала. И этим была занята всецело – ни одной мысли в голове, ни одного реального ощущения, даже страха она не чувствовала, только режущую боль в горле.

Автомобиль мчался. Куда? Она не решалась посмотреть, вернее, не решалась увидеть. Почему-то казалось, что летят они, не касаясь земли, прямиком в преисподнюю. Потом вдруг мелькнула мысль, что надо бы наблюдать, куда ее везут, запоминать дорогу… И еще одна мысль возникла, такая медленно-вопросительная: а понадобится ли ей это? Будет ей шанс вернуться?

И она немедленно открыла глаза, и голос откуда-то взялся:

– Куда вы меня везете? Что вы хотите?

– А ну, молчи, сука! – снова замахнулся Ашот, а Алена снова зажмурилась.

– Да ладно, пусть повякает, – донесся голос Павла. – Пусть поплачет. Недолго осталось.

Недолго осталось? Недолго оста…

– Вы с ума сошли, – сказал третий голос, ранее Алене незнакомый. Через несколько тягучих мгновений она поняла, что это ее голос. Или в ушах звенит так, что она сама себя почти не слышит. Или она разучилась говорить по-человечески?

– Да это ты с ума сошла! Если думала, что мы тебя не достанем за все, что ты с нами сделала! – крикнул Ашот.

– Я… с вами… что… – Она недоуменно открыла глаза.

– А ты не знаешь? – рявкнул Павел. – Неужели не знаешь? Ну так знай: меня Муравьев выгнал с треском, сказал, что я его позорю, а значит, мне рядом с ним, таким святым и чистеньким, не место. А заодно и Ашота из парка поперли. Тебе большое спасибо за это, только тебе, никому другому. Ты Муравьева настропалила!

– Я никому ничего… – пробормотала Алена. – Честное слово!

– Никому, никому! – злобно передразнил Павел. – А откуда он тогда узнал, что я себя за Селиванова выдавал?

– Догадался, наверное, – с трудом выговорила Алена. – Все ведь было понятно в той ситуации, а Муравьев далеко не дурак.

– Он не дурак, зато ты дура! – ухмыльнулся Павел. – Теперь до конца жизни только про одно и думать будешь: какая ты дура. Но не горюй, думать недолго придется.

– Нет, вы серьезно? – спросила Алена, чувствуя, как губы ее растягиваются в совершенно бессмысленную ухмылку.

– Главное дело, объявление ей мое не понравилось! – взревел Ашот. – Из-за какой-то бумажки жизнь людям испортить? Из-за каких-то ишаков?

– Ослов, – прошептала Алена.

– Да какая разница? – внезапно успокоившись, спросил Ашот почти миролюбиво. – Тебе не все равно, ослов или ишаков? Это одно и то же, что ты к каждому слову цепляешься?

– Хватит трепаться, – зло полуобернулся Павел, – приехали. Придержи ее там, я гараж открою.

И он выбрался из машины.

Ашот сцапал Аленины руки своими жесткими лапищами и с жуткой задушевностью вдруг сказал:

– А может, если попросишь, мы тебя оттрахаем напоследок. Хочешь – по отдельности, хочешь – за компанию. Хоть порадуешься…

Алена покачала головой, отвела глаза. Ей было видно, как Павел возится около тяжелой двери какого-то гаража.

Куда они приехали?

Зачем?..

Она не замечала дороги, не запомнила, куда привезли, сколько ехали. Может быть, не запомнила своего последнего пути.

– Слюшай, хочешь девышку, а? – хохотнул Ашот, заговорив с явным акцентом и обращаясь к водителю. – Очень сильно просила.

– Да плюнь ты на нее, – буркнул Павел, садясь за руль. – Больно надо, заразит еще напоследок!

Ашот захохотал:

– Или откусит, от нее всего можно ждать! Ладно, пускай помрет нетраханой.

– Нет, вы что? – снова раздался тот же голос, в котором Алена с трудом узнала свой собственный. – Вы не можете… – И вдруг что-то прорезалось в голове: – Мой друг видел, как я села в вашу машину!

Иван… Видел ли Иван? Она не могла вспомнить. Нет, кажется, он ушел уже далеко, когда ей удалось поймать машину… вернее, когда поймали ее.

– Твой друг? – хмыкнул Ашот. – Не свисти! Он как чесанул, как и не было, и забыл про тебя!

– Да хоть бы он и видел что, – спокойно сказал Павел, осторожно въезжая в гараж. – Да хоть бы он даже и в книжечку себе номер записал! «Опелек»-то в угоне, чей он, хрен его знает. А главное, мы сейчас как поставим его в гаражик, так и придем… ну, может, в марте, а может, в апреле. Гаражик тоже ничейный, мужик, хозяин его, свою таратайку продал, в гараж и не ходит никогда. Так что спи спокойно, подруга. Никто не побеспокоит!