Разбитое сердце июля - Арсеньева Елена. Страница 66
– Что? – так и подпрыгнул Колобок. – Что вы несете?!
– Это куры несут, – грубо ответила Алена. – Куры несут яйца. А я – я вам говорю: завтра может начаться еще один скандал, причем очень серьезный. И если вы его не хотите, вам лучше вернуть Литвиновой – я имею в виду настоящую Литвинову! – ее деньги.
– А вы что, ее адвокат? – продолжал задираться Колобок.
– Не я, а моя подруга, – пояснила Алена. – Но я ей ничего не сказала о своих догадках, так что у вас еще есть шанс спустить дело на тормозах… хотя и будет трудно. Если именно Марина Ивановна убила ту девчонку, то, пожалуй, скандал все же грянет.
Такого она в жизни не видела! У них в шейпинг-зале висели фотографии самых блистательных победительниц собственных килограммов: до похудения и после оного. Как правило, снимки выглядели очень впечатляюще, но ведь между ними проходило время! Самое малое – месяц! А тут прямо на ее глазах человек моментально уменьшился в размерах как минимум вдвое. Взял да и похудел.
– Она… Не может быть! Я не верю! С чего вы взяли? – пропищал этот новый (бывший!) Колобок тоненьким голоском. – Марина вам сказала? Да она по пьяни что угодно наболтать может! Она же алкоголичка, она же…
– Она вовсе не была похожа на алкоголичку, – тихо сказала Алена. – Кодировалась, да? А теперь сорвалась…
Колобок уныло кивнул:
– Ну, конечно, кодировалась. Из-за этого ее и разнесло так. Люди по-разному реагируют. У меня один друг был, тоже сильно пил. Широкая такая натура! Закодировался – стал невыносимым жмотом, жена, которая раньше его пьянство хоть как-то терпела, жадности не вынесла и ушла. А Марина стала есть, есть, есть как ненормальная. Знаете, какая красивая она была раньше? Даже когда напивалась, в канаве валялась, все равно была красивая. Галина ей всегда завидовала, ее красоте.
– Значит, они сестры? Не похожи, – сказала Алена.
– Правда же? Правда, не похожи? – почему-то обрадовался Колобок. – Никакого сходства! Пусть Галина и не голливудская красавица, какой была Марина, зато такую жену поискать еще надо. Если бы не эта бродяжка, которой она никогда не могла ни в чем отказать… Сколько она нам нервов вымотала, сколько денег из нас вытянула!
– Понятно. И вы решили возместить ущерб одним махом, – усмехнулась Алена.
Колобок покраснел, насупился:
– Не понимаю, о чем вы?
– Да этот снимок, – Алена повертела в руках фотоаппарат. – Кому пришло в голову сфотографировать Холстина, чтобы потом шантажировать его? Вам? Галине? Лео… в смысле, Марине Ивановне?
– Ей. Она знала, что Холстин в Ирину до смерти влюблен и жизни не пожалеет, чтобы жениться на ней. А тут такой скандал… И вообще его репутация… Марина была уверена, что сможет из него деньги тянуть сколько угодно.
– Но ведь за него выходила ее дочь! Разве Ирина не помогала бы матери, став женой такого богатого человека?
– Ирина? – Колобок горько усмехнулся. – Ирина даже не показала жениху мать, понятно? Стыдилась ее, будто твари какой-нибудь. Клялась, что любит мамочку, что жалеет, а ведь Марина жила только тем, что ей Сергей покойный давал да мы с Галиной. А что Ирка, что Вадик – они в другую сторону смотрели. Ладно, Вадик – он чужой, он Марину вообще в глаза не видел никогда, только на старых фотографиях, а там она – совершенно другая. Они за одним столиком с Мариной сидели, а он даже не подозревал, кто она. Смех, да? Ирина только вид делала, что они не знакомы, а Вадик даже не догадывался ни о чем. Но ладно, говорю, он чужой, но Ирка… предательница! На мать ей было совершенно наплевать, под чужую дудку пела – все, что Нинка ей велит, делала! Как зомби!
– Нинка? Нина Елисеева имеется в виду? – перебила Алена с самым равнодушным видом.
Колобок прихлопнул рот ладонью и уставился на нее, вытаращив глаза. Конечно, он был потрясен, он был в отчаянии, но даже в его отчаянии было что-то комическое. Вот бедняга, даже посочувствовать ему невозможно, можно только смеяться над ним…
– Откуда вы о ней знаете? – спросил хрипло, утирая пот со лба.
– От Ларисы Серебряковой, – не стала скрывать Алена. – Как и о многом другом. Но далеко не обо всем… Кое-какая информация получена из других источников.
Почему-то при этих словах ей вспомнилась Софико Чиаурели в чудном старом фильме «Ищите женщину». Если бы героиня фильма сейчас оказалась на месте Алены, то непременно постучала бы себя по лбу, указывая на один из этих бесценных источников.
Однако Алена стучать себя по лбу не стала, а небрежно спросила:
– Кстати, вы ведь тоже плясали под дудку Нины. Разве нет?
– Я сделал то, о чем меня Вадик попросил, – моментально насупился Колобок. – Ну, разве трудно мне было…
Он осекся, однако Алена словно бы услышала продолжение: «Обеспечить вам уединение в бассейне?»
– А он просил вас по собственной инициативе или по указке Нины? – настойчиво спросила она.
Колобок только плечами пожал:
– Да мне какое дело? Я ему только один раз и помог, говорю же. Я вообще во всю их затею не верил. Поэтому и не помешал вам въехать в номер Толикова. А они все на тех бумагах финансовых, на их поиске, с ума посходили. Из них пропойца несчастная, – он пренебрежительно кивнул на храпящую Марину, – была самым трезвомыслящим человеком, как ни смешно это звучит. Она деньги хотела добыть просто: шантажировать Холстина. А все остальные помешались. Как будто человек потащит с собой в пансионат какие-то важные бумаги! Хоть, конечно, Нинка этого и требовала. Она его запугала до смерти, заставила сюда приехать…
– Нина заставила? Толиков приехал в «Юбилейный», потому что его заставила Нина Елисеева? – насторожилась Алена. – Каким образом?
– Не знаю! – прижал руки к груди Колобок. – Не знаю, слово даю! Небось тоже шантажом каким-нибудь. Между нами, он, Толиков, был… нетрадиционный человек. Понимаете, о чем речь?
– Голубой, что ли? – недоверчиво спросила Алена. – Нет, правда?
– Я над ним со свечкой не стоял, – дипломатично ответил Колобок. – Просто Нинка обмолвилась однажды, что Толиков из тех старых козлов, которые ради Вадькиных синих глаз на все готовы. А Вадька – он же бисексуал. Ему все равно, с кем – хоть со старыми мужиками, хоть… с бабами. Лишь бы платили!
Перед «бабами» он сделал ощутимую паузу, и Алена просто-таки физически услышала непроизнесенный эпитет, отнесенный конкретно к одной из этих баб. К той самой, с которой она недавно переглядывалась в своем зеркале.
Но Алена и бровью не повела. Все пустяки в сравнении с вечностью!
– Да, – сказала она, – я погляжу, вы все друг про друга знаете, у вас тут настоящая шайка была. Марину вон пристроили под чужим именем, на чужую путевку…
– Какая шайка? – пожал плечами Колобок, проигнорировав упоминание о чужой путевке как несущественную мелочь. – Не шайка, а семья. В какой-то мере мы все же родственники, хоть и не кровные. Мы все так или иначе имели отношение к Сергею Лютову и все были уверены…
– …что имеете право на наследство, – закончила Алена.
– Ну, пусть так, – покладисто кивнул Колобок. – А что? Может, скажете, для вас триста тысяч долларов – чепуха?
– Не чепуха, – честно призналась Алена.
– И для нас не чепуха. Нинка слово дала, что, если деньги найдутся, каждый из нас получит свою долю. На пятерых по шестьдесят тысяч на брата получается! А у нас с Галиной было бы вообще сто двадцать. Это же богатство! Нам такого никогда не заработать!
– Почему на пятерых? – удивилась Алена. – Вас же шестеро! Ирина и Вадим, вы с женой, Марина, Нина – шестеро получается. Или Ирина не собиралась брать деньги, учитывая капиталы будущего мужа?
– Ирка-то? Да вы что! – хохотнул Колобок. – Она на Холстина не рассчитывала, знала, что Нинка свадьбу так или иначе расстроит. Для той помолвка, любовь Холстина к Ирине были только средством отомстить за Сергея. Нет, денег брать не хотела именно Нина! Нас она всех собрала, всех объединила, всех завела этими деньгами. Но для нее главное было – достать тех троих, которые так или иначе были виноваты в смерти Сергея. А деньги, говорила она, ей не понадобятся. Она уезжать куда-то собиралась…