Разбитое сердце июля - Арсеньева Елена. Страница 68
Из дневника убийцы
«Осталось чуть-чуть. Уже завтра. Уже немного. Только один день подождать.
Последний расчет: в верхние веки по 10 единиц, в нижние тоже по десять, бровям достаточно по пять. Или уж по десять для ровного счета? Можно не мелочиться, у меня два флакона по сто единиц. В платизму надо будет побольше ввести…
Да, художник из меня никакой. Ну и ладно. Все равно никто и никогда этой рабочей схемы не увидит. Если бы я была героиней какого-нибудь романа, я непременно отправила бы этот дневник по почте… Кому? Да хоть бы тому менту, которого Бог уберег в свое время. Может, для того и уберег, чтобы именно он догадался, кто тут столько дел натворил и почему.
Впрочем, сомневаюсь, чтобы он догадался. Скорей эта востроглазая дамочка поймет… На первый взгляд полная дура, но, кажется, совсем наоборот.
Ну что ж, поживем – увидим!
О нет… Ни то и ни другое!»
…И снова хохотала Жанна. Она говорила что-то по мобильному телефону и просто-таки заливалась, у нее аж в горле что-то стеклянно дребезжало от смеха!
Алена резко села.
Ага, понятно. Это сон. Противный сон из числа тех, которые имеют обыкновение сниться под утро и, как правило, сбываются самым неприятным образом.
Нет, это не сон. Кто-то стучит в стекло, и стекло дребезжит!
Бог ты мой, как же она забыла на ночь положить в уши французские восковые затыкалочки, которые гарантируют совершенно спокойный сон, а не вскакивание ни свет ни заря! Правда, уже и свет, и заря, на часах около семи утра, но все равно рано! Вчера не дал поспать Холстин, сегодня…
– Алена! – послышался приглушенный голос. – Алена, вы спите? Да что с вами!
Вчера не давал спать Холстин, сегодня – Нестеров.
– А что со мной? – спросила она, подходя к окну и отдергивая шторку. Потом выключила кондиционер и открыла створку.
Нестеров, бледный, измученный, смотрел на нее снаружи, держась руками за подоконник.
Окна здесь находились довольно высоко над землей, и Алена смотрела на него, будто какая-нибудь царевна из терема – на Ивашку, которому без Сивки-Бурки до нее вовеки не допрыгнуть.
– Я же устал стучать что в дверь, что в окна, – буркнул Нестеров. – Вы что, не одна?
– А вы что, с ума сошли? – тем же тоном спросила Алена. – С чего такие смелые выводы?
– Ну, знаете, когда стучишь-стучишь, а женщина не хочет открывать, значит…
– Значит, она спит, – светски улыбнулась Алена. – Может быть, вам две ночи не спать – семечки, а мне – нет.
– Ну ладно, извините, – буркнул Нестеров. – Тогда досыпайте.
– Спасибо. Чего и вам желаю. Нам во сколько надо выехать – в восемь, полдевятого? Ну, еще времени вагон, можно многое успеть! – И она потянулась задернуть штору.
Нестеров смотрел снизу, у него были ввалившиеся глаза и серое от усталости лицо. Алена оглядела его с жалостью (совсем заработался мужик!) и сказала с улыбкой:
– Идите, идите!
И задернула наконец штору.
Со вздохом повалилась в постель снова. Неужели и правда она так крепко спала, что не слышала, как ломился в дверь Нестеров? А зачем, кстати, он ломился? Что забыл здесь, в ее номере? Хотел отчитаться перед будущей сотрудницей и сподвижницей прошедшего дня о том, что рассказал Колобок, если тот все же решил явиться с повинной? Ну, вся его информация для Алены не новость. А вот рассказать Нестерову о размышлениях по поводу «троюродной темы» следовало бы. Интересно, как он это воспримет? Но ладно, спать так спать.
И тут раздался стук в дверь.
Ну что еще? Неужели наш герой еще не наработался?
Алена завернулась в халат и открыла. И тут он ее схватил – прямо на пороге.
От изумления Алена какое-то время стояла столбом, и, только когда почувствовала, что Нестеров оторвал ее от земли и вроде бы даже куда-то понес (куда, угадайте с трех раз?!), она задергалась, затрепыхалась, забилась…
Был в ее любовной биографии некий стриптизер по имени Северный Варвар, этакий юный Геракл, которому раз плюнуть было поносить на руках женщину какого угодно веса. Однако Нестеров не принадлежал к числу мужчин атлетического сложения. Пожалуй, он весил столько же, сколько и Алена, шестьдесят три – шестьдесят пять килограммов, да и ростом был всего сантиметра на два-три выше ее ста семидесяти двух. Следует принять еще во внимание усталость минувших суток и последствия не столь уж давнего ранения…
Словом, не сдюжил герой-любовник и, как только Алена всерьез задергалась, буквально выронил ее на пол. И сам едва не рухнул рядом.
– Вы что?! – обиженно выкрикнула она, торопливо натягивая на бедра ночную рубашку, задравшуюся выше всех мыслимых пределов (а спала Алена всю жизнь без трусиков, даже когда спала одна). – Я же вам сказала – идите, идите!
– Вы что?! – в это же самое мгновение обиженно выкрикнул Нестеров, не отрывая взгляда от того, что успел (успел-таки!) увидеть под рубашкой. – Вы же мне сказали – идите, идите!
Тут они прервали свою хоровую декламацию и уставились друг на друга. Итак, налицо типичное недоразумение. «Мы оба были… я у аптеки… а я в кино искала вас…»
– Я имела в виду – идите спать. В свою комнату, – пояснила Алена.
– Теперь понял, – кивнул Нестеров, поднимаясь и подавая ей руку, чтобы помочь встать. – Ладно, проехали.
– Хотите кофе? – спросила Алена. – У меня хороший…
– «Якобс монарх», – закончил Нестеров. – И даже сухие сливки есть.
– Правильно. Будете? Или все же пойдете спать?
– Не получится теперь у меня заснуть, – вздохнул Нестеров.
– У меня тоже, – сообщила Алена без всяких вздохов. – Поэтому оставим бессмысленные попытки, выпьем кофе и будем собираться. Только я под душем чуточку постою. И вам советую то же сделать.
Наткнулась на его вспыхнувший надеждой взгляд и уточнила:
– Под своим.
Нестеров поплелся прочь, не сказав ни слова.
Вот так всегда, подумала Алена, входя в ванную и открывая пластиковую душевую кабинку. Уже который раз уходит из твоей жизни, из спальни и постели (и даже из-под твоего душа!) мужчина, причем уходит не по своей, а по твоей воле. А ведь обещала же, даже, можно сказать, клялась себе, что не будешь больше упускать приятностей жизни! Но упускаешь…
Однако вчера в бассейне не упустила. А сегодня что же? Можно поклясться, что желание Нестерова – искреннее желание, а не по указке какой-то там мстительницы, как у Вадима. Нестеров – настоящий мужчина. Самостоятельный, надежный, не то что там какие-то мальчишки, игрушки для красавиц, Вадим или Игорь!
Ах, ладно, Алена еще обдумает этот вопрос – насчет Нестерова. Немного погодя. Потому что на самом деле до выезда остается не такой уж большой вагон времени. А надо еще рассказать боевому товарищу о своих аллитерационных умозаключениях… И вещи собрать.
Она надела бриджи, майку, босоножки, причесалась, подкрасила ресницы, отыскала серьги, подходящие к майке (серег было море, потому что Алена обожала пластмассовую бижутерию, но ведь носить ее можно только летом, и тогда уж она давала себе волю), согрела на кухне чайник, накрыла на стол, покидала вещи в чемодан, сняла с окон и дверей французские прибамбасы и уже начала беспокоиться, когда Нестеров пришел наконец. Волосы мокрые, рубашка свежая, лицо бледное, но взгляд спокойный.
– Юматов говорил, это вы его прислали с повинной, – сообщил он, выпив молча одну, а потом и вторую чашку кофе. – Когда успели?
– Перед тем как лечь спать, – со смешком откликнулась Алена. – В постель с чистой совестью! Он вам все рассказал?
– Наверное. Надо сравнить, конечно, что вам говорил, что нам. Кстати, он никак не мог понять, каким образом вы догадались, что Леонида – это Марина, мать Ирины. Они же совершенно не похожи!
Алена вспомнила изумительные ноги Ирины на фотографии в газете и точеные щиколотки своей толстой соседки по столу:
– Женская интуиция, скажем так.
– Интуиция… – неодобрительно пробормотал Нестеров. – Ладно, не хотите говорить, как хотите. А кстати, кое-что прояснилось и насчет моего взрыва. Юматов упомянул, что у Вадима Лютова были какие-то связи с криминальными продавцами взрывчатки?