Урюпинский оборотень - Басов Николай Владленович. Страница 8

Рыжову захотелось даже сходить взглянуть на эту икону, лишь бы поскорее выйти из этого сарайчика. Тем более, что он вдруг почувствовал запах тела. Оно уже начинало разглагаться, и запах крови, к которому он, в общем-то, привык за годы войны, теперь тонул в этом… облаке смерти и тления. Он понял, еще немного, и его вырвет. Ужасно, что человек, такой вот обычный, привычный всем своим видом, с двумя руками, ногами, головой, глазами и бородкой, вдруг обращается во что-то до такой степени чуждое и ужасное, что его брезгуешь даже рассмотреть… Как это сумела Борсина. Все же не зря он прихватил ее с собой, из Омска, а на этот раз из Москвы. Может, она что-то такое знает, до чего он никогда не додумался бы, обучайся в разных училищах хоть до конца жизни.

– Страшно? – вдруг спросил Колядник у Раздвигина. Потом обернулся и посмотрел на отца Виктора. – Всем страшно?

– Очень, – серьезно подтвердил отец Виктор. – Люди боятся выходить на улицу, как стемнеет, боятся в поле выходить, в лес… – Он еще раз вздохнул. – Потому Ратуя и просят, чтобы он извозом занялся, сами-то не решаются.

– А может, это все же бандиты? – спросил Колядник.

– Нет, такое ни один человек сделать не в силах, – заговорила Борсина, на нее теперь никто не смотрел, как-то она слишком легко перешла ту грань, которая оставалась между этой смертью и остальными, между этим телом и страхом собравшихся тут, живых людей. – Посмотрите, господа, брюшная полость не взрезана, а разорвана, печень вырвана, кажется, зубами, уверена, что ее попробовали есть…

– Волков у вас много? – спросил комадир чона.

– Было много, но пастухи говорят, сейчас вообще не стало, ушли.

– Сказки это, – ответил Колядник недовольно. – Волки никуда не уходят, затаиваются, либо на глаза не показываются, они это умеют… А уходить им не из-за чего.

– А-а что… – Все же Раздвигин справился с собой и подошел. – А что еще рассказывают?

– Может, не стоит тут? – отозвался отец Виктор. – У тела…

– Вы бы нам лучше помогали, батюшка, а где да как – это дело десятое.

И чего Колядник таким ворчливым стал, подумал Рыжов, но ничего не произнес. В общем, чоновец был прав.

Отец Виктор опустил голову, даже руки спрятал назад, возможно, чтобы там, где никому их не видно, сжать кулаки.

– Разное говорят… Ночами иногда падают птицы, причем они живые, но улетать от людей не хотят, живут долго. Сначала детишки пробовали их родителям носить, но те запретили, плохой это знак. – Он поднял голову, быстро всех оглядел, прищурившись, будто стал вдруг плоховато видеть. – Я не осуждаю их, это действительно что-то необычное. Не должны птицы так себя вести.

Рыжов усмехнулся.

– Я раз в степи под Оренбургом тоже филина ушастого нашел, он от мороза чуть не под шинели наши забился, которые мы на складе при станции держали. Жил у меня неделю, и ничего… особенного не произошло. Я его потом выпустил.

– От мороза – это одно… А если без мороза? – Отец Виктор набрал побольше воздуха в грудь. – Еше каких-то людей видели, и не раз. Не наших людей…

– Где? – сразу вскинулся Колядник. – Может, это бандиты Пересыпа?

– Не-ет, – протянул отец Виктор, – они были волосатые, с палками… Как если бы дикие совсем, и еще… Говорили, что через них можно было свет видеть, и деревья. Ну, то есть, они почти прозрачными были. При этом ели грибы сырыми.

– Ерунда, – махнул рукой Колядник. – И это все?

Неожиданно заговорила Борсина:

– Какие грибы?

– Не знаю я, – признался Виктор. – Их местные еще «беляками» называют. Но вообще-то, грибов в наших краях никто не употребляет. У нас мало кто в них разбирается. Иногда эти белые можно есть, если низ шляпки у них темный или фиолетовый, а вот другие, которые совсем белые, в пищу даже лошадям не идут, у них от этого пена выступает, и глаза… глупеют. Если они все же потом выживают, все одно, такая лошадка у нас порченной считается.

– Ну да, – согласилась Борсина. – Шампиньоны – это и есть грибы с темной или фиолетовой изнанкой. А вот белые поганки – те на севере только шаманы решаются есть, чтобы впадать в безумие… Но это сложно, этому многие годы нужно обучаться, и то… Не всем дается, нормальные люди умирают. Где я могу вымыть руки?

– Так что же, – спросил Раздвигин. – Осмотр тела закончен?

Рыжов посмотрел на него удивленно, а чего он еще хотел? И то, как это проделала Борсина, было неприятно, а инженер оказался еще чем-то неудовлетворен?..

– Ладно, – рубанул воздух Колядник. – Делом нужно заниматься, а не разглагольствовать. Я вот что думаю, поедем-ка мы в Нехватки, может, там что-нибудь еще узнаем. И про этого Тимофея…

– Мефодия, – поправил его отец Виктор.

– Да, Мефодия… И про этих прозрачных, а если получится, и про деда Ратуя. Он-то сейчас отпирается, мол только на рынок ездил, продукты возил… Не знаю, что о нем и думать. – Он направился к выходу из сараюшки. – Узнать надо, как он живет, да что о нем другие говорят. Тогда и решим.

# 6.

Нехватки оказалась хутором едва ли в десяток дворов, стоящим в очень неприметном, уединенном месте. Если бы кто-то из уже знающих эти места бойцов чона, не привели их сюда, они бы никогда не обнаружили хутор. Вот только лес снова, как и многое в этих местах, не понравился Рыжову. Он даже немного пожалел, что оказался тут, ему не хватало степи, ее ветра, дальнего вида и простора. Да, больше всего ему не хватало простора, который бывает над ровной, лишь изредка всхолмленной местностью, покрытой реденькой, выжженной уже к июню травой, которая и называется степью.

А что было тут? Лес, местами густой, а местами заболоченный, мокрый, с большими деревьями, закрывающими небо так, что даже листья висели над головой и перед мордой лошади едва ли не сплошным маревом, словно непробиваемая стена, которую тем не менее все время приходилось пробивать, проходить… Чтобы и через сотню шагов обнаружить, что она не стала тоньше, не стала понятнее, не стала редкой.

Но вокруг Нехваток оказалось изрядное количество полей. Еще голых, едва на треть вспаханные, зато перед ними луга уже были покрыты нежным разнотравьем. На них лошади изрядно дурили, чтобы подкормиться, чтобы своими мягкими губами нарвать побольше этой травы и пожевать ее, хотя бы на ходу.

В Нехватках пришельцам отнюдь не обрадовались. Пара хмурых женщин вышла к конникам, но тут же спрятались, удалось найти лишь одного мужичка, хмурого, как и многие тут, и небритого, чтобы он показал место, где нашли тело истерзанного Мефодия.

Поход туда занял немало времени. Прошли сначала по какой-то дороге, неприметной даже когда по ней пришлось ехать, а потом вдруг вышли на неаккуратную просеку. Рыжов даже задумался, и как сюда занесло кого бы то ни было, если только он не знал, что тут следует искать тело погибшего мужичка. Он спросил об это у проводника:

– И зачем это вы, из Нехваток, зашли сюда?

Проводник окинул его недоверчивым и вместе с тем удивленным взглядом.

– Так ведь знамо, куды Мефодий ходит.

– А что он тут искал? – включился в разговор и Колядник.

– Известно что – старицу, тут рыбу можно руками брать. Или корзиной старой, – кажется, мужичек был не просто глуповат, но еще и почитал глупыми этим вот, пришлых, которые оторвали его от обычных деревенских забот. – Выбиваешь из старой-то корзины дно, и идешь по старице, накрываешь воду то тут, то там, и если рыбина крупная, она по корзине бьется… Плещется она в корзине. Тогда ее берешь и в мешок, али на берег кидаешь, и ее бабы али мальцы в мешок суют, чтоб домой донести.

М-да, не очень мудреный способ рыболовства, но если у них такие места… Значит, так и надо, им-то, крестьянам местным, лучше известно.

А Борсина вдруг соскочила с предоставленной ей и Самохиной телеги и пошла по лесу. Сначала ее было видно, она недалеко ушла, зато потом вдруг пропала за кустами.

Самохина попробовала было на нее покрикивать, чтобы не уходила далеко, но Раздвигин сделал ей предупреждающий жест. Сам спешился, отдал повод своей лошадки кому-то из бойцов и пошел следом за бывшей мистичкой.