Задолго до Истмата - Беразинский Дмитрий Вячеславович. Страница 65

– Ну что, мой друг, – спросил Иннокентий Михайлович минут десять спустя, – пришло что-нибудь на ум?

– Умишко! – вздохнул Алексей. – Хоть топите, хоть вешайте, господин министер, но в голову ничего, окромя десяти библейских заповедей, не лезет!

– Вот и прекрасно! – обрадовался министр. – По крайней мере что-то осмысленное сказал. Но ты хотя бы приблизительно понимаешь, что означает слово «культура»?

Собеседник вздохнул:

– Мудреное слово, а чего значит? Погодьте, перед Дворцом Чудес этих культур немерено!

– То скульптуры, – кротко поправил министр, – давай-ка мы вот как, дружок, поступим. Я попытаюсь тебе объяснить, если ты поймешь – то мы с тобой сработаемся. Если нет, отбываешь свои сутки – и катись к женке. Договорились?

Алексей кивнул. Иннокентий Михайлович напрягся, попытался мыслить на уровне человека, сидящего перед ним. Затем вспомнил серию книг Юрия Никитина, закупленную в Москве двадцать первого века, в которой Вещий Олег пытался двигать понятиями этой самой культуры не в пример раньше. У пещерника получалось это с трудом, но все-таки получалось. Но там закон жанра обязывал, а тут...

– Слушай, Лексей, – по-братски обратился он к мужику, – среди нас понятие культуры толкуют такими словами, что без пол-литры не разберешься. Я попытаюсь объяснить попроще. Ты знаешь, что отличает человека от зверя?

– Скажете тоже! – разобиделся Макоедов. – Ни один зверь город построить не додумается, хотя хату каждый себе сам строит... а ласточки? А! Вот! Церковь ни один косолапый еще не додумался построить!

Симонов вздохнул. Это было «почти», но не совсем. Он подбодрил собеседника:

– Правильно. Религия – это одна из составляющих культуры. Я тебе расскажу, как определял культуру один мудрец... он давно жил...

Министр подумал, что Никитин на него не обидится. Ведь для этого мужика что триста годков до, что триста после – один хрен. Небытие. Особая форма.

– Часто культуру путают с цивилизацией! – вдохновенно начал он, но Макоедов, услыхав еще один непонятный термин, пригорюнился. – Если взять одиноко стоящее дерево, а рядом поставить кучу всякого зверья из Библии, кому в голову придет первому свалить это дерево? – навскидку задал он вопрос.

– Человеку, конечно! – довольно ответил Алексей. – Бобер, правда, тоже могет. Но ежели посреди чиста поля, то только человек.

– Чище не бывает! – поспешно согласился министр. – Только дерево... его же голыми руками не свалишь.

Макоедов приосанился, словно всю жизнь посещал занятия в школе для дебилов. «Сейчас слюну пустит!» – с ужасом подумал Иннокентий Михайлович.

– Так ведь для этого дела топор придуман! – сообщил Алексей.

– Ну вот! Топор – это один из признаков цивилизации, – облегченно выдохнул министр. – А скажи, у тебя дома есть топор, а к тебе вломился пьяный сосед. Перепутал дома: твой и свой. Как ты поступишь?

– Ежели бодаться зачнет – в рыло съезжу, – с удовольствием ответил Алексей, – да через забор и перекину.

– А кто тебе мешает топором по морде ему съездить? – тихонько спросил Иннокентий Михайлович.

Довольная физиономия сразу поникла.

– Дык ведь, господин министер, разве можно? Это ведь сосед. За это и на каторгу недолго...

– А если обухом по затылку, аккуратно? – допытывался настырный Симонов.

– Да что вы! Это ведь сосед! За что его топором бить, ему кулака мово хватит за глаза!

Иннокентий Михайлович подошел к столу и налил себе из графина воды. Выпил. Предложил Макоедову. Тот шмыгал носом и обиженно сопел. Министр подошел к нему и сел на стул напротив.

– Так вот, друг Алексей, культура – это то, что мешает тебе соседа, когда он, обмишулясь, попал к тебе домой, зарубить топором. И просто размахивать этим топором направо-налево. Это то, что сдерживает человека, когда он может натворить глупостей. Но и не только это. Если один хозяин выходит по нужде в нужной чулан за домом, а другой справляет нужду у самого крыльца, то у кого из них уровень культуры выше?

– Понял! – внезапно воскликнул прозревший Алексей. – У меня калитка покосилась – я ее поправил, а Тимоха так и ходит вторую весну. Это значит, что у меня больше этой самой культуры, так?

– Так! – протянул ему руку Симонов. – Значит, не все еще потеряно, скромный ты мой. Есть еще порох в пороховницах. Ты уж извини, Алексей Кузьмич, пришлось нам с тобой попотеть маленько – но дело того стоило, поверь мне.

Макоедов настороженно смотрел на министра. Ему до сих пор было не ясно: на кой хрен сдался столь почтенному учреждению обычный скорняк? Все эти речи про культуру и благочестие, к чему все это ведет?

– Господин министер, – нерешительно начал он, но Симонов не дал ему завершить.

– Перво-наперво, господин Макоедов, нам с тобой необходимо правильно говорить. Никакой я вовсе не «министер», скажи нормально – «министр», без этого вашего дурацкого «е» на конце. Ведь вели я тебе произнести слово «компостер», ты ж его моментом превратишь в «компостырь», так?

– Так ведь, господин министер... министр, простому люду никак нельзя глаголить, как знатным боярам, – изумленный тем, что министр не знает таких простых вещей, выпалил Алексей, – оттого-то я и «Ляксей», а сосед – «Тимоха». С младенчества так учили.

– Так вот. Теперь прежние правила отменяются. В школах и гимназиях нынче учат правильному выговору. Давай-ка и ты, браток, учись – я ведь тебя, Алексей Кузьмич, хочу назначить смотрителем по культуре в посаде текстильщиков, Попался в колесо, значит – беги! Называется – принцип военной демократии. Что делать и прочие обязанности – узнаешь завтра на общем собрании смотрителей. Наперед скажу, что вас ожидают учебные курсы: несколько месяцев занятий при университете и практика на месте. Согласен?

– Мне – в студиозы? – переспросил Алексей. – Господин министр, мне уж на пятый десяток перевалило! Какая тут наука, до внуков бы дожить!

Иннокентий Михайлович произнес еще несколько ободряющих фраз, после чего отправил Макоедова в приемную – дожидаться коменданта, дабы тот устроил Алексея в интернат. Обучение должно быть на полувоенной основе с отрывом от производства, иначе этих чертей на занятия будут ждать до обеда. Было еще несколько неотложных вещей, связанных с организацией этого нового для столицы дела, но разобраться с ними Симонову не дали. Прибыл спецкурьер из Восьмого отдела. Волков призвал свою команду в срочном порядке прибыть в центральную резиденцию.

Вздохнув, Иннокентий Михайлович сыпанул рыбам еще немного корма и передал, чтобы приготовили пролетку. Сообщение пришло с грифом «Весьма срочно».

Глава 19. Гея – Унтерзонне. Время смазано

Точка кипения росы

– Господин генерал, что, ко всем чертям, происходит? – Министр культуры отмахал рысью длинный коридор, поэтому немного запыхался.

В кабинете советника по прогрессу собрались лидеры: премьер-министр, Лютиков, Денис Булдаков, Инга Самохина, Анжела и Константин Волковы. Иннокентий поспешил занять место за столом.

– Значит, так, – хлопнул ладонью по столу генерал Волков, – к чему этот общий сбор? Черт меня побери, если я понимаю сам! Через час нам нужно быть на Унтерзонне – в замке Хранителя. Наш шеф в последнее время вовсе обленился! Из-за дурацкого спора с Мастермайндом он не рискует часто здесь появляться, поэтому Магометам придется тащиться к горе. То есть в Неверхаус.

Дверь открылась, и в нее просунулась вспотевшая лысина Шевенко.

– Господин генерал, караулы расставлены! В течение двенадцати часов я не подпущу сюда никого: ни князя-кесаря, ни даже императрицу! Можете отправляться!

Генерал кивнул и снял с шеи цепь с хризолитом. Дыхнул на него, любовно протер кусочком фланели.

– Все готовы?

Тишина ему была ответом. Торжественные, одухотворенные лица смотрели на него. Миг перехода – это точно встреча с молодостью, радость познания тайн Вселенной, полная встряска всего организма.

Волков внимательно осмотрел всех. Затем привычным движением создал в углу портал и кивнул Ростиславу. Премьер-министр вздохнул и первым шагнул в синеву. Генерал шел замыкающим. Внимательно сверив данные таймера и секундомера, стремительно вошел в портал, когда жизни этому явлению оставалось около пяти секунд. После случая с Ингой Хранитель предписал совершать переход именно в таком порядке.