Первый, случайный, единственный - Берсенева Анна. Страница 47

– Очень устал, Саша, а? Ты потерпи, немного еще потерпи!..

Конечно, он устал – это чувствовалось и по дыханию, и по сбивчивым шагам. Георгий и сам устал, хотя был гораздо лучше подготовлен к долгим переходам, несмотря на болезнь и на то, что давно не был на воздухе.

Он уже почувствовал, что темнота перед глазами начинает вспыхивать разноцветными пятнами, когда их конвоиры наконец остановились.

– Дальше на машине поедем, – услышал Георгий голос Малика. – Я с вами сзади сяду, если что-то глупое подумаете, сразу застрелю. Понятно, да?

– Понятно, – быстро ответил Георгий, не дожидаясь какого-нибудь Сашиного вопроса.

Рюкзак с кассетами он с самого начала нес за спиной, поэтому спрашивать было, в общем-то, не о чем.

Судя по тому, что стремительно летящая машина то и дело подскакивала на ухабах, ехали они не по асфальту. Иногда машина буксовала, визжала колесами, но все-таки выталкивала себя из ям; это был какой-то мощный внедорожник.

Примерно через час пути машина остановилась. Малик приказал выйти и сразу же пересесть в другую машину – на этот раз поплоше, с раздолбанными амортизаторами и скрипучими тормозами. Впрочем, Георгию было не до того, чтобы оценивать качество транспортировки. Он чувствовал, что каждая секунда коротким ударом отдается у него в голове и в сердце, но вместе с тем не мог сообразить, много ли их прошло, этих секунд.

– Значит, так, – сказал Малик, – объясняю, как будем действовать. Сейчас приезжаем, из машины выходим, проходим немножко пешком, потом я вам глаза развязываю, наручники снимаю, вы медленно идете вперед. Медленно, не бегом, понятно, да? Те, которые вас ждут, тоже знают, что к вам бежать нельзя, иначе мы стреляем. А кто вас там встретит, куда поведет, это мне неинтересно, я свое дело сделал. Вам на меня обижаться не за что, да? И мстить мне тоже не за что.

– Мы на тебя зла не держим, – сказал Саша.

– Эх, Саша, хороший ты парень, – усмехнулся Малик. – Только такие, как ты, всегда мальчишками остаются, никогда мужчинами не становятся, потому что…

– Ладно, ладно, – перебил его Георгий. – Много ты понимаешь, кто кем становится. На отца его посмотри.

– Да, у такого отца есть чему поучиться, – согласился Малик. – Все, ребята, приехали!

Только когда они прошли последний километр и Малик снял наконец с их глаз повязки, Георгий понял, что до места добирались почти целый день; так-то он уже не чувствовал усталости. В синих декабрьских сумерках поблескивал снег, темнели ветки голых, по-южному стройных деревьев вдоль лесной дороги…

На дороге Георгий увидел довольно большую группу людей – почему-то женщин с детьми, стариков.

«Обманули, что ли? – мелькнуло у него в голове. – Никакая не свобода, а этим сейчас отдадут!»

От одного из прежних, еще до Малика, своих охранников он знал, что такое практикуется часто: жителям села, в котором при зачистке погибло много людей, отдают на растерзание русских пленников, чтобы хоть как-то удовлетворить жажду мести осиротевших родственников.

– А кто это? – удивленно спросил Саша, потирая затекшие от наручников запястья.

– Не бойся, это уважаемые люди, – объяснил Малик. – Они за вас отвечают. Из их села человек в Москве с человеком от твоего отца договаривался.

– А чего они ждут? – все-таки не понимал Саша.

– Они смотрят, чтобы мы все правильно сделали, – усмехнулся Малик. – Мы за вас деньги уже получили, а теперь еще одного их родственника получаем. Поэтому они смотрят, чтобы все было по-честному: мы с деньгами не убежали, ваши – человека им отдали. Вот он идет! – вдруг воскликнул он. – Все, ребята, идите вы тоже! Медленно идите, помните, да?

– Саша, пока держись рядом, а как только через толпу пройдем, встань прямо передо мной и иди не оглядываясь, – сказал Георгий.

– Почему? – удивился Саша.

Можно было позавидовать его спокойствию – в его светлых внимательных глазах даже светился интерес к происходящему!

– Без почему, Саша, – ответил Георгий. – Так надо.

Сам-то он понимал, почему. Впереди все-таки, наверное, были те люди, которые приехали за ними, а вот позади оставалась мрачная толпа, которую Георгий при всем желании не мог считать предсказуемой. Да и не было у него такого желания. У него вообще не было сейчас желаний – все его тело, все нервы были напряжены, и он чувствовал себя стрелой на тетиве.

– Пожалуйста, если ты так считаешь, – пожал плечами Саша. – Вот так идти?

– Да.

Люди в толпе молчали. Пока шли мимо них, Георгий сжимал Сашину руку, а потом, как только толпа осталась сзади, он подтолкнул Сашу вперед и поставил прямо перед собою. Узкие Сашины плечи исчезли за его плечами, и весь Саша скрылся за ним – так, что его вообще не было видно сзади, в этом Георгий был уверен.

Они медленно шли по пустой лесной дороге к маячащим далеко впереди фигурам людей.

И вдруг, когда они не отошли от толпы еще и на пятьдесят метров, Саша остановился и резко обернулся, чуть не уткнувшись носом Георгию в грудь.

– Ты что? – Георгий даже споткнулся от неожиданности.

– А кассеты, Дюк?! – воскликнул Саша. – Они же не отдали!

– Все отдали, все у меня – рюкзак же на мне!

Эта заминка – когда Саша повернулся лицом к толпе и выглянул из-за Георгия, словно кто-то должен был их догнать, чтобы отдать рюкзак с кассетами, – длилась несколько секунд, не больше. Но выстрел прозвучал еще быстрее – первый выстрел, и сразу же второй.

Георгий упал сразу после первого, подминая Сашу под себя. Вторая пуля просвистела уже у него над головой.

И тут же тишина взорвалась криками, звуками ударов, русской и чеченской руганью…

– Ты что сделала?! – громче всех послышался голос Малика. – Сука, блядь, ты что делаешь, а?!

– Это ты что делаешь? – зашелся ответным криком женский голос. – Все за деньги можно купить, да?! Моего сына бесплатно убили, а те, богатые, тебе за своих сыновей деньги заплатили, так пусть их сыновья живут, а мой пусть мертвый лежит?! Не будут они жить, я их сама убью, если ты не мужчина, а баба продажная, сам ты блядь!

Георгий слышал эти слова, но не понимал их. Он приподнялся с земли, стоя на коленях, наклонился над лежащим Сашей и спросил, задыхаясь:

– Сильно испугался, да?

Саша молчал, хотя глаза его были открыты и смотрели удивленно.

Георгий почувствовал, что холод проходит у него по позвоночнику и от этого невыносимого холода волосы встают дыбом.

– Саша, ты что?! – Ему показалось, что он кричит, но из горла вырвался только невнятный сип. – Ты ударился?!

Он выкрикнул, то есть высипел, это с надеждой – может, и правда Саша просто ударился затылком, потерял созание, потому и…

Почему Сашины губы синеют – это было видно даже в синих сумерках, – Георгий понимать не хотел. Он не мог понимать такое, этого не могло быть, этого не должно было быть!

Но это было.

– Саша! – Теперь он действительно закричал, приподнял его за плечи; Сашина голова безжизненно откинулась назад; Георгий подхватил ее ладонью. – Саша, не надо, пожалуйста, ну я прошу тебя! Что же я наделал?!

Вдруг он увидел, как Сашины губы дрогнули. Он склонился к самым этим синим губам и услышал – не голос, а, казалось, только дыхание.

– Ты… Но ты же совсем не виноват, Дюк… – выдохнул Саша.

И умер.

– И умер, – повторил Георгий. – Умер. А я живой. Можно это выдержать?

Полина молчала. Она понимала, что выдержать это нельзя – что он выдерживать это не может… Он сжимал ее руку, и она чувствовала, какая сильная у него рука и какая сейчас беспомощная.

– Это его отец к тебе приходил? – спросила она, чтобы хоть что-нибудь спросить.

– Да. Я ведь знал его, оказывается, отца Сашиного. Мистика какая-то, страшно тесный мир.

– Давно знал?

– Не давно, и даже совсем недолго, часа три всего. Но как-то так знал, что как будто всю жизнь.

– А он знал об этом – Саша знал?

– В самом конце узнал, случайно. Да ведь и я случайно понял… Он же мне и сказал, Саша: мистика, мол, Дюк, и мир страшно тесный! Мы ведь с ним все время разговаривали, обо всем, с ним, знаешь, так легко было говорить… – Глаза у Георгия потемнели еще больше. – Ну вот, однажды я ему сказал: «Только теперь я, Саша, понимаю, что такое врожденные заслуги». А мне ведь про них как раз отец его и говорил когда-то. Что это такие заслуги, которые даются рождением. Даже не происхождением, а вот именно рождением. Смотришь на человека и сразу понимаешь: ему это можно, потому что он от роду такой… Как Саша. – Георгий на секунду отпустил Полинину руку, чтобы щелкнуть зажигалкой, и тут же снова накрыл ее ладонь своею, сжал пальцы. – А он засмеялся и спросил: кто это тебе, Дюк, Гете цитировал, или это во ВГИКе студенты такие книжки читают, или маклеры? Нет, говорю, не студенты и не маклеры, а, можешь себе представить, бизнесмены, нефтяные магнаты. Он как-то вздрогнул и спрашивает: какие же, если не секрет? Да никакой не секрет, я случайно у художницы одной с магнатом этим познакомился, а потом мы с ним полночи разговаривали, потому что между нами как будто искра какая-то вспыхнула… Я тогда даже не знал, кто он, ну, он представился – Вадим Лунаев, но я же этой стороной жизни вообще не интересовался, это уж потом только понял, что он магнат, да и что там особенно понимать было, достаточно два раза «Новости» по любому каналу посмотреть… Я ему поэтому даже не позвонил потом ни разу, хотя очень хотелось, но как-то… Не хотелось, чтобы он подумал, что я тот разговор как-нибудь использовать захочу. Деньги у него стану клянчить под свои великие творческие планы… В общем, не сложилось. Ну, я Саше все это рассказал, а он вдруг как засмеется. Вот ведь, говорит, Дюк, правда, что от судьбы не уйдешь! Ничего, вернемся в Москву, пообщаешься еще – папа будет очень рад… Вот и пообщались. – Георгий сломал в пепельнице недокуренную сигарету.