Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 62

Але и самой стало страшно, когда она услышала ее слова. Впервые она подумала о Светлане как о сопернице; до сих пор ей это и в голову не приходило. А что: ребенок, общее прошлое, в котором, кажется, много всего было – вот и Арбатский театр. Даже штамп до сих пор стоит в паспорте…

– Да ты не бойся, – словно угадав ее мысли, сказала Светлана. – То все кончилось. Он как отрезал, а что со мной происходит – это и раньше ничего не значило, а теперь и подавно.

Она захмелела моментально, от воробьиной дозы. Да это было и неудивительно: как все постоянно и помногу пьющие люди, она могла опьянеть, кажется, от одного вида бутылки.

– Я правда только из-за тебя пришла, не из-за него, – предупреждая ее вопрос, сказала Светлана. – Честно скажу, я еще надеялась, что он… Все-таки Антошка… Даже когда ты появилась. А потом мне стало наплевать – почему, сама не понимаю. Чего ждать, когда все равно внутри все пусто? Даже если б он меня обратно взял… Я уже и полюбить не могу – ни его, никого…

Голос у нее был севший, хрипловатый. Она говорила не очень связно, глаза ее увлажнились – наверное, от водки.

– Но зачем я тебе? – медленно произнесла Аля.

Все напряглось у нее внутри, когда она смотрела на Светлану. Она не знала, чего ожидать от этой женщины, чем обернется разговор, и внутренне собралась, готовая встретить любой удар.

Та невесело улыбнулась.

– Боишься? Напрасно… Чего меня теперь бояться? Я тебя, наоборот, предупредить хочу. Я только когда клип этот увидела, поняла. Венька делал клип? – спросила она, и тут же сама себе ответила: – Венька, Венька. Уж больно душевно, Илья так не умеет. Зато использовать умеет всех на полную катушку, этого у него не отнимешь. Большой организаторский талант! – В ее голосе мелькнула горькая нотка. – Да, о чем это я говорила? – Язык у нее уже немного заплетался, но она налила себе еще рюмку. – Когда тебя в клипе, говорю, увидела, я все сразу поняла. Учти, он тебя тоже использует.

У Али в груди похолодело. Не то чтобы она готова была верить каждому слову этой спившейся женщины, не то чтобы считала ее оракулом… Но в том, что она говорила, и даже в том, как говорила, – была какая-то тяжелая убедительность.

– Как… использует? – тихо спросила Аля. – Почему? Ты ерунду говоришь! – Голос ее окреп. – Ну, снял в клипе, что в этом плохого? Я и сама хотела!

Светлана посмотрела на нее грустно, как на ребенка.

– Конечно, хотела, – согласилась она. – Поди плохо! Лучше, чем шляться неприкаянной. И еще снимет, будь спокойна. Пока успех будешь иметь, а это скорее всего долго будет длиться: данные есть у тебя.

– Он меня любит, – тихо сказала Аля.

Ей казалось, что больше не надо говорить ничего, и спорить не надо. Эти слова все должны были объяснить, Светлана не могла не почувствовать этой правды!

– Любит, – кивнула та. – Насколько может.

– А кто любит по-другому? – язвительно спросила Аля. – Кто любит больше, чем может? Ты, что ли?

– Отчего бы ему тебя не любить? – словно не слыша, продолжала Светлана. – Вы с ним смотритесь просто потрясающе, такая эффектная пара! Мы с ним никогда так не смотрелись… Ты и в глаза никому особенно не лезешь, и дурочкой бессловесной не выглядишь; держишься в самую точку. А главное, ты ему нужна, он на тебе такой капитал сделает – я даже не про деньги, хотя и деньги тоже… Он же сгорает от этого: от того, что ему не дано…

– Замолчи! – Алин голос срывался на крик. – Я не хочу больше этого слушать! Ты просто отомстить ему хочешь, через меня ему хочешь отомстить! Ты…

Неожиданно Светлана заплакала, упав головой на стол. Может быть, это были просто пьяные слезы: она всхлипывала, вздрагивала, даже зубами скрипела – так, что страшно было слышать этот скрип.

– Отомстить! – вырывалось у нее сквозь всхлипы. – Какое – отомстить! Да я, может, и сейчас… Да плевать мне на тебя, мне до тебя дела нет, использует он тебя или еще что, стала бы я из-за этого беспокоиться!.. Не могу я тебя с ним видеть, не могу, понимаешь?! С другими бабами могла, а с тобой – не могу! Себя вспоминаю… – Она на мгновение перестала плакать, подняла голову. – Я же на тебя была похожа когда-то…

– Ты – на меня?

У Али глаза округлились от изумления.

– Теперь, конечно, не видно. Не лицом, нет. Но я тоже такая была… Это трудно объяснить! Иван Антонович мне говорил, но я так все равно не объясню, как он умел. Когда внешность одно, а изнутри что-то большее идет – так, что ли… Вот как у тебя. Я ведь дурочка тогда была, попрыгунья-стрекоза, в ГИТИСе пять лет проучилась – книг даже не хотела читать. Свекор, помню, сердился ужасно: Света, пропадет талант, на одном нутре долго не протянешь! Ну, мне ни до чего дела не было – только Илья. А потом и вовсе все стало до лампочки, какие уж там книжки…

Але показалось, что Светлана успокоилась. Во всяком случае, говорить стала тише, без крика и всхлипов.

– Мы с ним поженились, только когда Антошка родился, но до этого долго жили. Ты вот не веришь, что я на тебя похожа была, а я правду говорю. Конечно, пластика не такая выразительная, но вот именно сочетание… У меня внешность была очень строгая, холодноватая такая, скульптурная – а внутри такая страсть, что от одного голоса все с ума сходили. Не то что теперь… И эффект был потрясающий: этот наружный холод и этот голос! Когда у нас в театрике первая премьера была – Венька с Ильей Шекспира ставили, «Зимнюю сказку» – успех похлеще был, чем у Ивана Антоновича во МХАТе. Декорации Костя сделал – вообще закачаешься… Илюшка такой гордый ходил, ему же это как маслом по сердцу. Так все хорошо шло, мне даже не верилось. Проснусь иногда утром и думаю: неужели это все правда со мной? Быть не может, я такого не выдержу просто!.. Вот и не выдержала, – горько улыбнулась она.

– Но как это, Света? – едва слышно произнесла Аля. – Я что-то не понимаю… Чего ты не выдержала?

– Да нет, это я так, – махнула рукой та. – Конечно, обстоятельства повернулись, вот и… Разборки пошли бандитские, помещение у нас отобрали. А время как раз такое началось: Малый театр, и тот еле перебивался, кому еще о нас было думать! И все. Зачем я ему теперь была нужна? Он все твердил тогда: надо выстоять, нельзя поддаваться… Студию свою начал делать, клипы снимать, все на это направил. Уж куда больше: зубы сжал, а попросил отца, чтоб помог, свел с нужными людьми. Иван Антонович – мощный человек, его всегда уважали… Представляю, каково Илье это далось, к нему пойти! А тут я со своими страданиями: целый день одна, работы нет, на душе тоска… Я ему и так была уже в тягость, он же вообще такой: что его честолюбия не тешит, к тому у него быстро интерес пропадает. А уж когда пить начала, да каждый день, да с истериками!.. Я ведь за ребенка схватилась как за соломинку. Думала, все теперь переменится. Но уже, наверное, поздно было… Для меня поздно. Меня ведь Иван Антонович, когда узнал про все про это, даже в театр к себе звал. Но я не пошла.

– Почему?

Аля боялась дышать, слушая ее.

– Да потому что перед ним у меня все-таки стыд был. Я же на свой счет не обольщалась, зачем бы я стала его обманывать? Явилась бы пару раз пьяная на спектакль – и что? Нет уж, лучше с чистой совестью пропадать. Я тебя зря напугала, – без перехода сказала она. – Тебе все это не грозит, можешь не переживать. Клипами он еще до-олго будет заниматься, на твой век успеха хватит. И любви, значит, тоже.

Светлана снова налила себе водки. Вдруг Аля заметила, что рука ее замерла, нервные пятна на запястье сделались еще ярче. Оглянувшись, она увидела, что Илья стоит в дверях.

– Та-ак… – ничего хорошего не предвещающим тоном сказал он. – Ты что, совсем охренела? Теперь еще и сюда будешь являться, еще и ей мозги пудрить?!

– Илья… – начала было Светлана.

Но, наверное, она сама не знала, что хочет сказать, – и замолчала. На лице ее мелькнул ужас.

– Если ты еще раз… – проговорил Илья; голос его стал таким глубоким, что каждое слово клокотало в горле. – Если ты еще раз позволишь себе что-нибудь подобное… Да хоть явишься сюда, на порог ступишь… Учти: будешь иметь то, что заслуживаешь, – хера лысого будешь иметь! Чертова ты стерва, да когда ж ты уймешься?! Сколько ж тебе надо, чтоб ты перестала по пятам за мной ходить?!