Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 64

– А то кто же! У них ведь у всех проблемы, и все я обязан решать до бесконечности! А попробуй один раз скажи: хватит! – и почему-то должен чувствовать себя подонком.

– А какие у него проблемы? – Аля не обратила внимания на все остальное, им сказанное.

– Алечка, – поморщился Илья, – все человеческие проблемы, как правило, упираются в одно: в деньги. Исключение составляют шекспировские герои, да и то не все. А Венькина вечная проблема состоит в том, что именно тогда, когда надо какую-нибудь проблему немедленно решать, он начинает пить и таким приятным образом уходит в подполье. Или колоться, тоже вариант, есть же сердобольные души, дадут в долг. Но ведь так ничего не решается! Когда-нибудь нечем становится колоться, не на что пить, и жизнь опять предстает такой, как есть. И тогда он идет ко мне, просит денег, и так далее по замкнутому кругу.

– И ты не дал? – тихо спросила Аля.

– Я всегда давал! – зло ответил он. – Но когда-нибудь надо это прекратить. Для его же пользы. Что ты на меня так смотришь? – заметил он.

– Но ведь так нельзя… – Аля еле выговорила это, потому что ей даже дышать было тяжело. – Конечно, ты прав – но так все равно нельзя! И он же работает у тебя, неужели…

– Он зарабатывает гораздо меньше, чем тратит, – оборвал Илья. – Хотя, если бы хотел, могло быть совсем наоборот. И он должен это понять наконец. Все, Аля. – Он сел на кровати. – Больше я эту тему обсуждать не собираюсь, особенно с тобой.

– Почему же со мной – особенно? – насмешливо спросила она. – Умом не вышла?

– Мне дела нет до твоего ума. А с тобой – потому что дом должен быть тем местом, где тебе успокаивают нервы, а не треплют. Этого мне на работе хватает выше крыши. Пойду помоюсь, – добавил он, вставая. – А то душ даже не принял из-за всего этого, лег с женщиной потный, как скотина.

Аля промолчала: ей нечего было возразить. И дом должен успокаивать нервы, и проблемы свои каждый должен решать самостоятельно, и пить куда как нехорошо.

Но она и представить себе не могла, что так возненавидит справедливость.

Глава 10

А жизнь шла себе и шла, сглаживая острые углы и успокаивая страсти.

Аля совсем недавно открыла для себя это удивительное свойство жизни. Только что тебе кажется: сердце разорвется, надо что-то делать, невозможно выдержать!.. И вот, в момент самого невыносимого напряжения, наступает утро, и ты вдруг понимаешь, что все не так страшно – вернее, не так страстно. Прямо по пословице: утро вечера мудренее.

Ей вообще казалось, что вся ее жизнь последних месяцев – с тех пор как она стала жить с Ильей – была именно цепочкой открытий. Она каждый день постигала те странные законы, которых не поймешь, пока не выведешь на собственном опыте.

Наверное, Илья давно вывел их для себя. Только теперь Аля по-настоящему понимала, что значит его опыт. Не тот, который чувствовался в постели и всегда был приятен, а другой – жизненный опыт, иногда жестокий, действительно циничный, но неизбежный.

Потому что Светлана действительно была спившейся, совершенно безнадежной женщиной, и действительно стала бы ходить к ним как на работу и мучить их обоих разговорами. И что можно было сделать? Взять ее в дом, все свое время посвятить утешениям? Можно было только давать ей деньги, и Илья делал то, что единственно было возможно. Язык не поворачивался его упрекнуть…

И Аля занималась теперь тем, что было возможно. Учила английский, например. Притом по-настоящему учила, без шарлатанских методов. Илья сразу предупредил, узнав о ее намерениях:

– Только, чижик, ни в коем случае не по Илоне Давыдовой, или что там еще рекламируют? Сигналы в мозг, двадцать пятый кадр, обучение во сне… Это, милая, все бред, если не хуже. Надо просто взять хорошего учителя, читать книжки и слушать английское радио, вот и все.

Сам он говорил по-английски блестяще и, конечно, мог советовать.

И Аля ходила к хорошему учителю, читала книжки и слушала радио.

Кроме того, она научилась водить машину. Сначала она занялась этим от скуки: просто интересно было попробовать. Но в первый же раз, когда ей удалось плавно выжать сцепление и «Фольксваген» мягко тронулся с места, – она почувствовала, как это здорово!

«Правду Венька говорил», – подумала она с мимолетной грустью.

– Блестяще, Алька, – похвалил Илья, сидевший рядом. – Ну, я и не сомневался.

– Почему? – удивилась Аля.

У нее даже пот выступил на носу, так она старалась вести машину прямо или выписывать плавные повороты на площадке, где Илья учил ее водить. Но получалось у нее совсем не блестяще, зря он говорил!

– Да потому же, почему и клип, – объяснил он, хватаясь за руль, который Аля выворачивала совсем не в ту сторону. – Тело свое чувствуешь, собой владеешь. Умение вообще или присуще человеку, или не присуще, а выражаться оно может как угодно. Научишься, научишься, – ободрил он, когда Аля наконец нажала на тормоз. – Ишь ты! Выходит, надо мне о тачке для тебя подумать?

– А ты меня возьми к себе шофером, – улыбнулась Аля. – Раз я такая умелая.

– Ничего, – успокоил он. – Я все равно менять хотел, пора что-нибудь поприличнее завести – «Лексус», что ли, или «Сааб». А эту тебе отдам. И права куплю, когда водить научишься.

Так они перекидывались короткими и приятными фразами, водили вместе зеленый «Фольксваген», и жизнь их была приятна для обоих.

А чего больше требовать от жизни?

Аля все реже ходила куда-нибудь вечерами с Ильей. К счастью, он совершенно не обижался, если она говорила ему, что хочет остаться дома.

– Неохота, Илюша, – не вдавалась она в особенные объяснения. – Куда ты идешь, в Домжур? Я там все уже знаю, даже могу сказать, кто там будет сегодня. А есть мне не хочется.

В Домжуре часто собирались телевизионщики, так что ужин там отчасти мог считаться работой, и Аля понимала, зачем он идет. А ей идти было незачем.

– Я лучше почитаю, – блаженно щурясь, говорила Аля.

И с облегчением вздыхала, когда за Ильей закрывалась дверь. Конечно, хорошо, что он есть. Но хорошо и то, что «есть» он с перерывами…

Аля с удивлением поняла, что стала гораздо жестче, чем прежде. То есть она и раньше не была особенно восторженной. Но теперь она меньше сомневалась в правильности своих оценок, стала яснее видеть в поведении людей то, что Илья называл «голой правдой».

И ее это ничуть не угнетало.

«Как странно, – думала она иногда. – Почему же мне себя прежней даже не жаль? Ни наивности своей, ни доверчивости…»

Аля заметила, что даже Илья стал прислушиваться к ее оценкам, хотя ей и в голову не приходило давать ему какие бы то ни было советы. По правде говоря, ей просто было все равно, как он поведет себя в той или иной ситуации… Она просто говорила, что думает о том или другом человеке, как относится к тому или другому событию, – и он прислушивался, и не скрывал своего внимания к ее мнению.

Теперь она снова много читала, и даже удивлялась про себя: почему книги так надолго выпали из ее жизни? Ведь целыми днями дома сидит, и обязанностей, можно считать, никаких, разве что Моську выгулять, – а за последние полгода прочитала меньше, чем за один месяц в выпускном классе.

За книгами она ходила в Чеховскую библиотеку на Пушкинской площади, или в Некрасовскую на Большой Бронной, или в библиотеку Театрального общества на Страстном бульваре, куда Илья ее тоже записал. И читала почти весь день – счастливо, праздно, без цели, то есть именно так, как лучше всего читать хорошие книги.

Однажды она вспомнила слова Ильи о том, что проблемы шекспировских героев не упираются в деньги, и ей тут же захотелось почитать Шекспира. И Светлана говорила о «Зимней сказке» – первой премьере Арбатского театра…

И она прочитала все восемь толстых томов – не в силах оторваться, погружаясь в трагические и комические страсти с головой, ничего не замечая вокруг…

Но в этот вечер, когда Илья вернулся домой, она не читала, а просто смотрела телевизор. Услышав, как хлопнула входная дверь, Аля поймала себя на том, что слегка расстроилась. Стояли чудесные апрельские сумерки, и она как раз собиралась проехаться по городу.