Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна. Страница 26
– Уже начались простуды, скоро грипп пойдет! Как мы тут справляться-то будем?!
– Ищи себе замену!
Тогда Икки, которая умеет очень долго терпеть, взорвалась подобно атомной бомбе.
– При взрыве освободилось огромное количество ядерной энергии, – констатировала она, забежав ко мне вечером. – Взрыв вызвал большие разрушения и огромные человеческие жертвы.
А дело было так.
Икки вдруг впервые повысила голос и дала отпор всему этому осиному гнезду:
– Как я могу отсюда уйти? «Легко»! Не отпустите? Кишка тонка! Замену себе найти? Фиг вам! Как вы тут без меня справляться будете – мне наплевать! Кадров у вас не хватает? Конечно, где вы еще найдете такую дурочку, как я? Я здесь одна за голую зарплату работаю! И без премий, между прочим! А у вас тут у каждой свой интерес есть! Знаю я все ваши делишки. Вот поеду в офис и все расскажу!
О чем конкретно собиралась поведать Икки в офисе, ни Вонючка, которая отрывала подарочные трусики от упаковок с памперсами, ни Кургузая, которая постепенно вывозила аптечную мебель перед грядущим ремонтом «Лекаря Атлетова», ни Дуся, которая отпускала снотворные таблетки за взятки, ни Обезьяна, которая консультировала народ о совместимости и несовместимости препаратов, выуживая дорогие подарки с населения, ни женщина с монголоидной внешностью и злыми глазами, которая вовсю спекулировала учетными препаратами, не знали. И поэтому все они очень даже испугались. Заведующая со злостью подписала заявление, и началось недельное мытарство Икки.
ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ
Получить расчет и уволиться из «Лекаря Атлетова» оказалось не так-то просто. Для начала нужно было получить «обходной лист», который должны были подписать все сотрудники осиного гнезда – мол, претензий не имеем в том смысле, что Икки не воровка. Подписать его якобы забыли, и Икки принялась добросовестно «обходить» те пункты, которые были указаны в листе.
Она, как нормальный человек, отправилась в офис за трудовой книжкой и расчетом. Проторчав там целый день, узнала, что никто ей ничего не даст, пока она не отвезет спецодежду на окраину города.
На следующий день Икки поехала на окраину города, однако спецодежду не приняли, потому что в конторе забыли расписаться в обходном листе.
На третий день она снова поехала в офис. Попала в обеденный перерыв и битый час мерзла на улице, пока он не закончился.
– В том дворике, – рассказывала Икки, – ходят не люди, а сплошные толстые кошельки, набитые деньгами! А машины! Ты бы видела, какие у них там машины стоят!
В конторе ей сказали, что ничего не подпишут. Пусть едет в свою аптеку, чтобы получить подписи от каждого члена коллектива.
Это затянулось еще на два дня, потому что поймать сразу всех «бойкотисток» не представлялось никакой возможности – работа ведь посменная.
И когда вконец измотанная бедная моя подруга получила все «закорючки», сдала форму и приехала за расчетом, то получила такую смехотворную сумму за месяц работы (а работала она почти без выходных из-за сложных отношений Дуси со своим «котиком»), которой хватило бы только на пять пачек изделия № 2.
И вот теперь моя подруга сидит без работы и без денег. Меня мучают угрызения совести. А Женька звонит и предлагает «работу»:
– Может, ей сценарий написать?
– Ну, какой сценарий! Человек никогда этим не занимался! – возмущалась я.
– Научится. Чего там сложного-то. А может, ей пойти стриптизершей поработать, я слышал, ей хорошо танец живота удается! Или фильм, что ль, ей попробовать снять? Жаль, она не режиссер, но там тоже ничего сложного нет. В два счета можно научиться. Слушай! А что, если ей китайский язык начать учить? Будет переводчиком с китайского – это сейчас очень ценится.
– Овечкин, ты же знаешь, я не могу занимать телефон – я жду звонка.
– Можно подумать, ты одна страдаешь от неразделенной любви. Я, между прочим, тоже влюбился!
– В кого?
– У тебя есть последний номер «Литобра»?
– Да, кажется, был, только я его еще не раскрывала.
– Ну так раскрой! Страница 41! – нетерпеливо воскликнул он.
Я нашла журнал и принялась листать – ужасно интересно, по кому теперь сохнет Женька! Нашла. На 40-й странице были столбики текста, а на 41-й… Боже мой! Меня будто кипятком ошпарили – во всей красе, закинув ногу на ногу, в кожаном кресле сидел Кронский и смотрел мне прямо в глаза, а сверху заголовок: «Лучшие люди нашего времени».
– Ну, что ты там замолчала-то? Нашла? Видишь, мужик в белом костюме в кресле сидит?! Я погиб! Я влюбился. И это надолго.
– Я т-тоже, – заикаясь, сказала я.
– Чего, тебе тоже нравится?
– Овечкин, ты совсем обалдел! Это же Кронский! Ты бы хоть статью прочитал!
– А статья совсем не о нем, статья о трудностях перевода с китайского языка на русский, – мне показалось, что до него еще ничего не дошло.
– Овечкин! Я целую вечность жду от него звонка, стараюсь не занимать телефон, не хожу с тобой лифчиками любоваться, не ем, не сплю, а ты, видите ли, влюбился!
– Так это и есть твоя неразделенная любовь? И он тебя целовал? – Овечкин, казалось, был разочарован.
– Целовал! И еще как целовал!
– А к мужскому полу он совсем равнодушен? – Надежда еще звучала в его потухшем голосе, но чувствовалось, она была последней.
– Совершенно! – крикнула я и бросила трубку.
Не знаю почему, но я была в ярости, хотя хорошо знала о любви Овечкина к мужчинам. Он влюблялся только в фотографии, и дальше этого дело не доходило. Но почему он влюбился именно в того же, в кого и я? Мало фотографий, что ли?
Да еще звонила Мисс Бесконечность. Правда, по приезде Зожор звонить она стала значительно реже и могла не объявляться по два дня, удивленно вопрошая:
– А что, мы разве с тобой не разговаривали?
В день рождения, когда мы второпях убегали от «сыночка», Гузки и опрокинутого «стола», я забыла взять ее роман, и она решила прочесть мне свою «эпопею» по телефону.
– Начало. Мои воспоминания! – продекламировала бабушка. – Откуда идут корни? А идут они из Владимирской губернии, села Судогда, – взвизгнула она и продолжала: – Мама Анна Алексеевна и дедушка Петр Ильич жили очень бедно…
– Петр Ильич – твой отец, – поправила я ее.
– Какой отец! Это мой дед! Будешь мне еще указывать!
– Да-а, все смешалось в доме Облонских.
– Не перебивай! Жили очень бедно. Семья большая – одних парней пять человек. Прошло время. – Она сделала многозначительную паузу и продолжала. – Как семья оказалась в Москве? Дедушка подрабатывал – заменял пожарного: бил в какую-то колотушку, звонил в колокольчик. На одном из пожаров дедушка Петр украл банку варенья. Пережить такой стыд, позор он не мог. Семья переезжает в Москву. Так мы стали москвичами, – повествовательно заключила она.
– Все? – облегченно спросила я.
– Почему это все? Ничего не все! – и она продолжила читать еще выразительнее, срывающимся голосом – того и гляди прослезится: – Спасибо, дедушка! А где жить? – Снова пауза. – Прошли годы. Началась война. Брата Ивана берут на фронт. Он быстро сдружился с Галиной Павловной (она была директором школы), и родилась Люба. Ивана тянет домой… – Пауза. – А где жить? – Пауза. – Прошло время. Школу, в которой я работаю, переименовывают в интернат для умственно отсталых детей. – Молчание. – Прошло время. Жору забрали в армию. Остаемся я, мама и Поля. Пришел Жора. Прошло время. Теперь живу с сыночком. – Она снова замолчала.
– Все? – с надеждой спросила я.
– Нет. Еще эпилог есть. Эпилог, – торжественно объявила Мисс Бесконечность. – Что будет потом? – Снова тишина. – Пройдет время, и я умру. Вот теперь все.
– Что конец такой печальный?
– Все по правде. Это ж ведь эпопея. Ну, как?
– Буккеровская премия обеспечена, – оценила я.
– Учись, как писать-то надо! – воскликнула бабушка то ли с гордостью в голосе, то ли она плакать собралась (я не поняла) и повесила трубку.
Мой роман, несмотря ни на что, тоже медленно продвигался. Хотя я не ожидала, что, находясь в состоянии влюбленности, творить намного сложнее, чем в состоянии покоя. А все говорят, что творческому человеку непременно нужно быть в кого-нибудь влюбленным. Разговоры о музах и «музыках» – ерунда на постном масле. Это не только не помогает в написании любовных романов – напротив, мешает. Уж лучше бы я никогда не видела Кронского!