Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна. Страница 34
Я: Перестань придуряться!
Одинокий принц: Не понял…
Я: Можно подумать, ты не знаешь моего адреса и телефона!
Одинокий принц: А я-то думал, ты это серьезно.
Я: Серьезно – приезжай. Я тебя жду.
Одинокий принц: Адрес давай!
И только тут меня посетили смутные сомнения, что я приглашаю в гости совершенно незнакомого человека, что этот самый Одинокий принц вовсе не «Лучший человек нашего времени»… Но то были всего лишь сомнения. Чтобы удостовериться, я написала:
Я: Кронский, прекрати издеваться! Ведь я знаю, что это ты!
Одинокий принц: Я – Кронский? Да нет, я Лев Толстой, ты ошиблась!
После этого сообщения я мгновенно вышла из Интернета и позвонила «Лучшему человеку». Как ни странно, у него было свободно – значит, он тоже отключился.
– Это ты – Одинокий принц? – спросила я без всякого предисловия.
– Какой принц?
– Значит, я разговаривала невесть с кем, открыла ему все свои тайны и позвала к себе домой?! Ты почему не в Интернете? – грозно спросила я.
– У меня карточка закончилась, – как обухом по голове.
– Ну вот, ни в чем на тебя нельзя положиться!
– Ты лучше расскажи, кого ты там нацепляла, скромная монашенка?
– Ко мне чуть было не приехал некий Одинокий принц.
– Слушай, а это идея! Давай я сейчас за тобой заеду, съездим куда-нибудь.
– Ночь на дворе. Никуда я не поеду. Хочешь, приезжай в гости.
– Да ну, это неинтересно.
И тут я вспомнила, что обещала Пульке перевоспитать Кронского.
– Я знаю, что тебе интересно. Вот только не пойму, почему за все время нашего знакомства ты считаешься только с собой?! Мне все это не нравится и надоело! – выпалила я и тут же пожалела о сказанном – еще подумает, что он мне надоел. – Нельзя встретиться хоть раз по-человечески?
– Хорошо. Через час буду у тебя, – серьезно сказал он и повесил трубку.
«А вдруг он пошутил или того хуже – обиделся. Ну и пусть обижается! В конце концов Пулька права – до добра это не доведет. Нужно все это прекращать», – думала я, но обрывать отношения с «Лучшим человеком нашего времени» было для меня все равно что отрезать половину сердца. На этот раз я попалась серьезно – я полюбила, поэтому и шла на все, что предлагал мне Алексей: мучилась, позорилась, заболела даже из-за него, а все же шла, зная, что осуждают меня все, кто был в курсе моего с ним ненормального романа. Но странно, после встречи с Алешей, несмотря ни на что, мне не было стыдно, меня не мучила совесть, наоборот, я ощущала какой-то внутренний подъем, прилив бодрости и жизненных сил. С тех пор как я познакомилась с ним, мне хочется жить, просыпаться по утрам, зная, что сегодня увижу его, засыпать, вспоминая прошедший день. Короче, без сомнения, я полюбила. И пускай в меня бросают камни те, кто меня не понимает, те, кто никогда в жизни не испытал этого чувства!
Вот. Все сказала.
Он все же приехал – с охапкой мелких красных гвоздик, конфетами, каким-то синим ликером и целым пакетом продуктов (видимо, побоялся, что я опять стану угощать его «Уходящей осенью»).
Мы долго болтали обо всем и ни о чем. У меня уже слипались глаза, но «Лучший человек нашего времени» и не собирался спать.
– Скоро дворники метлами зашуршат, – намекнула я.
– Правда, приятно ощущать, что кто-то работает на морозе рано утром, в то время когда ты ничего не делаешь и нежишься в теплой постельке? Когда ты сам решаешь, в котором часу тебе встать, пойти, положим, сегодня туда, отложить на завтра или вовсе не ходить. Это преимущество нашей профессии.
– Это преимущество любой свободной профессии. Пошли спать, – наконец прямо сказала я.
– А может, мне лучше домой поехать? – в лоб спросил он и, видимо, тут же прочитал на моем вытянутом, изумленном лице разочарование и даже негодование.
– Как хочешь, – процедила я сквозь зубы. Нет, Пулька права, такого не исправишь.
– А можно я останусь? – спросил он, чувствуя, что обиделась я не на шутку.
– Как хочешь, – снова процедила я.
Он выпил ликера, потом долго сидел в ванной; за окном забрезжил рассвет. Я лежала под одеялом, уткнувшись в подушку и изо всех сил стараясь не заснуть.
Наконец он встал передо мной, завернутый в полотенце, с сильными, длинными ногами, развитым торсом, высокий… Меня от его вида даже как-то повело – книжные полки, стены, радужный плакат «Дорогая, вставай! Тебя ждут великие дела» – все закружилось перед глазами, завертелось…
Он сел на край кровати и серьезно, мне показалось, печально посмотрел на меня – никогда я еще не видела его таким. Всегда он был веселым, неутомимым, всегда что-то придумывал, сочинял. А тут вдруг в одну минуту произошло, перевернулось в нем что-то – будто там, в ванной, он узнал о смерти близкого человека.
Он вдруг схватил меня, с силой притянул к себе и принялся целовать мои волосы. Потом заглянул в глаза, и в эту секунду я поняла, что именно сейчас, в этот момент, он тоже любит меня. Может, не так, как я – а своей любовью, на которую только он один в мире способен. Не помню, у кого вычитала я эту фразу, да и в точности я ее не помню: мол, любила я тебя минутку. До сих пор не могла понять ее смысл, а теперь поняла, вернее, почувствовала, как это можно одно лишь мгновение человека любить.
Он вдруг отпрянул и сосредоточенно посмотрел на меня, словно пытаясь разгадать во мне что-то важное, скрытое от всех – то, что я никому не рассказываю и, может, даже сама не знаю, что это есть во мне.
– Я вдруг вспомнил через запах твоих волос, – глухим голосом проговорил он, – как однажды, в детстве, когда мне было шесть лет, мне приснился страшный сон: хоронили мою бабушку, которая тогда еще была жива.
Гроб стоял посреди поляны, а около него, извиваясь, танцевали красивые цыганки в пестрых ярких юбках, и одна из них захотела сжечь меня живьем. Я бежал от них, пробираясь сквозь утренний туман, но когда оглянулся – никого не увидел. Лишь туман окутывал меня все гуще и гуще, и я не знал, куда идти и что делать. Я проснулся в холодном поту и побежал в комнату к матери – она уложила меня рядом с собой и утешала, а я играл ее красивыми волосами, от которых исходил тот же запах, что и от твоих…
Он замолчал, продолжая с грустью смотреть на меня. И мне отчего-то стало так жаль его, что сердце сжалось. Отчего? Это всего лишь сон. Видимо, за этим туманом, цыганками, костром и отчаянием я почувствовала, что он, сам того не ведая, попытался рассказать мне, насколько он несчастен, несмотря на свою популярность, успех и то, что он – «Лучший человек нашего времени».
– У тебя родители живы? – спросила я.
– Нет. Один я, совсем один, – в голосе все еще слышалась грусть, но вдруг он приблизил губы к моему уху и со своим обыкновенным задором весело сказал: – Пошли на балкон, моя «кукурузница». Тут все равно ничего не выйдет!
– Что?! Ах, вот почему ты меня тут разжалобить старался! А я-то, глупая, клюнула! До чего же я наивная!
– За это я тебя и люблю – за твою неискушенность. Пошли на балкон! – крикнул он, подхватил меня на руки (теперь он это делал без труда – я за это время скинула 10 кг) и понес на кухню.
– НЕТ! НЕТ! НЕТ! Ты что, с ума сошел?! На улице уже светло! Нас увидят из окон всех близлежащих домов! – тщетно сопротивлялась я.
– Надо же хоть чем-то развлечь народ! Им и так несладко живется!
– Ты опозоришь меня на весь район! Я потом из дома не смогу выйти!
– Дудки! – бросил «Лучший человек нашего времени» – он был непоколебим.
Помню только, что на балконе было очень холодно и что руки примерзли к железной перекладине. Вокруг я не видела ничего, потому что от стыда и ощущения того, что меня могут увидеть из окон мои бывшие одноклассники, их родители, а также просто добрые знакомые, закрыла глаза и пребывала в бесчувственном состоянии – в голове пульсировала только одна навязчивая мысль: «И зачем только я пригласила его в гости!»
– Ну, не обижайся, моя скалолазочка, – шептал он, укладывая меня в постель.