Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович. Страница 48
Казалось бы, лошадка была обречена уехать со ступенькой сначала до нижней точки обода, затем оказаться наверху, упасть оттуда и начать беспорядочное кружение, обивая об острое стекло деревянные бока.
Но ничего подобного!
Лошадка… прыгнула со своей ступеньки на следующую – вверх! И еще – верх, верх, верх! Она так же, как Луиза, сохраняла свое место в нижней наклонной части обода. И скакала, скакала…
– Ну, ни фига себе… – восторженно выдохнул Драчун. Остальные смотрели молча, но тоже восторженно. Сёга дал кошке еще одну лошадку. И случилось то, что в первый раз. Теперь уже две лошадки прыгали рядом со ступеньки на ступеньку, а Луиза стояла на задних лапах перед Сёгой и ждала.
– На, кыса…
Скоро в Колесе прыгала уже шеренга шахматных лошадок. Потом две. Потом три… У Сёги их оказалось больше полусотни, и в конце концов получилось, что по блестящим ступенькам, среди размытых в воздухе искрящихся спиц скачет целый эскадрон. семь шеренг по восемь лошадок в каждой – как на параде!
Они были всякие – маленькие и большие, совсем белые, орехового цвета и темно-желтые, деревянные и костяные, пластмассовые и даже стеклянные. Лошадки не мешали друг другу, держали строй и, казалось, для того они сделаны – чтобы прыгать в широком ободе Гироскопа и поддерживать его вечное движение.
Возможно, так оно и было.
По крайней мере, профессор Рекордарский почесал очками ухо и значительно произнес:
– Похоже, что вопрос о поддержке скорости решен. Едва ли еще придется подталкивать Колесо. Мальчик совершил большое дело…
Луиза тихо мяукнула и потерлась о Сёгин сапожок. Сёга взял ее на руки. Драчун посмотрел на них двоих, почему-то отвернулся и прикусил губу…
Белка шепотом спросила у Сёги:
– А тебе не жаль с ними расставаться? Если хочешь, мы соберем тебе новых…
Сёга мотнул головой, так что разлетелись белые волосы.
– Не-а, не надо… Я хотел оставить себе двух или трех, а потом подумал, им будет обидно: все сделались живыми, а они остались деревяшками… И у меня ведь есть этот… – Сёга тронул свитер, под которым на шнурке висел впаянный в медальон из ракушечника морской конек-малютка. – Он спит, но он живой… А эти… смотрите!
С лошадками происходили удивительные изменения. Из шахматных фигурок они превращались в крохотных, но настоящих лошадей. С туловищами, развевающимися гривами и хвостами, с тонкими мелькающими ногами, на которых мерцали серебром копытца. И эти копытца стучали о ступеньки. Топот их был мелким, дробным и веселым, словно сыпались на стеклянные листы сверкающие бусинки…
– Вот и ладно, – хрипловато порадовался Лихо Тихоныч. – Вот оно и случилось хорошее дело, которое мне обещал Пантелей…
Пантелей зашевелился у него в ладонях, забормотал.
К Сёге подошел Драчун. Он смотрел в пол. Посопел и пробормотал:
– А можно мне пустить туда своего кота?
– Какого кота? – шепотом удивился Сёга. Драчун вдруг всхлипнул. И показал на ладони рыжую кошачью фигурку ростом с мышонка.
Дашутка глянула на всех по очереди и тихо сказала:
– У него на той неделе умер любимый кот Максик. Андрюша его в прошлом году нашел на улице… Максик сперва чуть не съел скворца, а потом они подружились. А недавно… вот…
– А мы ничего не знали… – сказала Белка.
Драчун моргнул, с ресниц слетели капли.
– Сёга знал, – сдавленно сказал он. – И Вашек знал. Это он слепил его… – И Драчун качнул руку с котом-малюткой.
– Давай, – сказал Сёга и двумя пальцами взял кота. – Кыса, ты можешь?
Луиза встала на задние лапки. И Сёга снова сказал «давай» – уже Луизе. И та скакнула с маленьким котом в Колесо, как скакала с лошадками. Поставила его впереди всех шеренг. Прыгнула обратно.
Рыжий кот распрямил туловище, взметнул хвост и, обрастая шелковистой шерсткой, помчался вверх впереди «эскадрона». Он был размером с крупную лошадку, но это не нарушало почему-то внутри Колеса никаких масштабов.
– Ну вот, – строго сказала Дашутка Драчуну. – Теперь больше не плачь.
– Ага, – кивнул он и всхлипнул опять.
А Сёга вдруг оглянулся, словно искал место, куда сесть. И сел на пол. Уперся сзади ладонями. Виновато сказал подскочившему Вашеку:
– Что-то голова закружилась…
Вашек быстро присел рядом, левой рукой обнял за плечи, правой выхватил мобильник.
– Не надо, – слабо сказал Сёга. – Сейчас пройдет…
Профессор опустился рядом с братьями.
– Я ведь слышал про Серёжину болезнь. Разве она не прошла? Ох, растяпа я старая, надо было догадаться раньше… – При этих словах он суетливо шарил во внутреннем кармане пиджака и вытащил наконец черную, похожую на плеер коробочку. – Это новый прибор экстренной диагностики. На всякий случай я всегда ношу его с собой. – И ребром повернул коробочку к Сёге.
Все напряженно молчали. Вашек все еще держал мобильник наготове.
– Ясно… – вздохнул профессор. – Этого следовало ожидать. Куда смотрели врачи?.. Впрочем, смотреть им было некуда, это не их сфера… Мальчик, тебе всего-навсего надо побыть в плоскости векторного гироскопа…
Валерий Эдуардович неожиданно легко поднял Сёгу на руки, шагнул с ним к левому краю Колеса (где прыгали лошадки и кот). Встал перед бегущим широким ободом, который казался то металлическим, то стеклянным. Сёга вдруг обнял профессора за шею, прижался к нему. Вздрогнул и притих. Были слышны только шорох Гироскопа и серебристая дробь крохотных копыт. Все замерли и ждали неизвестно чего…
Сёга шевельнулся. Качнул ногами. Отодвинул голову, глянул профессору в лицо.
– Вот и все, – деловито сказал тот. Опустил Сёгу на пол. – Теперь ты, мальчик мой, можешь, как и все мы, подхватить разные болезни, но эта хворь не вернется к тебе никогда.
– Та-а… – тихо улыбнулся Сёга.
– Ура… – шепотом возрадовалась Белка. Потому что ушла насовсем тревога, которая до этой поры незримо и постоянно жила среди друзей.
Валерий Эдуардович солидно, словно на кафедре перед студентами, поправил очки.
– Вы не должны огорчаться, господа, что задуманный вами эксперимент планетарного масштаба не состоялся. Восстановленное здоровье этого молодого человека – тоже немалый результат.
– Тоже планетарный, – сказал Тюпа. До этой минуты он помалкивал, опасаясь предстоящей нахлобучки профессора, но сейчас не подлизывался – высказался солидно и твердо. И Валерий Эдуардович наградил его ободряющим (и прощающим) взглядом.
А Сёга опять держал на руках Луизу, поглаживал ее и все улыбался.
И однако же…
Да, он избавился от болезни, но способность чуять разные беды – близкие и далекие – его не оставила. Сёга быстро опустил кошку на пол, глянул в сторону, словно сквозь стену.
– Что-то случилось…
И тут же в кармане Кости взорвался жесткой трелью мобильник.
Хирургия
Звонил Вадим.
– Кот…
– Да, – сказал Костя, на которого сразу навалилось ощущение беды.
– Кот… В отца стреляли, он ранен. Боюсь, что очень тяжело…
– Смертельно? – ровным голосом спросил Костя.
– Ну… я не знаю. Но сказали, что надо быть готовыми ко всему…
– Он где?
– В срочной хирургии… В той самой больнице. Я тоже там…
– Сейчас буду.
– Куда прислать машину?
– Не надо машину. Без нее скорее… – До Институтских дворов было несколько минут, а оттуда до больницы – рукой подать.
– Но ты не один?
– Нет…
Дальше было – как обрывочные кадры…
Лихо, профессор и Луиза остались в подвале, остальные бежали по коридору. Бежали так, словно их скорость могла что-то изменить и поправить беду.
Дворы были почти пусты – холодное солнце и шорох листьев. Откуда-то прилетел полупрозрачный самолетик, сел на булыжники. На него не взглянули, не подобрали… Выбрались через пролом в каменной стене у монастырской башни. Миновали несколько переулков. Оказались у чугунной изгороди больничного сада. Там тоже был пролом – в зарослях сирени, на которой все еще сохранились зеленые листья.