Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович. Страница 49
Теперь командовал Вашек, он знал тут все входы-выходы, не раз прибегал к отцу. Он не повел друзей к главному входу, повел среди высохшей травы к торцу здания. Оно – бело-желтое, с арками и полукруглыми окнами – было похоже на океанский лайнер, вставший у поросшего осенними деревьями причала.
– Подождите… – сказал Вашек, и они с Сёгой скрылись за небольшой, без надписи, дверью. Все стояли перед ней и тяжело дышали после бега. Костя, нагнувшись, отклеивал от ботинок прилипшие бурые листья. Белка и Тюпа одинаково протирали очки. Драчун что-то шептал Дашутке на ухо, словно утешал…
Горький запах осеннего сада казался терпким и царапал легкие. В голых ветках надоедливо кричала ворона.
Сколько времени прошло, минута или полчаса, никто не понял. Открылась дверь, Вашек с хмурым лицом поманил друзей.
Пошли по обшарпанному полутемному коридору, в котором стоял застарелый запах лекарств и сырой штукатурки. Впереди всех, перед Вашеком, шагала женщина в серовато-белом халате с завязками на спине. Иногда оборачивала неразличимое лицо и поднимала палец: тихо, мол. В маленьком квадратном вестибюле, заставленном побитыми стеклянными шкафчиками, велела всем посидеть. Сидеть было не на чем, они боязливо перетаптывались на облупленной краске половиц. "Хоть бы скорее все кончилось…" – мелькнуло у Белки, хотя она понимала, что ничем хорошим это кончиться не может.
Женщина (оказавшаяся при свете окон молодой и не сердитой) принесла стопку синих полупрозрачных чехлов для обуви, велела натянуть на сапожки и башмаки. Дашутка с ними запуталась, Костя, опередив Драчуна, сел перед ней на корточки, стал помогать, Драчун молча отступил…
Пошли вверх по лестнице. Здесь было уже чисто, штукатуркой не пахло, только лекарствами. Потом были еще какие-то переходы, и наконец все оказались в белом коридоре. У стен стояли обтянутые светлой клеенкой скамейки.
– Дальше нельзя, там операционная, – вполголоса сказала женщина. – Посидите.
Далеко в конце коридора светилась матовыми стеклами широкая дверь.
Все сели рядышком на длинную скамью, Костя с самого края. Сидели и смотрели на дверь.
Сначала они в коридоре были одни, потом из бокового прохода бесшумно и быстро вышли трое мужчин в одинаковых серых куртках. Двое сели у противоположной стены, наискосок от ребят. Третий подошел. Это был Вадим.
Он встал над Костей. Тот поднял лицо.
– Вот так, Кот… – вполголоса сказал Вадим. – Прохлопала ушами его охрана. Двоих оцарапало, шофера в плечо… Ну, это не опасно. А вот Андрей Андреевич… Умело целили сволочи…
– Сейчас операция, да? – прошептал Костя.
– Да, с полчаса как началась. Хирург Горватов. Лучше его здесь нет…
Вашек и Сёга смотрели в пол.
– А кто стрелял? – спросил Костя и кашлянул, чтобы прогнать из голоса хрипловатость. – Их не поймали?
– Нет. Но найдут…
– Ага, жди… – хмыкнул Костя.
– Найдут, – сказал Вадим. – Мы найдем. Это входит в нашу сферу, потому что связано с охраной детей. Ведь наверняка ниточка тянется к тем, кто тебя тогда… к тому подонку с романтическим ником "Мистер Икс". Недаром он слинял…
– У него наверняка алиби, – сказал Костя.
– Ну да, – кивнул Вадим. – Видели мы это алиби знаешь где…
Костя подвинулся, освобождая место Вадиму на кончике скамьи. Остальные тоже задвигались, усаживаясь поплотнее. Вадим сел. Все опять смотрели на дальнюю дверь. Окон в коридоре не было, светили у высокого потолка плафоны. И матовые стекла двери светились, как экраны. Иногда по ним проскальзывали тени. Впрочем, это, возможно, лишь казалось.
Косте стало чудиться, что времени прошло ужасно много. Наверняка за стенами больницы был уже звездный вечер. Костя не мучился, не изнывал от нетерпения. Он знал, что такие операции длятся очень долго: Вадим сказал, что ранение в область сердца… Костя просто вспоминал. Не обиды, не горести, ни споры, а давние времена, когда ему было семь-восемь лет. Как они с мамой и папой однажды поехали на озеро и там, на заросшем и безлюдном берегу решили развести костер. Сушняка рядом не было, но папа сказал, что наверняка сухостой есть на недалеком островке. И взялся сплавать туда на резиновой лодке. Шофер-охранник Толя сказал, что поплывет с ним, но папа велел ему остаться с мамой и Костиком.
И вот он уплыл, скрылся на островке в кустах, и не было его долго (казалось, уж-жасно долго). Мама начала беспокоиться, и Костик, глядя на нее, тоже. Но вот папа появился у воды с охапкой сушняка, помахал оттуда рукой. Скрылся опять, но тут же возник снова, еще с одной охапкой. Погрузил сушняк в лодку, сел замахал ярко-желтыми веслами. С весел сыпались в воду солнечные капли. Лодка быстро ехала по синей воде и наконец с разгона прыгнула на песок. И Костик побежал к папе, ткнулся лицом в его белую футболку с красно-зеленым дирижаблем на груди. Облапил широкое отцовское туловище.
– Чего ты так долго? Мама знаешь как нервничала…
– Ох уж эти женщины, – засмеялся папа. – Но мы-то с тобой мужчины, у нас нервы крепкие, да?
– Да, – сказал Костя, пряча намокшие глаза.
Папа сырыми ладонями подхватил его, прижал и понес к стоянке…
…Время тянулось, и Костя пропускал его через себя, как сквозь плотный фильтр, покорно и терпеливо. Он не хотел, чтобы оно, это время, кончилось. Потому что в конце… он знал, что …
Но наконец он не выдержал, шепотом спросил у Вадима:
– Никакой надежды, да?
– Кот… я откуда знаю… Но сестра, с которой я говорил, сказала прямо: "Подготовьте мальчика". Видишь, я не скрываю. Кот, ты ведь крепкий парень, я знаю. Ты держись…
– Я держусь, – выговорил Костя. – Только… теперь я, значит, буду окончательно один…
– Один ты не будешь… – Вадим взял его за плечо, притянул. – Не будешь. Это я тебе… клянусь…
"Все равно, – подумал Костя. – Её нет. Его … может быть, тоже сейчас уже нет…" И вдруг понял, что для ожидания не осталось сил. Сам не зная зачем, он быстро встал, сбросил с плеч куртку.
И будто навстречу ему распахнулась в конце коридора дверь. На фоне дневного яркого света появился силуэт высокого человека. Человек стягивал перчатки. Стянул, отдал кому-то позади себя. Сердито сдернул фартук, тоже протянул назад. И шапочку…
И пошел по коридору.
И Костя пошел ему навстречу. Вадим двинулся было следом, но через два шага остановился.
А коридор был чудовищно длинный, как во сне, когда идешь, идешь, а то, что впереди, не приближается.
И все же они сошлись через долгое, резиново растянутое время – Костя Рытвин и хирург Горватов.
И Костя глянул хирургу в лицо и стал смотреть в пол. И спросил сбившимся голосом:
– А он… еще живой? Или…
– Что? – нервно сказал хирург, измученный до потери сил.
Тогда Костя снова глянул вверх.
– Я его сын.
Хирург Горватов резко зажмурился и открыл глаза. Тряхнул головой. Глянул с высоты своего роста на такого же измученного, как он сам, мальчишку. Может быть, увидел на его месте своего Вашека? Он положил на плечи Косте удивительно длинные тяжелые пальцы.
– Я понимаю, мальчик…
– А можно мне к нему? – совсем уже хрипло спросил Костя. – Пока еще он…
– Он под наркозом, он не услышит тебя…
– Ну, все равно… Пока он живой… Пока еще не поздно…
Хирург Горватов снова тряхнул головой – как бы отгоняя от себя и от Кости непонимание, входя в то, что сейчас чувствует и думает мальчик.
– Да ты что, малыш… не будет поздно. Не будет поздно еще долгие годы…
Костя поверил сразу. И сразу ткнулся лицом в зеленый, пахнущий йодом халат. И показалось на миг, что это белая, с красно-зеленым дирижаблем, футболка.
Эта глава – послесловие. Или эпилог. Или как там это еще называется… А общем, она после трех звездочек. Будем считать, что эти звездочки – из созвездия Шахматной Лошадки. Из переплетения густой звездной гривы.
…Пташки Владькиной породы – те, что с весны до осени порхают среди ребячьих компаний, играют сигналы "Вечерний луч", звонко бьют в стеклянные барабаны, плещутся в струях фонтанов и придумывают веселые игры – к зиме, как и многие другие птицы, улетают на юг. Но путь их – не такой, как у других перелетных птиц. Поднявшись на звездную высоту, пташки уходят в Запространство. В тот мир, который до сих пор не разгадали ни физики, ни философы, ни другие умные ученые (даже профессор Рекордарский). Там галактики превращаются в атомы неведомых веществ, а крохотные атомы рождают в себе громадные вселенные. Там трудно разобраться, где Малое, а где Большое, где Мгновенное, где Бесконечное. Да и надо ли?..