В футбольном зазеркалье - Кузьмин Николай Павлович. Страница 62

Звонарев не умолкал, покуда не приехали.

Квартиру Звонарев получил в новом доме железнодорожников на тихой зеленой улочке в центре города. Второй этаж, всю площадку целиком занимал Рытвин. На третьем этаже дверь в дверь со Звонаревым жил Ронькин.

На балконе третьего этажа толпились принаряженные люди. Звонарев, сворачивая во двор, сбавил ход и дал гудок. С балкона их увидели и замахали.

– Кипит карусель! – рассмеялся Звонарев. – Геш, гляди веселей, чего ты? Ты же именинник сегодня! Честно говоря, я думал, тебе с Фохтом не справиться. Все-таки Фохт, не кто-нибудь…

Валерия, не дожидаясь, пока машину загонят в гараж, побежала наверх. Из окон третьего этажа гремела музыка. В подъезде Клавдия взяла Скачкова под руку.

– Геш, пожалуйста… Не куксись, а? Я же знаю тебя. Надуешься опять и просидишь пеньком. Обещай – не будешь? И – поговори с народом, расскажи о чем-нибудь. Ладно?

– Как ты думаешь, надолго это? – спросил Скачков.

– Перестань, слушай! – рассердилась Клавдия. – Хоть Валерию пожалей. Она же для тебя старалась. Ждали, готовились, встречали – и вот… Какой ты все-таки неблагодарный, Геш! Даже неловко за тебя.

– Неловко, значит шла бы одна! – закипятился Скачков. – Мне эти… ваши, знаешь, – вот! – и рукой по горлу.

Клавдия остановилась, посмотрела на него и запокачивала головой:

– Ах, какие мы чайники! Фр-р! Фр-р!.. Кстати, Геш, мой тебе совет: поухаживай немного за Валерией. Слышишь?

– Чего это? – Скачков стал столбом.

– Чего, чего!.. Господи, Геш, какой ты все-таки невнимательный. Поухаживай, не облезешь.

– Да чего, слушай, ради? У нее же муж есть.

Внизу хлопнула дверь, и кто-то длинными прыжками понесся вверх по лестнице.

– Идем, – сказала Клавдия. – Будь же современным человеком, Геш! Скобарь какой-то. Валерия… ну, просто немного к тебе неравнодушна. Пора бы уж заметить самому. Ох дикарь ты, Гешка, самый настоящий дикарь! И что я в тебе нашла, ума не приложу?

– Слушай, – Скачков остановился. – Я лучше домой пойду.

В это время мимо них, прыгая через несколько ступенек, промчался Звонарев, крикнул:

– Скандалы на сегодня отменяются!.. За мной!..

В квартире с распахнутой на площадку дверью толкалась подвыпившая компания.

– Ого-го-го!.. – жизнерадостно завопил Звонарев, потрясая кулаками, и нырнул, как в воду.

Мелькнуло лихорадочное лицо Валерии, пронесшейся из кухни в комнаты с тарелками в руках. Кто-то оглушительно, всей пятерней, рванул струны гитары, заиграв туш. Кто-то с размаху, от избытка чувств, хватил Скачкова по спине и мокрыми губами прижался к щеке. К нему тянулись, передавали его с рук на руки, Клавдия потерялась сзади. Когда немного поутихло, Скачков увидел Владика Серебрякова, счастливого, хмельного, с обольстительной улыбкой. Рядом с ним он узнал тоненькую стюардессу в голубой форме, летевшую с ними в самолете. Ошалев от разнузданного шума, девушка крепко держалась за своего кавалера. «Когда он, хмырь, успел? – удивился Скачков. – Его же, кажется, манекенщица встречала».

К Серебрякову пробился опоздавший Звонарев и они шибко крест-накрест расцеловались.

– Владька, друг! – бушевал Звонарев, хмелея от кутерьмы вокруг. Он был сейчас в своей стихии.

Налетела Валерия, теряющая голову от беготни и многолюдия, вцепилась в Клавдию, прося ее помочь на кухне. Лицо Валерии горело, она то и дело отбрасывала волосы на сторону. Скачков, помня наказ поухаживать, стеснительно поеживался. Легче всего было сейчас остаться одному и затесаться где-нибудь в угол.

Поискав кого-то у себя за спиной, Валерия ухватила за локоть незнакомого стеснительного мужчину в помятой рубашке и домашних войлочных тапочках.

– Геннадий, я подумала и о вас.

Стеснительный мужчина галантно дернулся в поклоне и сомкнул коленки. Познакомились.

– Вы же на режиме, – продолжала Валерия, уязвляя Скачкова тонкой ускользающей усмешкой. – Семен Семеныч тоже трезвенник. Так что вам будет о чем поговорить. Ну, как это о чем, как это о чем? Нас, грешных, обсудите, поругаете… Все разговор!

«Ого!» – опешил Скачков. За Валерией с ее лунатическими безжизненными зрачками он и не подозревал такой язвительности. Момент для ответа был упущен – Валерия уже переговаривалась с Клавдией на кухне.

Он даже повеселел. «Ладно, один-ноль». Выходит, девка с перчиком. То-то Клавдия к ней лепится…

Семен Семеныч оказался соседом Звонаревых (квартира на первом этаже), инженер из управления. В своих домашних тапочках он потерянно топтался в сутолоке шумевшей переполненной квартиры и Скачкову обрадовался.

– Знаете, Геннадий, – доверительно зашептал он, увлекая его на лестничную площадку, где было тише и чище от дыма, – я предлагаю следующее: мы сейчас спустимся ко мне – так? – откроем окно и выпьем кофе. Что? Идемте, идемте, никаких неудобно. Я живу один, так сказать, анахоретом. Да вы сейчас увидите. Идемте. – И он зашлепал тапочками вниз, уводя с собой Скачкова, как добычу.

В квартире, куда Семен Семеныч ввел гостя, горел свет, и Скачков уперся на пороге.

– Чего вы? – рассмеялся Семен Семеныч. – Я всегда оставляю в доме свет. Знаете, привычка холостяка: придешь, свет горит, вроде бы кто-то есть, кто-то ждет. Заходите, я сейчас устрою кофе.

Не задерживаясь, он прошмыгнул на крохотную кухоньку, пустил в чайник воду, зажег плиту.

– Я вас растворимым, не возражаете?

Скачков, переминаясь в коридорчике, осматривался. Свет горел во всей квартире. Направо, в опрятной комнате на диване была раскинута постель, на день она, видимо, не убиралась. Письменный стол в углу, над ним, как украшение, на стенке висел треугольный лоскут какого-то спортивного вымпела. «Ага!» – Скачков улыбнулся ему, как знакомому.

– Идемте. – позвал с кухни Семен Семеныч. – У меня все готово. Он усадил Скачкова на табуреточку, задвинутую в узкое пространство между столиком и холодильником.

– Здесь у меня рублевое место. Я вам налью с молоком, хорошо? Знаете, я беру молоко обыкновенное, на разлив, но потом долго кипячу, получается топленое. Вот, попробуйте, вам должно понравиться. Вадим, правда, тот предпочитает без молока и сахара. Но он, сказать по секрету, спускается ко мне опохмелиться. Валерия держит его строговато. Но почему я не встречал вас у них раньше?

У него была странная манера разговаривать: поминутно задавать вопросы. Впрочем, ответа на них он не ждал и продолжал высказываться сам. Скачков, прихлебывая из чашечки, охотно молчал и с удовольствием слушал. Забавный все же сосед у Звонаревых, любопытный. И место в уголке – спокойное, уютное: как раз для разговора.

В футболе, к удивлению Скачкова, Семен Семеныч неожиданно показал глубокое и верное понимание, – оказался болельщиком с довоенным стажем.

– Голубчик вы мой, – умилительно воскликнул он, – я же еще Старостиных помню, Бутусова, Канунникова. О Пайчадзе, о Федотове уж и не говорю.

Он подождал, проверяя: произвел ли впечатление. Кажется, произвел. Тогда, все более доверительно, он продолжал:

– Знаете, у нас тут, – Семен Семеныч ткнул пальцем в потолок, обозначая квартиру Звонаревых, – частенько о футболе. И – одно: Пеле, Пеле! Голубчик, не спорю: Пеле действительно король, уникум. А третий его гол в московской встрече сборных – цирк! Аттракцион! Но почему мы о своих-то, черт возьми, ничего не помним, не храним? А? Я уж молчу о том же Бутусове. Даже о Пайчадзе, о Федотове. Но ведь вот же, вот: под самым носом. К вам тренером назначили Каретникова… Ну да, Ивана Степановича. Но это он сейчас Иван да еще и Степанович, а в наше время был просто Каретников, Карета… Но вы знаете, Геннадий, какой он однажды гол испек? Цирк! Уму непостижимо!

Не допив кофе, совсем забыл о нем, Семен Семеныч вскочил и руками как бы очистил перед собой пространство для показа. Лицо его горело, со лба он то и дело откидывал плоскую мешающую прядь волос.

– Геннадий, прошу вас, верьте мне на слово! Я сам был тогда на стадионе, сам. И видел. Я же москвич, учился там, вырос. Вас тогда и на свете еще не было… Так вот, вы представляете: он взял мяч у себя в штрафной и – повел, потащил. Прошел через все поле – через все!., размотал всю защиту – всю!.. и – залепил. В угол! В девятину! Бамс!