В футбольном зазеркалье - Кузьмин Николай Павлович. Страница 63

Трепеща жиденькими комнатными брючками, Семен Семеныч так поддал ногой, что тапочек мимо головы Скачкова влепился в стену над холодильником. С чашечкой в руках Скачков испуганно отпрянул, чем окончательно смутил хозяина.

– Простите, голубчик – отрезвел Семен Семеныч и нестерпимо покраснел, подбирая с холодильника тапочек. Угловатый, точно обессиленный своим мальчишеским порывом, он убрел на место, сел и опустил лицо в чашку с остывшим позабытым кофе.

– На спор он это сделал, что ли? – лепетал он, не поднимая глаз. – Мог ведь и поспорить с кем-нибудь, правда?

Ему было совестно перед гостем, но этим он был только приятен Скачкову. «Вот, – думал он, – и у Звонаревых можно встретить человека. А то наприглашают полный дом»!

– Вы сейчас из Вены прилетели? Прекрасный город. В Пратере, конечно, были? Ну, еще бы! А в музее современного искусства? Нет? Вот это зря. – Настроение хозяина опять пошло вверх. – Очень интересно побывать. И – знаете, почему? Это единственный музей, где нет сторожей. Да, да, уверяю вас! Потому что тащить весь тот бред, что там выставлен, ни у кого нет желания. А уж и бред же! Нашим… – он снова показал наверх, где, должно быть, сейчас было самое веселье, – это и не снилось. Что наши? Ха! Дилетанты!

О Маутхаузене он отозвался с уважением.

– О-о! Это стоит. И – впечатляет. А… Фохт? Скажите честно: стоящий мастер? Или же больше рекламы? Пишут о нем по крайней мере много.

– Как вам сказать? Вообще-то… – и Скачков, вращая чашечку по блюдечку, задумался. После матча в Вене у него сложилось впечатление, что знаменитый Фохт нисколько не сильнее наших лучших нападающих. Держать того же Полетаева гораздо труднее. Впрочем, вполне возможно, что с более сильными и опытными партнерами Фохт выступает успешнее.

– А в общем, конечно, мастер.

– Минуточку… – спохватился вдруг Семен Семеныч и, шаркая тапочками, выбежал из кухни. В комнате, слышно было, задвигал ящиками стола.

– Вы же у меня впервые, – приговаривал он, отыскивая что-то. – Ага, вот! – И появился с пухлой папкой в руках, на ходу развязывая тесемки. – Возьмите, полистайте. Вам это будет интересно.

В папке хранились пожелтевшие вырезки из газет, снимки футболистов, календари, самодельные таблицы чемпионатов. На самом низу Скачков нашел ветхий номер «Выпуска», озаглавленного по-хоккейному ли, по-футбольному ли: 19:9. Это был сборник, выпущенный после поездки московского «Динамо» в Англию в первый послевоенный год.

Цифры выражали соотношение забитых и пропущенных динамовцами мячей.

– Ничего счетик? – Семен Семенович, стоя за плечом Скачкова, щелкнул по странице пальцем. – Апофеоз! А вы листайте дальше, дальше. Здесь же ваш Каретников имеется… Вот! Не узнали? Красавец! Тогда он, правда, был моложе и лучше, так сказать, качеством. А вот Бобров. Узнали? А вот Хомич. Тигр-Хомич! Ну, разве не интересно? Собираю вот, что удается.

– Трусы-то, – проговорил Скачков, разглядывая нескладного верзилу, каким выглядел на снимке И. С. Каретников в мешковатой обвислой форме.

– Да, на трусы тогда материи не жалели, – согласился Семен Семеныч. – Что вы там еще нашли? Ах, это! – и он вместе со Скачковым залюбовался редкостным игровым снимком: через вытянувшегося в прыжке вратаря летит, поджав ноги, нападающий и в ногах у него футбольный мяч. – Знаете, кто это? Нет? Архангельский. Был такой краек «Динамо». Видите: и гол испек, и вратаря не тронул. А представляете, что было бы, окажись на его месте какой-нибудь Ригель или Комов? Нет, Геннадий, раньше, знаете ли, все несколько иначе было. Да, да, не улыбайтесь.

Кажется, старый болельщик добрался наконец и сел на своего любимого конька: раньше, разумеется, все было несравненно лучше – и мастера, и сам футбол. К удивлению Скачкова Семен Семеныч сказал:

– Вот вы улыбаетесь, и я знаю почему. А напрасно!.. Нет, вы все же послушайте меня… Знаете, что очень досадно? – Он поднял палец. – Что в футболе нет четких показателей, как, скажем, в беге или штанге. Да, да. Разве вы не слышали баек о том, какие были раньше чудо-богатыри? У одного дедушка поднимал жернов, у другого лошадь за хвост останавливал, быка сваливал. А я вам вот что скажу: испытай их сейчас на современный лад, на килограммы, – уверяю вас, Геннадий, что они уступят любому нынешнему средневесу. Любому! Вы же сами знаете, как выросли результаты штангистов. А бегунов? Так вот, то же самое и с футболом. Конечно, наш брат, древний болельщик, видевший еще Старостиных, Акимова, любит слезу пролить: эх, как играли раньше! А какие удары были! Вратарям погибель… К сожалению, все это одна эмоция. А если разобраться по-настоящему, то вы сейчас играете в другой футбол. Он стал сложней, трудней, насыщенней, что ли. На голову, на две головы выше. Да, да. Но вот в чем я с вами поспорю, так это в том, что раньше играли ярче. Все же ярче. Зрелищней! Голов было больше. Раньше, мне кажется, тренер не давал установки на ничью. Что это за установка – ничья? Победа – вот установка! Вы согласны? И ваш Каретников молодец, что проповедует именно такой футбол. Именно такой!

За окнами незаметно стемнело, Семен Семеныч щелкнул выключателем, и кухня при свете стала еще меньше, – совсем крохотной. Бледным канцелярским пальцем Семен Семеныч почесал худой висок и сделал вдруг невероятно плутоватое лицо.

– Вот еще хочется сказать: все-таки романтики раньше было побольше. Рыцарства. Да, да, Геннадий, не было такого делячества, как сейчас. Парень начинал играть в одной команде, в ней и заканчивал. А сейчас? Чуть что: «Отпустите меня, я уйду». А ведь пацан, ему еще учиться да учиться надо! Нет, он ищет где выгодней, где теплее.

– С переходами сейчас будет туго, – сказал Скачков. – Кончается лавочка.

– И – правильно. Давно пора. Но я вас вот о чем хотел спросить. Знаете, Геннадий, наблюдаю я за спортом давно, а за футболом особенно, и не дает мне покоя одна, так сказать, крамольная мыслишка. Подождите, не перебивайте меня. Я, знаете ли, путеец и рассуждаю обо всем по-своему. Представьте, что бы получилось, если бы нашим путейским делом стали бы заниматься от случая к случаю, так сказать, любительски, по-дилетантски? Кошмар! А в той же музыке, архитектуре? В металлургии, наконец? Да во всем!.. Так почему мы отказываем в таком же серьезном отношении к спорту? Почему? То есть я хочу сказать, что нынешние мировые стандарты в спорте так высоки, что одним любительством, занимаясь на стадионе после работы, их уже не одолеть, не достичь. Человек должен подчинить спорту всю свою жизнь, а иначе он ничего не добьется.

– Это вы о профессионализме? – спросил Скачков. Он сразу догадался, куда клонит его увлекающийся собеседник.

– Да! Именно! – вскричал Семен Семеныч. – С вами легко разговаривать… По-моему, эра любительства кончилась! Кончилась! Другие времена, другие нравы. Так не пора ли и вам, грешным, переходить на профессиональные рельсы? Не пора ли? Ну-ка, что вы скажете?

Скачков решительно замотал головой.

– Чушь. То есть я хочу сказать – не для нас это. Я уже думал.

– Но почему, почему? Ведь согласитесь, что зритель едва ли валом повалит в театр, если в главной партии выступает певец-любитель, скажем, из самодеятельности. То же самое и на стадион – ведь так? Люди хотят наслаждаться высшим искусством. А это требует профессионального уровня. И вообще: разве спорт не диктует вашему брату, как питаться, спать, тренироваться? Даже – что читать? Чи-тать?

– Достоевского, например? – с усмешкой вставил Скачков. Семен Семеныч слегка опешил:

– Что вы хотите сказать?

Скачков затряс головой и успокоил хозяина.

– Ерунда. Это я так. Не обращайте внимания. Просто один человек недавно говорил, что если не прочитаешь Достоевского, не заиграешь.

Помедлив, Семен Семеныч раздумчиво тронул висок.

– Ну… не знаю. Не уверен. Может быть, он и прав. Я в этом деле пас. Но я хочу сказать, что спорт сейчас требует человека целиком, без остатка. Разве не так?

– В общем-то оно… – замялся Скачков, – конечно. Играть становится все трудней – это правильно. Режим и все такое… Но ведь что может получиться? Иногда парню уж и в трамвае нельзя будет проехать – духотой надышится. Я не говорю о семье, об учебе…