Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 8

Минут через десять канал был прожжен на нужную глубину. Ну, как? подбоченился кузнец. Кажется, он даже не вспотел. Алексей показал большой палец.

Теперь вновь настала очередь плотников. Они разложили не верстаке свои самые большие воротки, и Алексей выбрал тот, который делал дыры в пять пальцев. Режущая кромка его была отточена до бритвенной остроты.

Очень недолго оказалось расширить им отверстие в бревне, выбрав уголь и коричневую блестящую, пахнущую вкусным дымом стружку.

– Господин акрит, а почему бы нельзя сразу сверлить? – спросил один из плотников, помоложе, Вукол. – Быстрее будет и сил меньше уйдет, я уж про уголь и не говорю вовсе.

– Так тверже, – сказал Алексей, подумав по себя... а вот прочнее ли? Но времени на сравнительные испытания, надо полагать, не было...

Станок плотники сделали по его рисунку сами, очень быстро. Передок от телеги с установленным сверху массивным дубовым «корытом» без передней стенки и с торчащим назад не менее массивным хоботом, к которому прикручена была соха, развернутая занозой в обратную сторону, к пахарю... к пушкарю, насмешливо-солидно поправил себя Алексей.

Ствол сразу плотно, без зазора, лег в корыто, упираясь торцом в заднюю его стенку; впереди пока требовалось приматывать его ремнем, но кузнец уже снял мерку для железного хомута.

– Хорошо работаете, братцы, – с легким удивлением сказал Алексей. – Не ожидал даже.

– А-а... наш господин акрит работу спра-ашивал... – протянул старший плотник, щурясь и глядя куда-то, и Алексей почти зримо представил, как выглядел этот спрос.

К вечеру этого дня Алексей зарядил свою первую пушку, использовав три четверти фунта зернистого пороха (который он получил, размалывая спрессованные цилиндрики ракетных зарядов на ручной крупорушке), пыж из толстого войлока и пять фунтов грубо отлитых свинцовых пуль. Свинец он добыл, содрав несколько листов кровли с дома акрита Афанасия...

В сумерках небольшой отряд вышел из деревни, катя за собой погромыхивающее орудие. За огородами орудие развернули в сторону зарослей черемухи, покричали на всякий случай, даже сбегали посмотреть, не забрался ли кто в кусты, невзирая на погоду, – а потом опасливо отошли подальше. Алексей остался один на один со своим творением.

К концу длинного шеста, что держал он в руке, привязана была шутиха; из запального отверстия пушки торчал хвост такой же шутихи. Не выпалит, подумал Алексей и тут же, без связи с предыдущим... если она сейчас взорвется и меня убьет, то все кончится и ничего не надо будет делать... Он высек огонь и зажег шутиху. Отошел как мог и на вытянутой руке поднес пламя к запалу.

Полетел сноп зеленых искр...

Самого выстрела он не уловил, что-то мгновенно стерлось из памяти. Зато белая стена дыма и на ее фоне – пушка, вставшая на хобот, уставив ствол в небо... – это показалось чем-то продолжительным, почти долгим. Он пятился и пятился, опасаясь, что сейчас она опрокинется совсем и прихлопнет его, потом оступился и сел, пушка уже стояла на колесах, накренившись и дымясь, а в ушах была пустота... Ему помогли подняться, кто-то бил по плечу, кто-то отряхивал от грязи.

Впереди в кустах зияла огромная дыра, и по краям этой дыры местами нервно подергивались язычки молочно-белого пламени, обрамленные таким же молочнобелым, но быстро темнеющим дымом. Это догорал свинец.

Стволы и толстые сучья срубило многие, хотя и не все, зато ветвей не осталось вовсе на глубину десяти-пятнадцати шагов; и еще в тридцати шагах попадались перебитые ветви. Пули горели повсюду, и если бы не дождь, быть бы большому пожару...

Потом Алексей осмотрел орудие. Как и следовало ожидать, ствол пошел трещинами, два обруча раздуло – но ведь все это и не предназначалось для повторного использования. Кузнец стоял рядом, сопел. Пожалуй, что надо бы еще один обруч насадить, сказал он и ткнул толстым пальцем... сюда. Пожалуй, что надо бы, согласился Алексей.

Оплетенный канатом камень описал крутую дугу, глухо бухнул в бревенчатый настил пирса и несколько раз подпрыгнул по нему. Два оборванных подростка ухватились за привязанный к камню тонкий белый линь и стали быстро выбирать его, торопясь ухватить тянущийся за линем причальный канат. Обычно неповоротливые левиатоны не подходят к пирсу, остаются на якоре или бочке, но на этот раз капитан решил почему-то изменить привычной практике...

Подростки-швартовщики обмотали канат вокруг причальных столбов, помахали рукой. Матросы несколько раз провернули барабан кабестана, потом отскочили, чтобы не попасть под удар спиц, когда трос натянется. Швартовочный мастер взялся за рычаг тормоза.

Сарвил наблюдал, ощущая в себе какие-то крохи подлинного любопытства. Он мог бы, скажем, пользуясь преимуществами мертвеца, шагнуть на несколько минут вперед, узнать то, что произойдет, и вернуться обратно. Или не возвращаться. Однако он продолжал быть здесь, наравне со всеми...

Трос напрягся, мастер налег на рычаг, тормоз завизжал. Корпус судна пробрала дрожь. Откуда-то выкатился пустой бочонок. С носа на пирс полетел еще один линь. Его подхватили...

Видно было, что судно почти остановилось. Из-под кабестана, вращавшегося все медленнее, шел дымок, воняло горелым войлоком. Туда плеснули водой – ведра наготове стояли рядом. Матросы, поплевав на ладони, взялись за спицы, напряглись... Вначале трос выбирался буквально по вершку, потом дело пошло. Хотя ветер продолжал отжимать левиатон от пирса, полоска воды все сокращалась и сокращалась, пока наконец черные толстенные бревна причала не ткнулись в канатные мотки, вывешенные за борт.

Сарвил сошел на берег одним из первых. Вся его поклажа была: заплечный мешок...

Монаха – единственного из всех прибывших – встречали. Легкая повозка с откидным парусиновым тентом, запряженная парой коренастых лошадок, и отрок в рясе послушника, но длинноволосый.

– Почтенный Сарвил, – монах взглянул на чародея, и тому впервые померещилось что-то давне-знакомое – даже не в самом лице, а именно в манере смотреть, – мой путь будет долог, а в долгом пути хорошо иметь спутника. Не согласитесь ли вы на то, чтобы составить мне компанию? Я не упоминал на судне, там тесно и много лишних ушей – я еду в сторону Нектарии. Если вам по пути...