Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 59

Лицо у него было бледным, даже сероватым, и лоб весь в крапинках пота.

Он постарался улыбнуться, подошёл, присел на корточки и достал из сумочки блокнот и ручку.

На первой странице уже было выведено: «Привет, я Райс. Я не могу говорить, но прекрасно понимаю по губам».

Юлька кивнула. И – вспомнила.

– Привет, – сказала она тихо, но при этом стараясь чётко артикулировать. – Я вас вспомнила.

«Сью тоже плохо», – написал Райс.

– Что с ней?

«Доктор скажет. 26 недель. Боюсь. Повезу её в больницу».

– Она беременна?

Райс кивнул.

В больницу, подумала Юлька. Это тоже как бы на людях. А потом можно и смыться.

Обидно, была почти у цели.

Но это, в общем… ладно, назовём отсрочкой.

– А больница далеко?

«Нет, всего 50 миль».

– Нужно вызвать скорую, да?

Райс пожал плечами. Написал: «Спрошу».

И ушёл.

Юлька закрыла глаза. Голова кружилась как-то спереди назад, будто переворачиваешься на качелях.

Вернулся доктор. Теперь Юлька увидела, что ему лет семьдесят.

– Ага, вам лучше, милая леди. Это радует.

– Спасибо, – сказала Юлька. – Доктор, я не помню, что уже успела наговорить…

Он махнул на неё рукой.

– Это было что-то особенное. Я никогда не видел, чтобы женщина в таком состоянии пыталась причесаться и подкрасить губы.

Юлька никогда не красила губы. Они у неё от природы были яркими и чётко очерченными. Она поняла, что дедушка шутит, и улыбнулась.

– А я сказала вам, что беременна?

– Нет, – тут же насторожился доктор. – Какой срок?

– Семнадцать недель.

– По вам совершенно не скажешь… Так, это меняет дело… и как же решить?.. Беда в том, что всё, что я могу предложить, – это кушетка в моём кабинете и немного аспирина.

– А вызвать скорую?..

– Видите ли, я уже второй день не могу дозвониться никуда. Похоже, или мы опять без всякой связи, как в ноль четвёртом, или на телефонном узле все одновременно ушли в отпуска, как в позапрошлом. Порядка нет и уже никогда не будет. Вот, джентльмен повезет свою скво в ближайший госпиталь – присоединяйтесь. Те же проблемы, что и у вас…

Райс кивнул.

– Спасибо, – кивнула в ответ Юлька. – Но только у меня ещё и байк…

Райс удивленно пожал плечами, изобразил руками что-то большое и вместительное, ткнул пальцем в середину. Ах да, подумала Юлька, у них пикап. Вон он стоит…

То, что шарахнуло ей по мозгам, накатывало волнами, прилив – отлив – прилив, и сейчас снова становилось хуже, голова, подумала она, голова сейчас лопнет, это не боль, но какое-то жуткое давление изнутри, странно, что глазки ещё на местах, она потрогала их, да, правильно, там, где положено. Трое парней весело подхватили не такой уж лёгкий аппарат на руки и водрузили в кузов, пикап скрипнул и просел. Сиденья в машине были обтянуты чем-то тошнотворно-красным. Сью, бледная и дрожащая, пропустила Юльку в салон, такая вот рыбалка неудачная, сказала она, а где мои удочки, отчаянно вскинулась Юлька, и ей принесли её удочки в чехле. Скоро, сказала Сью, скоро всё кончится и всё будет хорошо, и едем, едем скорее, она еле сдерживала тошноту. Райс тронул машину, развернулся, они оказались на дороге, узкой-узкой, никого не обогнать, если гаду вздумается плестись впереди. Калифорнийцы не нарушают правил, пусть рухнет мир, а закон да будет соблюдён. Пристегнись, показал Райс Юльке, и она пристегнулась. Замок щёлкнул как-то по-ружейному. Юлька повернулась к Сью и хотела что-то сказать, но та уже сама поднесла к её лицу прозрачную дыхательную маску с подсоединённым красным баллончиком. Из маски пахнуло прошлогодними листьями…

– Я её потерял… – Яшу скрючило, насильственный разрыв контакта всегда болезнен, а в том мигренном состоянии, в котором пребывали они с Чарли и все инстинктивно сбившиеся в кучку эрхшшаа, особенно. – Что-то видел, но не могу ручаться…

Чарли придвинула ему бутылку, он глотнул джин прямо из горлышка. При обычных мигренях это помогало. Джин, горсть аспирина, крепкий, чтоб ложка стояла, дешёвый растворимый кофе. Самый мерзкий на вкус.

Впрочем, кофе в Конфедерации – это вообще нечто…

Не отвлекаемся.

– Саш. Смотри сюда. Понимай. Я что-то видел, сейчас оно отстоится, опишу. Но это не информативно. Дальше: пеленг я взять не смог, не успел. Но почему-то мне кажется, она где-то на юго-востоке. Вот в той стороне. Там юго-восток. Не ручаюсь, но кажется. В смысле, юго-восток там точно, а вот Юля… возможно. Дальше. Я думаю, её просто ушатало так же, как и нас. Может быть, она сейчас просто потеряла сознание. Она явно куда-то ехала и была не за рулём, очень узкая дорога и жёлтая осевая. Чем-то её этот жёлтый цвет зацепил, она его ненавидела. Дальше. Она чувствует себя в опасности и от кого-то убегает, но это не непосредственная опасность, не сию минуту. Она уверена, что и дальше сможет скрываться. Что она кого-то обхитрила. Это всё шло фоном. Вот. И картинки… В общем, их две. Огромный ярко-красный пластиковый диван, бывает такой мерзкий оттенок красного, что блевать хочется. Она на этот диван смотрит сбоку. Похоже, что ей нужно на него сесть, а – очень противно. Он будто скользкий или липкий. И вторая, я уже сказал: дорога, узкая, в две полосы, и разделительная линия – жёлтая. Справа и слева косогоры и кусты. Никаких внешних ориентиров я не засёк. Собственно…

– Тебе надо лечь, – сказала Чарли.

– Нет. Ляг ты. Мне будет только хуже. Надо наоборот – чем-то заняться.

– Ребята, может быть… – Санька чувствовал себя виноватым.

– Сейчас всё равно придётся прерваться, – сказал Яша. – А потом, когда она вернётся, я её почувствую.

– Может, она в больнице? – спросила Чарли. – Красный диван…

Яша подумал.

– Нет, не похоже. Фон не больничный. Я вот думаю – а не машина ли это? У неё просто воспаление мозгов, как и у нас, восприятие клинит, потому всё искажено. В этом случае последовательность выстраивается: она залезает в салон, и её куда-то везут, она видит дорогу. А потом уплывает.

– Из-за чего? – спросила Чарли. – Ведь мы же ничего не почувствовали. Ничего не было? – повернулась она к котам.

Те переглянулись. Потом Рра-Рашт покачал головой: нет.

Санька мог только догадываться, какой силы удар обрушился на друзей – и миновал его. Он бесился внутри себя, что не может разделить с ними боль, которую они терпят – и которую, похоже, терпит Юлька. Бесился, но старался ничего не показать, чтобы коты не стали и на него распространять своё стремление укрыть и вылечить – им самим было плохо. Очень плохо.

Он вспомнил, как это произошло и как он тогда испугался: котов накрыло в корабле перед самым взлётом. Это очень жуткое зрелище: эрхшшаа, которым плохо и страшно. Жуткое, потому что не знаешь, что делать. Что вообще можно сделать. К ним привыкаешь, к этим жизнерадостным сгусткам энергии, которые делятся ею направо и налево – и вдруг от них остаются одни шкурки… и это проклятое чувство вины, что не в силах отдать долг, хотя тебе-то давали и не в долг вовсе, а просто так, по дружбе, но всё равно – чувство вины… Но потом Рра-Рашт взял себя в руки, а младшие подтянулись, глядя на него, и в полёте им стало уже не то чтобы хорошо, но терпимо, и все решили, что всё прошло. В аэропорту было почти хорошо… и по дороге тоже. И только перед самым Яшиным домом по ним всем снова шарахнуло, да так, что Чарли закричала от боли: Яша боль терпел, но она-то чувствовала, до чего ему плохо…

Юлька не раз рассказывала, каково это: когда на орбите гибнет «колокольчик»… Но сейчас Саньке оставалось только или ломать руки, как кисейной барышне, или просто продолжать вести себя так, будто ничего не происходит. Хотя что-то происходило, причём что-то важное. И по идее ему бы нужно сейчас быть на месте, за пультом… но, допустим, он не догадался, звать его пока обратно не зовут (а координаты он оставил, разумеется) – да и Рра-Рашт ничего такого не предлагал. Значит, Санька поступает более или менее правильно. А более там или менее – будем разбираться после.