Боулинг-79 - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 27
Вторым определяющим фактором его плана было то, что здесь, на Солдатке, толклось много студентов, а его самого на факультете и в институте многие уже знали.
Вот и сейчас, не успели они с Эдиком выпить по второй, к их столику подошло трое общежитских полубичей – они уже четвертый год балансировали на грани отчисления и проводили время в загулах разной степени длительности. Все звали их по кличкам: Бонифаций, Феликс и Константа, – а какие были их настоящие имена, пипл уже даже и позабыл.
– Привет, Володька! – заорали они и стали обниматься.
Причина их горячей любви к Володьке, с которым они были лишь шапочно знакомы, оказалась простой, как креветка. Троица собиралась сесть, как это тогда называлось, приятелю на хвост. Полудеклассированные элементы не догадывались, что их появление сейчас очень на руку Володе, а уж деньги, чтобы заплатить за них, у него после находки кошелька в «Зарядье» водились.
Он познакомил студентов-люмпенов с Эдиком, а потом молвил:
– У нас с Эдуардом сегодня праздник. Нас в Дрезден взяли. Поэтому я угощаю.
– Давай-давай! – радостно заорала троица пивных братьев.
– Да по одной кружке не носи, бери сразу по три на рыло!
– Чтоб два раза не бегать.
– Пятнадцать сможешь донести?
– Хочешь, я тебе помогу, а то не дотаранишь?
Володька вместе с Бонифацием, вызвавшимся помочь, сходил к разливальщице (то была еще одна яркая представительница племени советских теток – с золотыми зубами, ушами и пальцами). Через пару минут на столе уже громоздилась куча кружек пива – плюс огромное, на два кило, блюдо вареных креветок.
А дальше заклубился дым коромыслом. Бонифаций принялся декламировать стихи Есенина, Константа завис над кроссвордом, Феликс, узнав, что Эдик студент медицинского, стал описывать ему симптомы своей загадочной болезни – с демонстрацией болевых точек прямо на теле, с расстегиванием куртки и задиранием рубашки.
А Володя с удовольствием наблюдал, как с каждым новым глотком бледнеет и пьянеет его эскулап.
Когда же от пятнадцати кружек осталось пять, Володька вместе с Бонифацием – неформальным лидером бичей – отошел отлить.
– Чего-то твой дружбан уже захорошел, – глубокомысленно заметил Бонифаций, отряхиваясь.
– Да, слабоват оказался. Волнуюсь я за него. Домой может не доехать.
– Возьми его к себе в общагу.
– Да не могу я сейчас с ним возиться! Дела у меня.
– Дела сердечные? – лапидарно спросил Бонифаций.
– Ну.
– Нельзя откладывать, – важно кивнул юный пьянчуга.
– Слушай, может, заберете чувака с собой в общагу?
– А на что он нам?
– А он вам водки купит.
– Да он сейчас до магазина не дойдет.
– А вы сами сходите.
И Володька протянул Бонифацию красный червонец.
Для того десятка была огромной суммой – примерно как для Володи с Валерой кошелек в «Зарядье». Студент важно кивнул:
– Угостим твоего дружбана. И спатеньки его уложим.
– Только не бросайте его.
– Такие слова мог бы мне и не говорить.
Троица и вправду отличалась гипертрофированной заботой о вышедших из строя товарищах. Друзей они никогда на поле боя не бросали – доставляли в общагу, даже когда собутыльник не открывал уже глаза и не шевелил ногами. Но, может, к новому человеку они окажутся не столь внимательны…
Быстренько распрощавшись с Эдиком, Володя отвалил из пивной.
Итак, пьянчужки доставят лекаря в общагу. А там… Вовка, не скроем, подумывал: а не сообщить ли ему в оперотряд о пьянке? Но от идеи отказался. Во-первых, это означало подставлять своих, а Бонифаций со товарищи были, в общем, своими, да притом и безобидными ребятами. Во-вторых, неизвестно, в какой конкретно комнате осядут бичи. В-третьих, Володьке претила сама мысль о стукачестве.
В итоге он решил пустить дело на самотек. Или, как писали в дореволюционных романах, положиться на волю божью.
Сам же он предпочел удалиться с места возможных событий и в одиночестве отправился на Котельническую, в кинотеатр «Иллюзион» – там как раз шел американский довоенный, черно-белый фильм «Кинг-Конг».
Вечером комиссар приехал в общагу поздно и лег спать.
А уже назавтра выяснилось, что его план дал блестящий результат. Эдик и впрямь оказался с гнильцой. И сам эту гнильцу вывалил на всеобщее обозрение.
Троица алканавтов аккуратно доставила лекаря в общагу. По пути закупили портвейну.
В общежитии пьянка продолжалась. И в какой-то момент эскулап скрылся из глаз.
Бонифаций его отсутствие заметил и, верный товарищескому долгу, спустя четверть часа отправился его искать. В коридоре он стал свидетелем следующих событий, но не успел им помешать.
Медик вдруг сорвал мирно висевший на стене огнетушитель, ловко перевернул его – и начал поливать стены.
Сбежался народ. Кое-кому из собравшихся тоже досталась порция пены.
Пустой огнетушитель Эдуард выбросил в пролет лестницы.
С большим трудом Бонифацию, Феликсу и Константе удалось утихомирить юного пожарного, отвести в комнату и уложить спать.
А уже на следующий день телега с красочным описанием буйств молодого медика полетела в его институт.
Его исключение из заграничного отряда МЭТИ было предрешено.
Спустя неделю, правда, отчислили из вуза и хозяина комнаты, где творилась пьянка, – Бонифация. Но он, во-первых, и без того висел на волоске. А потом, утешал себя Володька, недаром сказано (советским вождем, между прочим): «Лес рубят – щепки летят».
В итоге в стройотряде «Дрезден-79» образовалась вакансия врача.
Ее потребовалось срочно заполнить, пока кандидатуры бойцов еще не утвердил институтский партком.
По этому поводу командир и комиссар восточногерманского стройотряда срочно встретились в курилке близь той кафедры, где вожак вот уже в течение пяти лет являлся аспирантом.
– Есть у меня на примете одна кандидатура, – сказал Володька, затягиваясь дефицитной «Явой». – Хорошая девчонка. Второй мед, четвертый курс. Некапризная и готовит хорошо.
– Твоя, что ль, чувиха?
– Не, соседа моего по комнате, Валерки. Он тоже едет.
– Похвальная забота о друге, – хмыкнул командир. – Как зовут герлу? – Командир, чтобы показать, что он страшно близок к студенчеству, время от времени, к месту и не к месту, употреблял молодежный жаргон.
– Лилия Велемирская.
– Лилия? – скривился командир. – Велемирская? А как у нее с пятым пунктом?
– Все чисто, я специально узнавал.
– Ну, давай тащи документы на свою девчонку. Копаться да выбирать у нас времени нет.
…Вот так друг и сосед по комнате получил от Володьки роскошнейший подарок. Теперь Валерка не просто ехал за границу. Он отправлялся за рубеж с любимой.
Молодой артист даже думать боялся – однако все равно само собой мечталось… Вот они идут с Лилькой по готической улице… Заходят в кабачок, и кельнер притаскивает им по бокалу запотевшего настоящего немецкого пива… Посещают универмаг, где видимо-невидимо товаров, и он выбирает и дарит своей девушке красивое платье – а, может, даже купальник…
Документы на Лильку, вместе с прочими, были поданы в партком.
Наступили первомайские праздники.
Обычно иногородние студенты разъезжались на эти несколько дней по домам. Финансы позволяли. К примеру, билет до Горького, с пятидесятипроцентной студенческой льготой, стоил пять с полтиной – чуть дороже бутылки водки и гораздо дешевле коньяка.
Но на тот Первомай Валерка домой не поехал.
Не хотелось ни на один день расставаться с Лилей.
Пришлось вызвать на переговоры маму. Наврать, что образовался хвост по промышленной электронике, и надо срочно сдать три контроши. Мама поахала, погрустила, рассказала, каких пирогов собиралась напечь – но что она могла поделать?
А Валерка вместе с Лилей, а также несколькими друзьями из агитбригады, и друзьями этих друзей, отправились в поход по Подмосковью.
Оля-Ундертон, кстати, сначала тоже собиралась, а потом от путешествия отказалась – сослалась на домашние хлопоты: «Предки картошку заставляют сажать».