Красивые, дерзкие, злые - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 61
– Что ты сказал, сопляк? – вскинулся парень по другую сторону сетки. И, позабыв о спорте, залепил мячиком точно в физиономию соперника – тот едва успел отпрыгнуть.
– Дети! Дети! – надрывался несчастный аниматор.
Алиса поспешно отступила в сторону – не хватало еще в горячке боя самой в лицо мячом схлопотать. Интересно, есть ли в этом «Лас-Чивасе» другие, помимо дядечки с корта, аниматоры? И где они могут находиться? В зале аэробики? На крикетной площадке?
Впрочем, прежде чем искать дальше, ей нужен тайм-аут. Одинокая сигаретка под сенью пальм. И желательно, хотя в этом «Чивасе» это маловероятно, в полной тишине.
Алиса уже и пальму себе наметила, метрах в двухстах от корта, а под ней очень подходящую лавочку, как вдруг увидела: по направлению к теннисной площадке торопливой походкой идет женщина.
Алиса (она уже в своих скитаниях по отелям поднаторела) мгновенно оценила по острому взгляду, прическе, манерам: дама из местного начальства. Управляет отелем, а то и сама хозяйка.
«М-да, милочка, ну и влипла ты с этими андалузцами, – с легким злорадством посочувствовала ей Алиса. – Корт-то твой сейчас вообще к чертовой матери разнесут!»
Хорошо, что она на безопасном расстоянии – подростки уже побросали ракетки и настоящее побоище затеяли, а бедолага-аниматор тщетно пытается их растащить, но пока только сам по мозгам получает...
Однако тетенька-начальница оказалась не из трусливых. Смело ввинтилась в самую гущу событий – случайные пинки-тычки ее будто и не волнуют. И совсем не по-женски и тем более не по-европейски принялась раздавать тумаки сама. Не калечила, конечно, но навешивала от души – драка мигом пошла на спад, воинственные клики сменились робким кваканьем: «Ой, больно! Вы не имеете права!..»
И так красиво у испанской тетеньки все получилось, что Алиса не сочла нужным сдерживаться. Вернулась к корту – и зааплодировала.
– Gracias, – улыбнулась в ее сторону смелая женщина.
А Алиса, вместо того чтобы сказать уже наметившийся комплимент, застыла столбом. Невысокая, очень худенькая, с тонкими чертами лица и мелкими зубками. С ощутимым русским акцентом в голосе... Управляющая отелем «Лас-Чивас» поразительно напоминала Валентину Поленову на фотографии, размещенной в красном углу тетушкиной квартиры, только на двадцать лет постаревшую.
«Стильная девчушка. И дорогая – тысяч пять евро на ней, не считая бриллиантов на пальцах, навешано», – мгновенно оценила Алису Вэл.
Госпожа Долински по праву гордилась, что разбирается в модных одежках. Вещицу из свежей коллекции она чуяла за километр, все приятельницы по спортклубу восхищаются и выпытывают, откуда столь чуткий нюх. Вэл им и вешает лапшу. Например, про страстный роман с Джоном Гальяно, или что ее сестра двоюродная на модельный дом Нины Ричи работает... Не рассказывать же правду: что никаких сестер, как и любовников, у нее нет, а страсть к дорогой и красивой одежде – что-то вроде компенсации. За скучные, сплошь примитивно-джинсовые отрочество и юность. И за то, что в молодости традиционные женские забавы ее не затронули даже краешком...
– Я могу вам чем-то помочь? – обратилась Вэл к дорого одетой гостье. – Вы ведь, кажется, не из нашего отеля, кого-нибудь ищете, подсказать?
Но девушка в модных шмотках по-прежнему пялилась на нее, будто аршин проглотила. И вид имела самый безумный, глаза блестят, на лбу выступила испарина – неужели дьявол наркоманку послал?! И у нее именно здесь, в парке «Лас-Чиваса», «ломка» начинается?!
Вот, блин, мало других проблем. Но эту подозрительную особу с территории отеля в любом случае надо гнать. Пока юные андалузцы окончательно слюнями не изошли – просто глаз с незнакомки не сводят. Еще бы – так вырядиться. Юбка для приличной женщины явно коротковата, а каблуки вообще вне всякой критики: больше десяти сантиметров, это белым-то днем! И косметики на лице немало. Может быть, она русская? Самый их стиль...
Вэл против воли вздрогнула. И, сбавив тон с дружелюбного на официально-сухой, повторила:
– Так я могу вам помочь?
Гостья растерянно покачала головой.
Резко обернулась. И, слегка прихрамывая на своих неслабеньких каблуках, двинулась прочь.
А госпожа Вэл Долински озадаченно смотрела ей вслед.
Ее не покидало ощущение – пусть параноидальное, пусть из области полного бреда. Но отчего-то показалось: эта странная девица в дорогих шмотках приходила по ее душу...
«Кто она? Кто она, эта красотка?..» – в тысячный, наверно, раз мучила себя Валя. И в тысяча первый сама же себе отвечала: «Да какая, в общем-то, разница? Нюхом чую: хоть эта баба и ничего не сказала – она все равно себя выдала. Уж больно лицо у нее стало смятенным, уж больно глазки забегали... Эта девчонка – оттуда. Из моего прошлого. Того самого, очень давнего. Которое, казалось, забыто и перечеркнуто».
А своему нюху госпожа Долински доверяла. Еще с тех, прошлых и опасных времен, когда она была русской девочкой. Выпускницей Академии имени Плеханова Валентиной Поленовой.
Вэл-Валя дрожащей рукой капала в свой бокал любимую серебряную текилу. Растерянно, будто впервые в нем оказалась, оглядывала стены своего кабинета.
Диплом о получении степени бакалавра в университете Барселоны.
Еще один, теперь – за постдипломную программу Hotel administration английского колледжа по туризму...
А вот на другой стене любовно подобранные награды: «Лучший отель в своем классе», «Самый успешный hospitality manager провинции Андалузия»...
Всего этого госпожа Вэл добивалась сама, своими руками, своей головой. Как говорят коллеги, «хрупкая, но цепкая». Как жалуются подчиненные, «вредная и нудная».
И Валя Поленова, та испуганная и несуразная девочка из России, не имеет к госпоже Долински ни малейшего отношения. Она умерла – вместе со своим пристрастием к джинсам, автомобилям и хулиганистым мальчишкам...
Но тем не менее воспоминания уже нахлынули – так, что не остановить. Вэл-Вале даже холодно стало, когда она снова вспомнила тот день. Ледяное и промозглое утро пятницы двадцать третьего декабря. Такого далекого девяносто четвертого года. Когда все закончилось. И они, трое, вышли из поезда на вокзале города Хельсинки.
Обиднее всего было, что первым делом Степан тогда обнял не ее – самые горячие объятия достались Маруське. И именно к ней он обратился с победным: «Мы это сделали! Сделали!!!» Маруська, разумеется, взялась рыдать, Степа – и вовсе тошнотное зрелище – принялся собирать губами дорожки слез с ее щек, а она, Валентина, осталась стоять в сторонке. Неприкаянная, будто бедная родственница на дорогой свадьбе.
Потом, конечно, Степан одумался, отпустил свою зазнобу, кинулся к Вале, и тоже обнимал ее, и целовал, и поздравлял – но первое ощущение в Европе так навсегда и осталось: она одна, на чужом, холодном вокзале, а любимый человек, забыв обо всем на свете, на ее глазах целуется с другой...
– Давайте не будем на платформе торчать, – стряхнула Степины объятия Валентина. – Не дай бог менты местные прицепятся.
В ее голосе, похоже, дрожали слезы – по крайней мере, чуткая Маруська взглянула с сочувствием. Степка же, дуболом, только хохотнул:
– Какие, Валька, на фиг менты?! Мы же в Хельсинки, а тут прописку не проверяют.
Он с восторгом оглядывал, впитывал в себя такую незнакомую и априори привлекательную жизнь. Носильщиков в идеально наглаженных куртках – о, какой контраст с маргиналами на питерских вокзалах! Отмытые до блеска вагоны. Ухоженных пассажиров, и почти у каждого – не традиционно уродливый чемодан, а элегантная сумка на колесиках. Все тут было чужим, лакированным, эффектным. И только снежинки, надоедливые, мокрые и колкие, оказались такими же неприятными, как в России.
– Ну и куда нам теперь идти? – довольно растерянно спросила Маруся.
Поезд, на котором они приехали, уже выпустил немногочисленных пассажиров и с прощальным свистком отправился в депо, а троица так и стояла неприкаянно на опустевшей платформе.