Раздолбаи. (Работа по специальности) - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 28

Сзади и слева раздался приглушённый удар, и голос Маши Однорукой негромко, но с чувством произнёс:

– Вот мать иху ети! Набросали шоболов прямо в дверях… Хоть бы одна зараза за собой уничтожила… Наделали уродства, а убирать кто будет?.. Кто это там у окошка? Пузырёк, ты, что ли?

– Не-а, – отозвался Ромка. – Это мы с Ликой…

– А-а… – И Маша Однорукая тоже прошлёпала к светлеющему в темноте окну. – Где он там? – шепнула она, бесцеремонно раздвигая Лику и Ромку. – Эх, какой мозглявенький… Тоже, что ль, не кормили?.. А где мент? Менту сказали?

– Да он там с Крестом тарелку караулит. В побег решили идти…

– Вот делать людям нечего! – подивилась Маша. – Ну, Клавку я предупредила, а дедка пускай Пузырёк предупреждает…

– А Лёшу? – встревожился Ромка.

Маша хихикнула.

– Да Лёша-то он в «конуру» и носа не кажет… Не знал, что ли?

– Тихо! – шикнула на них Лика. – К подъезду идёт. Куклу надо найти. В прошлый раз она на третьем этаже была… Этот скок куда? На третий?

– Нет, это наружу… А на третий – через две комнаты.

– А вы его пока по второму поводите. – Лика предвкушающе пожала Ромке локоть и выскользнула в дверь, тоже налетев на что-то по дороге.

Никита Кляпов шёл сквозь второй этаж, и душа его корчилась, как на угольях. Споткнувшись об очередной ни на что не похожий предмет, он надолго столбенел, с ужасом вглядываясь в уродливые, но вполне узнаваемые формы.

– Да, – с отчаянием говорил он. – Я понимаю… Это злая карикатура… Но вы правы… Мы живём в уродливых домах и делаем уродливые вещи… Мы забыли, что такое красота…

А вокруг, умножая его муки, мерещились, роились глумливые бестелесные шепотки:

– Что он сказал?..

– Карикатура…

– Злая…

– Ой, держите меня!..

Ему всё время казалось, что из чёрных дверных проёмов слышатся смешки и сдавленные постанывания, а однажды почудился даже мужской голос. Тихо, но довольно отчетливо голос произнёс с удивлением:

– Ну, такого дурака здесь ещё не было…

Кляпов выпрямился и сорвал очки. Комната дрогнула, утратила очертания.

– Да! – чуть ли не с вызовом хрипло сказал он в чёрное расплывшееся кляксой пятно проёма. – И это унижение предстоит ещё всей Земле – узнать, насколько ничтожен наш убогий самодовольный разум… Но мы упорны, мы готовы учиться мыслить по-новому…

Несколько секунд в проёме было тихо и гулко, а потом темнота взвизгнула и расхохоталась в лицо Кляпову. Хохот, впрочем, тут же оборвался.

Никита бросился к дверному проёму, нацепив на ходу очки, чтобы не вписаться ненароком в косяк. Вспыхнул свет, поплыли смутные тени. Комната была пуста. В углу криво торчало какое-то металлическое сооружение, напоминающее огрызок койки. А рядом на полу лежала книга. Увесистый серый томик с золотым тиснением.

Никита приблизился и почему-то присел перед книгой на корточки. Как перед костерком. Взял в руки, прочёл название, удивился, раскрыл с трепетом. Ошеломлённо полистал, затем снял очки и принялся лихорадочно их протирать. Надел снова. Медленно пролистал всю книгу от начала до конца и поднял застывшее лицо.

– Возможно… – процедил он, а в глазах у самого плавилось страдание. – Я вполне допускаю, что даже творения лучших наших умов для вас – не более чем набор серых пятнышек… что лишь некоторые, самые гениальные строки достойны пощады…

Кто-то нежно тронул его за плечо, и Никита оглянулся.

Перед ним стояла кукла Маша.

…Ах, если бы он тогда потерял сознание! Но Никите Кляпову было отказано даже в этом. Дальше предобморочной слабости дело не пошло. Он так и не смог отбиться от нежных четырёхпалых ручек белёсого безликого страшилища. С плотно зажмуренными глазами, извиваясь в тщетных попытках отползти, он чувствовал, как эти ручки лезут к нему под рубашку и довольно сноровисто управляются с пуговицами брюк.

– Не надо… – рыдал он. – Только не это… Я не хочу…

И, видит бог, это была чистая правда. Ничего подобного Кляпов не хотел. Но тут, к ужасу Никиты, мужское его начало предательски встрепенулось в ласковых пальчиках и повело себя вполне самостоятельно.

– Нет… – стонал Никита. – Не сметь!..

В гробу оно видело его приказы. Внезапно Кляпову вспомнилось, что в момент прощания с жизнью нечто подобное бывает и с висельниками. Он разжал на секунду веки, увидел движение мощного, как дирижабль, бедра, дёрнулся из последних сил, но был осёдлан. Дальше уже пошла агония.

– Да… Да… – всхлипывал он. – Я… понимаю… Я готов… пройти… и через это…

А вокруг ржали, взвизгивали и ухали чёрные дверные проёмы.

– Да что за базар-вокзал? – в недоумении спросил Крест, берясь обеими руками за края люка и осторожно выглядывая из тарелки.

– С новеньким знакомятся, – процедил Василий. Он сидел на корточках в одной из неглубоких ниш и выкладывал капсулы из лопнувшего пластикового мешка. – Ты мне лучше скажи, почему скрипота молчит!

Под скрипотой имелся в виду люк летающей тарелки, так, кстати, до сих пор и не закрывшийся.

Глава 15

Каким образом Никите Кляпову удалось выбраться из дьявольского здания, он не помнил. Кажется, пытался выброситься в окно, а дальше… А дальше в памяти зияла дыра. Во всяком случае, опомнился Никита, лишь оказавшись снаружи. Пятиэтажка сияла огнями. Яркие цветные пятна окон, проплавившие сумрак, представились ему на секунду отверстыми топками адских печей. В одних топках пламя еле тлело вишнёво-розовым, в других полыхало жёлтым, а кое-где окрашено было в бледно-фиолетовые денатуратные тона. Там, должно быть, использовался пропан… Судя по взвизгам и выкрикам, в доме продолжали бесноваться и ликовать.

Боже, что это было?..

Униженный, уничтоженный, разбитый, Никита Кляпов стоял возле первого подъезда, поддерживая треснувшие по шву брюки с оторванными в борьбе пуговицами. Очки, надо полагать, тоже остались в той страшной комнате. С немым укором в беспомощных близоруких глазах Кляпов повернулся к огромному холодноватому мерцанию на горизонте.

Внезапно вспомнилась устройство мира по Данте: в центре – ад, а вокруг – сферы света… В данном случае адом несомненно была пятиэтажка…

«Туда…» – Эта мысль возникла даже не в голове – она толкнулась в груди. И Никита, спотыкаясь, побрёл на свет.

Он отошёл от дома шагов на двадцать, когда бледное зыбкое мерцанье впереди как-то странно передёрнулось и вроде бы чуть отступило. Кляпов замер оторопело, потом догадался оглянуться – и чуть не уронил штаны. Пятиэтажка сзади – исчезла. Сначала Никита решил, что она погасила окна и растворилась в общем сумраке. Но нет, её просто не было. Кляпов, конечно, страдал близорукостью, но не до такой же степени, чтобы не различить в двадцати шагах серую прямоугольную громаду!

«Вот оно что… – догадался он наконец. – Проверяют… Хотят знать, как мы реагируем на…»

А собственно, на что?

Никита припомнил весь этот постыдный кошмар, приключившийся с ним в исчезнувшей теперь за ненадобностью пятиэтажке, и вынужден был признать, что смысл испытания ему по-прежнему непонятен.

Он огляделся, соображая, в какую сторону лучше направиться. Ориентиров не было. Жемчужное мерцающее сияние омывало его со всех сторон. Наконец решился – и просто побрёл вперёд. Брёл довольно долго – пока не заподозрил, что ходит по кругу.

– Граждане террористы! Наша летающая тарелка приземлилась на территории Турции. Просьба – не отстегивать ремней и не покидать своих мест до полной остановки винтов…

Василия подбросило с пола. В открытый люк, смешиваясь с побледневшим розоватым заревом внутри коридорчика, лился ясный утренний свет. Потом в летающую тарелку заглянула ухмыляющаяся лопоухая физия Ромки, оснащённая очками с чудовищно сильными линзами.

– Всё дурака валяешь? – недружелюбно спросил Василий. – Очки-то откуда?