В конце времен - Мансуров Дмитрий Васимович. Страница 53
– Улавливаю, улавливаю, – Ксенофонт потряс кружку. – Посудинка переходит в мое подчинение, как я понимаю?
– Ага, запросто! Только завтра три новые принесешь, – сказал кузнец. – Заходи, если что, будем рады видеть, слышать и снова получать приличное вознаграждение за оперативно выполненную срочную работу.
И вытянул вперед раскрытую ладонь.
– Шесть золотых, или двенадцать серебряных, или…
– … два по уху, или один по лбу! – закончил за него Ксенофонт. Кузнецы расхохотались. Он достал из мешочка несколько монеток и не глядя передал их кузнецу. Тот быстренько сосчитал и с недовольным видом заметил:
– Слышь, Ксенофонт, их здесь нечетное количество! Давай еще одну!
– Ой! – спохватился главный агент. – Кажись, машинально монету переложил. Давай ее обратно!
– Фигу! – ладонь сжалась в кулак. Огромный такой кулак, целый кулачище. Не разожмешь при всем желании. – Что передано, то передано. Докидывай монету для ровного счета!
– Изуверы! Жадины-говядины! – пробормотал Ксенофонт, роясь пальцами в свежеприобретенном кошельке. Что за напасть: не успеешь получить немного денежек на бедную старость, как у тебя сразу же отбирают большую часть на чужие крупные расходы. Нет, хватит, пора уходить из агентов на новую службу. Назвать ее фондом полного счастья, в добровольно-принудительном порядке заставить вступить в него всех и каждого и хапать денежки рекой. Чем не жизнь?
Еще одна монета легла в раскрытую ладонь кузнеца. Тот сочувственно поглядел на маленькую, кругленькую, одинокую серебряную монетку и с обидой в голосе произнес:
– Она тут одна, ей страшно! Давай еще две, пусть они на троих сообразят – всё веселее будет!
Ксенофонт понял, что если сейчас не унесет ноги, то содержимое кошелька незаметно (хотя куда там незаметно? очень даже заметно!) перекочует в цепкие и хваткие руки кузнецов.
– Она бесстрашная! – воскликнул он с боевым азартом. – Видишь, у нее на обороте находится всадник с копьем, нанизывающий змею, дабы пожарить ее на костре и съесть под сиянием полной луны? Думаешь, он не защитит эту монету от разъедающей драгоценный металл грязи на твоих руках?
И, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел из кузницы. Вслед ему донесся радостный смех довольных собой и жизнью кузнецов. Он вздохнул: им-то хорошо, а вот ему еще предстоит идти на ковер к советнику и докладывать о проделанной работе.
И еще эти волшебные бусинки!
Как бы волшебники на самом деле не вернулись за ними и не потребовали того, кто их прячет. Мало ли что пошутили? Реквизит, понимаешь! Того и гляди – достанется из-за этого по тридцать первое число, никакие заслуги перед отечеством и награды не спасут.
А что, если…
Ксенофонт застыл на месте, и в его спину врезался не ожидавший резкой остановки идущий следом молодой граф.
Ксенофонт резко обернулся.
– Соблюдай дистанцию и тормоза проверь! – прорычал он.
– Сам проверь, у меня с тормозами всё в порядке!
– Оно и видно, что ты – большой тормоз!
К его шее протянулись две руки, намереваясь схватить ее и хорошенько сжать, дабы впредь не слышать подобных оскорблений. Ксенофонт молча вынул удостоверение и поднес его к носу разгоряченного пешехода.
Руки застыли на полпути и опустились.
– А, ну так бы сразу и говорили, господин главный агент, что видите меня насквозь! Всё понял, спорить не буду, вам виднее – тормоз я или ускоритель. Я могу идти?
– Идите!
Пешеход на всякий случай козырнул, приложив руку к пустой голове и изменив направление движения на противоположное, торопливо скрылся среди деревьев дворцового парка.
Ксенофонт посмотрел ему вслед, недовольно покачал головой и направился писать завещание – простая формальность, советник его, конечно, не убьет, но потреплет основательно. Вывернет душу и заглянет в самые потаенные уголки. Он такой.
Дверь в кабинет советника Логвина была, как обычно, открыта настежь, а сам советник с традиционной ненавистью в глазах смотрел на портрет своего предшественника. Рядом с портретом висела круглая дощечка с шестью кругами разного диаметра, а в самом центре, где было написано «сто баллов», торчал метательный нож. Ксенофонт напрягся: раньше ничего подобного в кабинете советника не висело, и это значило, что в последнее время хозяин стал очень недоволен существующим порядком вещей.
– Можно войти? – кротким голосом спросил Ксенофонт, встав перед столом, за которым сидел советник.
– Входи, коль вошел! – разрешил Логвин, так и не поняв, какую шутку только что сказал. – Докладывай обстановку и не нервируй меня понапрасну.
– А по делу можно нервировать? – заранее уточнил Ксенофонт.
– Нежелательно, но если очень хочется, то можно. Но учти, что за последствия я не ручаюсь! – Советник сжал метательный нож так, что побелели пальцы, и с силой швырнул его в дощечку. Нож глубоко вонзился в дерево рядом с первым ножом.
– Может быть, мне стоит зайти попозже? – осторожно начал отступать к выходу Ксенофонт. – И вам будет легче, и мне спокойнее.
– Нет уж, коль вошел, то говори, обратной дороги нет! – отрезал советник. – Вы успели подготовить Змейго Рыныча к допросу?
Ксенофонт задумался над ответом.
«Ну почему, – думал он, – советник обожает ставить вопросы ребром? Ведь отлично знает, что они выйдут ему боком!»
Ответить так, чтобы следующий нож, который Логвин уже нетерпеливо вертел в руках, полетел всё-таки в дощечку, а не в отвечающего, было довольно сложно. Советник ждал, но терпения у него катастрофически не хватало. Нож с приличной скоростью вращался вокруг продольной оси, и Ксенофонт, подумав напоследок о том, что написать завещание было хорошей и, главное, своевременной идеей, ответил:
– Змейго Рыныч оказался злым и жестоким волшебником, который, как мы сумели выяснить, успел засветиться в разных царствах под разными именами, повсюду устраивая злые шутки над самыми лучшими людьми государства!
Нож перестал вращаться: советник обдумывал неожиданный ответ. По привычке ожидая четкого и внятного «да» или нечеткого и невнятного «нет», он растерялся, услышав вместо лаконичного слова длинную тираду.