Ночь черного хрусталя - Михайлов Владимир Дмитриевич. Страница 2

Что будет потом – это, конечно, не только доктора Рикс интересовало, не одну лишь эту молодую, красивую и (под белым халатом) не­сколько даже вызывающе одетую женщину, но и людей не столь уже молодых, строго одетых и занимавших куда более высокие, а порой даже и высочайшие уровни в мировой иерархии. Но как-то всегда оказывалось, что «сегодня» было важнее чем «потом». Мир все усложнялся, но дышать не становилось легче. Что же касается людей, общества, человечества, то с ним было, как с ядерным реактором: работает и взорваться вроде бы не должен. Но – может.

– Вызывает клиника Научного центра. Вер­толет прибыл?

– Да, доктор Рикс, благодарю вас, только что погрузили малышку. Но господин Растабелл очень встревожен. Он…

– Успокойте его.

– Доктор Рикс, а не могли бы вы лично по­говорить с ним? Вы специалист, да и американ­ская медицина…

– Позвоню ему, как только дитя окажется у нас и я осмотрю его.

– И еще одна просьба, доктор: если…

Пол под ее ногами ощутимо дрогнул; звякну­ли инструменты в стеклянных шкафчиках, ко­лыхнулась вода в стеклянном сифоне, листок бу­маги спланировал со стола и закачалась подве­шенная к абажуру настольной лампы куколка: фантастический астронавт-десантник с бласте­ром наизготовку.

«Физики стали слишком много позволять се­бе, – мельком подумала женщина. – Совер­шенно не считаются с тем, что у нас – дети».

– Да, я слушаю: какая просьба? Алло! Вы меня слышите?

Но телефон молчал.

– А теперь, доктор, вопрос на засыпку…

– Честное слово, Гектор, у меня не оста­лось ни секунды. Надо проверить, как новенькая дышит в боксе, затем…

– Что же, я могу брать интервью не только на бегу, но и стоя на голове. Скажите: вот вы спасаете этих несчастных. Но что ожидает их потом? Герметичные дома, конторы, цеха, горо­да? Или вы надеетесь научить их дышать той га­достью, какой дышим мы?

– Это задача для ученых. Я всего лишь врач.

– Их становится все больше – это, види­мо, не случайно. Не опасаетесь ли вы, что в один прекрасный день общество возмутится – с непредсказуемыми последствиями?

– Это не мои проблемы, Гектор. Наше дело – убедить власти в том, что надо срочно при­нимать меры не на словах, а на деле, иначе че­ловечеству грозит гибель в недалеком будущем.

– Какие меры вы считаете необходимыми?

– Любые, которые могут привести к очище­нию среды. За подробностями обращайтесь в «Грин пис».

– Вы верите в возможность таких мер?

– Я оптимистка. Ну, все, на этом – наи­лучшие пожелания.

– А у меня еще целая связка вопросов. Чем вы заняты сегодня вечером? Что, если я навещу вас дома, в городе? Ваш муж ревнив?

Она усмехнулась.

– Вечером я приглашена на вечеринку – тут рядом, в Сайенс-виллидж.

– И пойдете?

– Почему бы и нет? А вообще, на возника­ющие вопросы человек должен находить ответы сам.

– Браво, это я использую. Что же, раз так – мчусь в город, к Растабеллу. Думаю, что они вот-вот начнут атаковать правительство всерьез – теперь, когда он пострадал, так сказать, лич­но. Но сперва забегу к нашим сейсмикам: они, кажется, что-то такое засекли.

– Был какой-то странный толчок. Но зем­летрясений тут не бывает…

– Город все еще не отвечает, доктор. Глухо.

– Когда телефон исправят, разыщите меня – я обещала позвонить Растабеллу. Буду у себя до шести, сестра Ибарра.

– Непременно, доктор.

«И в самом деле, пойду на вечеринку, – подумала она, направляясь к блоку термобоксов. – И не устою. Не стану больше сопротивляться ему. Да и чего ради? Пусть несерьезно, пусть быстролетно – но хоть что-то, иначе совсем за­вяну… А в обаянии ему не откажешь. Отбивать­ся я буду, но не очень убедительно. Пусть Моран удлинит список своих побед – на самом де­ле это ведь я решила так, не он…»

– Рад видеть вас, фрау доктор!

Еще долю секунды она внутренним взором созерцала неотразимого Морана, хотя поздоро­вавшийся с нею здесь, в коридоре, человек был полной его противоположностью: невысокий, ок­руглый, с редкими, прилизанными волосами, и одет он был с аккуратностью клерка, хотя чи­новником как раз не был.

– А, господин инженер! Почему вдруг «фрау»? Что за противоестественная смесь? Впрочем, мы в чем-то напоминаем Вавилонскую башню, может быть, вы и правы…

Инженер смутился:

– Сам не понимаю… Наверное, потому, что я только что разговаривал с профессором Ляйхтом – он предпочитает свой родной язык.

– Вы были у нас?

– Лишняя проверка никогда не мешает. Те­перь я могу поручиться: вашу новую маленькую милую пациентку электроника не подведет.

«Сентиментален, как всегда, – подумала она. – И, наверное, примерный супруг и отец. Хотя нет – он, кажется, как раз бездетен».

– Я очень благодарна вам за внимание к нашим детям. Но не стану задерживать: вы, ко­нечно, спешите, как всегда, к вашей очарова­тельной жене.

– Увы, на сей раз я увижу ее лишь через несколько часов. Я обещал профессору Ляйхту вечером посмотреть его персональник у него до­ма, в поселке.

– В Сайенс-виллидж? Как же она перенесет целый вечер без вас?

– Я предупредил ее еще до того, как замол­чали телефоны. Почему это, как вы думаете?

– Понятия не имею. Так почему же?

– Я и сам не знаю. Она, я думаю, раньше ляжет: очень устает в последние дни, необычай­но много работы в конторе мистера Рикса…

«Особенно для секретарш, – подумала она, по-прежнему приветливо улыбаясь, – приго­жих собой, сверхурочной работы. Сукин сын!»

– …Впрочем, что я вам объясняю: вы на­верняка знаете о делах вашего мужа намного больше моего.

«Ни черта не знаю, – подумала она, – да и знать не хочу».

– Ну, желаю вам всего лучшего.

– Мое почтение, доктор.

«Вот поют, – подумал Милов, – ну прямо соловьи…»

Во тьме вспыхнула искра; мгновенный взвизг резнул по слуху, потом глухо загудело – слов­но в глубочайший колокол ударили: ухнул неи­моверным басом, покачался из стороны в сторо­ну и стал затухать. Но Милов успел уже ныр­нуть в дыру – вход в пещерный лабиринт.

Собственно, и не пещеры это были, скорее катакомбы. Тут естественные пустоты, характер­ные для таких геологических структур, с обшир­ными залами (в одном из них даже подземное озерцо плескалось), перемежались и соединялись вымытыми некогда водой ходами и рукотворны­ми коридорами, в прошлом – горными выра­ботками. В седой древности в пещерах жили, по­том – скрывались, во время второй мировой войны их использовало Сопротивление, а после нее, хотя и не сразу, проложили несколько маршрутов для туристов; маршруты эти оборудова­ли электрическим освещением, но стоило откло­ниться от нехоженой трассы – и человек попа­дал в первозданную мглу. Входов в катакомбы имелось несколько, все они были снабжены прочными дверями – сперва деревянными, по­том их заменили пластинами из котельного же­леза: чтобы предотвратить несчастные случаи, какие время от времени приключались с «дики­ми» туристами и с детьми. Одна из этих дверей сейчас оказалась, на счастье Милова, приотво­ренной, и пули пришлись по ней.

«Рикошет, – подумал он, переводя дыхание и напряженно вслушиваясь. – Плохо стреляют, а странно, они должны уметь профессионально, и по звуку в том числе; но и так ничего, чуть левее – тут бы мне и конец. Но, значит, я вер­но иду, – думал он, на четвереньках отползая подальше от входа, в глубину, – жму им на больную мозоль… Конечно, найдись среди них хоть один порешительнее – впрыгнул бы за мной и длинной очередью вдоль хода – и все, и снято, как говорила Аллочка… Если они меня опознали – человек я заметный, их могли пре­дупредить, – то и преследовать они вряд ли су­нутся, репутация у меня достойная; но уж по­стараются и живым не выпустить, залягут, как кот у норки: наверняка ведь думают, что я этих ходов не знаю, а если и знаю, то лишь офици­альные маршруты. Плохо они обо мне думают, плохо… А засуетились они заметно, может, у них и тайники тут, перевалочные базы? Ну, ес­ли поживем – увидим…»