Эстафета - Михановский Владимир Наумович. Страница 21
– Запомни, – сказал Пелоп. – Камень летит дальше всего, если бросать его под углом сорок пять градусов к горизонту. А какая разница, камень или прыгун?
– Как просто! – вырвалось у Тилона.
– Это ещё не все. Главная тайна рекордного прыжка впереди. Тебе предстоит постигнуть многие премудрости, чтобы прыгнуть так, как никто из людей не прыгал.
Пелоп глянул на солнце.
– На сегодня хватит. Тебе пора возвращаться. Не проговорись в селении о том, что ты был тут и что видел. Они и так угрожают мне. До завтра, – заключил он.
– До завтра.
– И пожалуйста, не прыгай пока через овраг: твой прыжок несовершенен, можешь сломать ногу, а то и шею.
…На следующий день Тилон пришёл в домик Пелопа рано, как только пригнал стадо в ложбину за холмом. Перебрался по стволу через поток, толкнул калитку, которая оказалась незапертой. Дворик, если не считать пса, встретившего его дружелюбно, как старого знакомого, был пуст.
Тилон закрыл за собой калитку, сделал несколько шагов и огляделся, не зная, что делать.
Из двери дома вышла юная девушка, осторожно неся глиняную амфору – сосуд, разрисованный олимпийскими атлетами. Скользнула по Тилону взглядом и скрылась в беседке. Выйдя оттуда через минуту, она сделала Тилону знак, означающий приглашение войти.
– Здравствуй, – сказал Пелоп, сидевший за столом. – Рад, что мой первый и единственный ученик оказался таким прилежным. А я вот печаль в вине топлю, – щёлкнул он ногтем по сосуду, который ответил тонким мелодичным звоном.
Тилон сел на вчерашнее место.
– А скажи-ка мне, малыш, – неожиданно спросил Пелоп и хитро посмотрел на него, – тебе приходилось встречать молодого старика?
– Молодого старика? – переспросил Тилон и пожал плечами. – Нет, не приходилось.
– А злое дитя ты видел когда-нибудь?
– Дети добры. Разве бывает злое дитя? Ты разыгрываешь меня, – вспыхнул Тилон.
– Эге, дружок, тебе ещё предстоит набираться премудрости, – сказал старик, наливая из амфоры в чашу розовое вино. Беседка наполнилась терпким запахом.
– Был у меня знакомец в Афинах, – начал старик, пригубливая вино. – Один из немногих. Поэт и философ. Не знаю, жив ли он теперь… Это было давно, четырнадцать лет назад, как только я прибыл в Элладу. Вот послушай, что этот эллин сказал о вине.
Пелоп откинулся к стенке, увитой плющом, полузакрыл глаза и нараспев прочитал:
– В этих двух строчках, – продолжал старик, – система взглядов на мир, целая философия. Вдумайся: дитя – злое, старик – молодой… Единство противоположностей! В чём, в чём, а в философии вы, греки, сильны. И ещё в спорте.
В беседку вошла девушка, вытерла со стола пролитое вино. Тилон глянул на неё и покраснел.
– Не вздумай отвлекаться на глупости, – строго произнёс Пелоп. – До Олимпиады меньше двух лет, а работы у нас непочатый край.
Пелоп резко, расплескав через край почти полную чашу, отодвинул её, и они вышли из беседки.
– Сегодня будет прыгать не камешек, а ты, – сказал он. Отрабатывать стартовый угол прыжка. Не забыл, каким он должен быть?
– Помню.
Тилон прыгал до седьмого пота. Пелоп был безжалостен. Снова и снова заставлял он Тилона разгоняться и прыгать, измеряя каждый раз стартовый угол с помощью какой-то трубки, которую приставлял к глазу. В трубке поблёскивал выпуклый прозрачный камешек круглой формы, на который были нанесены деления.
Девушка – Тилон не знал даже её имени – смотрела на него, как ему казалось, с состраданием, не произнося ни слова.
– Никуда не годится, – ворчал Пелоп. – Вялый толчок. Ты спишь на старте! Прыгаешь под слишком малым углом. Сильнее отталкивайся в момент прыжка!
Тилон вытер мокрый лоб, разбежался и прыгнул.
Пелоп замерил длину прыжка.
– Ещё разок, – сказал он и взял Тилона за руку. – Кажется, я понял, почему у тебя не получается. Тридцать пять стоп – для тебя не результат.
– Разгоняться быстрее я не могу, – сказал Тилон, тяжело дыша.
– И не нужно. Прыгай круче!
– Как же я прыгну круче, если не могу разгоняться быстрее? – удивился Тилон.
– Запомни: стартовый угол определяется не скоростью разбега, а только силой, с которой атлет отталкивается от земли. Будем развивать мышцы ног!
Тилон тренировался до самого вечера и ушёл, лишь когда летнее солнце коснулось вершины холма. Все это время пёс старика верно нёс сторожевую службу.