Имя твое – номер - Нестеров Михаил Петрович. Страница 26

Гриневич встречал гостя на прежнем месте. Он сидел к нему спиной и не видел насмешливого взгляда Романова и ужимки Феликса. Оба жестикулировали, имея в виду дождь, что успеет ли один из гостей промокнуть. Костя, напоследок показавший три пальца («В этот раз прихвати три зонта»), все больше нравился Феликсу; он напоследок кивнул ему: «Я так и сделаю, сеньор».

– Спасибо, Феликс, можешь идти, – отослал слугу Гриневич. Он в это утро пил из узкого желтоватого стаканчика текилу и на немой вопрос Романова «не рано» ответил кривой усмешкой: «В самый раз».

– Будешь?

Романов отказался. Он собирался еще раз продемонстрировать отказ, чтобы до конца выяснить настрой Гриневича, как далеко он может зайти в этом деле. У Кости для этого шага было припасено обычное разумное объяснение: деньги. Чем больше будет объясняться Гриневич, тем больше шансов появится у Романова увеличить ставку. Он уже определил ее, и она вертелась у него на языке. В какой-то момент он поймал себя на странной мысли: он лишь агент наемного убийцы, а сам киллер в это время нежится в обществе красивой женщины возле роскошного бассейна с пресной водой, ждет от агента сообщений.

Он нашел единственное объяснение этому утреннему «бреду»: у него было хорошее настроение. Он неплохо поработал вчера, сделал важные наметки.

– Как отдохнул? – спросил Гриневич.

– Неплохо. – Романов выглядел бодрым, источал аромат дорогого одеколона, одежда на нем была выглажена. Все эти услуги он получил в одном из платных туалетов в центре города. – Меня приютила одна женщина. Я не люблю гостиницы.

– Да, я знаю.

«Если он говорит про Марибель, то он у нее не был», – Гриневич снова ответил гостю кривой улыбкой. Он рано утром получил доклад от лейтенанта Мартинеса: к Марибель никто не приходил, ночевала она одна, не считая собаки и попугая. Он имел все основания вообще не улыбаться. Это утро приносило одни разочарования. В апартаментах «Аликанте» ночью произошел взрыв газа, погиб Андрей Розовский. Если честно, Гриневич в этом деле не рассчитывал на его помощь, так – принеси, убери, свободен. И все же пристальный, полный подозрения взгляд коснулся бодрого лица Романова. Он мог пообщаться с Розовским и получить от него контакты главы «Артики», затем инсценировать несчастный случай. Только он не знает, где остановился Розовский. Искать его с той позиции, что сам Гриневич снимает дом, и именно в этом городе, бессмысленно. «Господи, о чем я говорю, – едва не простонал Гриневич, – ведь Романов и Розовский незнакомы, не знают друг друга в лицо».

– Ты все хорошо обдумал? – наконец приступил к делу Гриневич, опрокидывая третий в это утро стаканчик текилы.

– Да, Алексей Викторович.

– И?..

– Если я начну раскачиваться, вам ведь это не понравится.

– Сколько времени у тебя уйдет на раскачку?

– Вчера я говорил вам: я уже не тот человек. У меня долгое время не было практики.

– Значит, тебе в кайф прятаться от закона в каком-то вшивом отеле? Под крышей флотской разведки? Вчера ты наводил справки, кто владелец этого дома, и получил ответ. Люди генерала Фали за этим забором, сидят в своих машинах, ждут моего звонка. Мне откровенно жаль, что я перешел на угрозы. Я надеялся решить наши дела мирно, с обоюдной выгодой. Я даю тебе последний шанс, Костя: назови сумму, за которую ты уберешь Курбатова, или я назову сумму другому человеку. Сделай выбор.

Он говорил с человеком, выбор которого читался на его спокойном лице. Понимал, что только снайпер мог спасти его сейчас.

– Теперь я знаю, почему вы окопались в этом поместье, – Романов развел руки в стороны. – У меня к вам два вопроса. Когда вы выходите на улицу, люди провожают вас улюлюканьем? И второй вопрос: как давно это длится?

Гриневич встал из-за стола, обошел его, стал позади Романов и, положив руки ему на плечи, слегка сжал.

– Извини. Я погорячился. Но не думай, что мои угрозы пустые, что те, кто угрожают, не опасны. Я еще способен выплюнуть смертельную дозу яда. Теперь ты должен понимать, в какое дерьмо я угодил. Никогда не представлял, что скажу тебе следующее: «Костя, ты моя последняя надежда».

Гриневич вернулся на место и возобновил разговор.

– Теперь вернуть наши деловые отношения может только твое согласие. Подумай.

Отнюдь не машинально Романов отметил в очередной раз: эти слова, этот тон не в характере Гриневича. Когда он сорвался, то стал прежним. Неужели он до сих пор ведет какую-то игру?

Романов взял непроизвольную паузу. Налив текилы, он выпил стаканчик одним глотком, прикурил сигарету. Он внял совету Гриневича подумать, но размышлял о другом. Он подумал о том, что Гриневич построил беседу тактически грамотно, разбив ее на две части…

Мысли Гриневича и Романова текли параллельными курсами. Гриневич был уверен в том, что Романов сразу не скажет «да». Он подстегнул Костю иным кнутом, перейдя на угрозы, но Костя к этому времени уже знал основных клиентов Гриневича, замазанных в криминале. И это был его главный козырь.

– Скорее всего, я возьмусь за работу. Десять миллионов, или идите ко всем чертям со своими угрозами.

– Не хочешь узнать причину?

– Какую?

– Почему я заказал Курбатова. Жалко, что ты один, иначе я заказал бы всех его прихвостней – Троя Зеленина, который обосновался в Иерусалиме и отмывает там курбатовские деньги, и его брата Даниила. – Гриневич зашелся в нервическом смехе. Он увлекся, рассказывая о братьях Зелениных, ибо шестое чувство подсказало ему: это они убили Паниных и Вихляева. Затем повторил вопрос:

– Так ты хочешь узнать причину, по которой я заказал Курбатова?

– Если это касается только вас, ваших родственников или хозяина этого дома – нет.

– Это задевает и тебя тоже. Ты должен помнить своих сослуживцев: Вихляева и братьев Паниных. Вместе вы провели одну, кажется, операцию: вернули картину Кустодиева «Голубой домик», написанную им в 1920 году.

– Забыли о «Желтом Христе»?

– Ах, да. Майами. Адмирал Клинч. Мой первый клиент, мое первое дело. Просто невероятно, что я забыл о нем. Итак, ровно месяц назад были завершены и перепроверены все мероприятия для очередной акции. Похищенную картину Бернара «Женщины Бретани на зеленом лугу» мы искали около полутора лет. Ничего особенного она, на мой взгляд, не представляет. Мазня в сине-коричневых тонах плюс немного желтого. Она была похищена из частного собрания. Владелец картины обещал нам баснословную сумму, – уверенно лгал Гриневич. – Даже если на полотне вдруг обнаружатся какие-то изъяны. Этот коллекционер по-настоящему был влюблен в картину. Наконец поиски привели в Россию. Нами было точно установлено местонахождение «Женщин» – в спальне Курбатова. С помощью длиннофокусного объектива был сделан снимок части стены, на которой и висела картина Бернара.

– Вы предъявили Курбатову снимок?

– Снимок ничего не доказывал. Хотя в некоторых случаях мы шли на такой шаг. Наоборот, Курбатов мог обвинить меня в незаконной слежке и вмешательстве в частную жизнь. Точно таких же «голубых женщин с соломой в волосах» можно намазюкать за полчаса на картофельном мешке, заменить ими подлинник – за закрытыми шторами, разумеется. Но так мог поступить кто угодно, только не Курбатов. Его я отнес к преступникам категории «А» и решил действовать по сценарию «А». Вихляй и Панины фактически сделали свою работу. Доложили: «Женщина» с нами. Накрывайте поляну». Что означало удачное завершение операции. До сих пор не пойму, как они попали под огонь телохранителей Курбатова. Юниор был убит сразу. Вихляй и Ветеран были ранены. Люди Курбатова вывезли их в лес и там же кончили. Погоди минутку.

Гриневич вернулся через пять минут, бросил на стол пачку цветных фотографий.

Румын не сразу узнал Вихляя – в черной униформе, с развороченным, сбитым набок носом. Только его крепкий подбородок да жгучие глаза нараспашку подсказали Косте, чей труп он видит.

Панин-младший. Юниор. Глаза закрыты, лицо в целости, лишь синяк на скуле и ссадины на лбу.