Слабое звено (Ключевая фигура) - Нестеров Михаил Петрович. Страница 19

В Чечне, Дагестане и Ингушетии у него остались не только последователи, но и единомышленники, те, кто разделял его позицию по подрывной деятельности в российских городах. С ними нет связи, можно лишь гадать, что у них на уме. Скорее всего придется свыкнуться с мыслью о пожизненном заключении и забвении. Расстрел холостыми, отзвук которого растянется на многие годы. Последнее ранило Султана больнее всего. И неспроста он заявлял неоднократно: «Судите меня по тем законам, которые я сам придумал».

Мысленно он обращался к Аллаху, когда в груди вдруг зарождалась надежда: «Скажи, господи, открой мне планы друзей моих. Но сначала скажи, остались ли они?»

Исхудавший, чисто выбритый, одетый в синюю робу и тяжелые казенные ботинки, Султан бросал долгие взгляды на окно. Сильный, несломленный, воплощение терпеливости, все же на короткое время он становился слабым и беспомощным. А все из-за неизвестности, будь она проклята!

Он быстро брал себя в руки, вставал левой стороной к окну, открывал Коран и делал мысленные пометки на полях; поворачивал голову, улыбался надзирателю и снова углублялся в чтение. А поздно вечером под музыку без слов представлял дождь в родном селении, легкие порывы ветра, туман, стелющийся в долине, и облака, ласково касающиеся горных вершин. А утром видел черные облака дыма, цепляющиеся за крыши московских домов, клубы гари, выползающие из подземных переходов под аккомпанемент пожарных сирен и отчаянных воплей машин «Скорой помощи».

И то и другое ласкало слух и глаз, заставляло сердце нестись вскачь или принуждало его замирать.

Султан жил видениями, питался ими, заставлял себя верить в чудо.

Слушая «Радио России», он недоумевал: что творится на его родине? Чеченская милиция, заново отстроенные школы, возведенные на голом месте электрические подстанции. Однако успокаивался: все это неплохо, даже хорошо.

Вчера телекомпании РТР разрешили взять у Амирова интервью. Он оказался прав: его не просто не забывают, а не хотят забывать. Может, у них на уме другое, но это работает на его тайные планы. Его увидят миллионы людей, в том числе родственники погибших от рук Султана. На их скрежет зубов и проклятья он ответит улыбкой. Живой и невредимый, он переадресует весь гнев на российское руководство. Начнутся социологические опросы, на экранах телевизоров, возможно, появятся две статусных строки: вы за смертную казнь или против? В строке «за» поползет рейтинг Султана Амирова, оставшееся место будет означать доверие к власти. Пусть даже в этом вопросе. В конце часа прогрессирующая строка упрется в конец рамки. Победа. Маленькая, но приятная.

На откровенные вопросы журналиста Амиров отвечал соответственно. Репортер попытался влезть в душу заключенного, бывший главнокомандующий восточным фронтом дудаевской армии открыл к ней доступ. Он рассказывал о своем восьмилетнем сыне, шестилетней дочери, жене. Скучает ли по ним? Скорее жалеет, что не может увидеть. На его взгляд, это разные вещи.

Он не насылал в голос бодрости, не позировал, предстал таким, какой он есть. Слегка ленивый говор, открытый взгляд, чуть склоненная набок голова – последствие ранения в шею. Репортер может добавить что-то от себя, по-своему истолковать тот же взгляд, внезапно возникшую паузу. Тем не менее знающий Султана человек почувствует фальшь в комментарии, а незнакомый человек не станет вслушиваться в слова журналиста. Для всех главным в передаче станет голос и облик самого Султана Амирова.

– Дети должны учиться, – отвечал он, помня свое недоумение по поводу возрождающейся на его земле жизни, отвечал искренне, смело. – Должны учиться на чеченском языке, изучать арабский, чтобы читать и глубже понимать Коран. Чеченская милиция… Российская власть собственными руками создает легальные чеченские боевые отряды. И чем больше их, тем лучше. Чеченский ОМОН, СОБР. Пусть в каждом подразделении есть пара-тройка русских «комиссаров», а «комиссарского тела» хотят попробовать все чеченцы.

Он отвечал на вопросы без запинки. Правда, один раз он все же намеренно затянул паузу, неотрывно глядя в объектив камеры, словно призывал друзей хотя бы поддержать его. Или не бросать. Понимая, однако, что ни того ни другого сделать им не под силу. Тем не менее он вошел в односторонний контакт, что уже немаловажно. В конце интервью Султан задержал свой взгляд на репортере – не кивнет ли тот незаметно для охранников.

Толчок дан, Шамиль заполучил наконец профессиональные мозги, теперь отступать некуда. Пора жертвовать и головами, своими и чужими, но осуществить задуманное. А пока что на этом этапе приблизить его. С таким настроем поздно вечером дагестанец подъехал к дому Агериева.

Старшего лейтенанта милиции Агериева подозревали в причастности к теракту на железнодорожном вокзале Пятигорска, проведенном под руководством Султана Амирова, однако стараниями все той же милиции, озабоченной притеснениями своего сотрудника-чеченца на этнической почве (вот где корень и вся боль нового мышления руководства МВД), вскоре обвинения с него были сняты. Поостерегшись вернуться на родину, Руслан осел вместе с семьей в Кизилюрте.

Науров знал наверняка, что Агериев не прекратил свои связи с чеченскими бандформированиями, имея кличку Сотник. Вряд ли в его подчинении было столько боевиков, максимум, на что он годился, – скакать на коне впереди пары-тройки джигитов.

Шамилю не требовалось лишних доказательств причастности Агериева к банде Амирова. Не вылезая из своей милицейской шкуры, он помогал ему убивать, брать заложников и казнить их. Руки у него, как и у Султана, по локоть в крови. Сейчас Шамиль наверстывал упущенное, будучи уверенным, что вскоре увидится с полевым командиром.

Еще один, ничем не лучше Агериева, обитал в Дербенте. Малик, двуликий сын шакала, бывший народный заседатель в городском суде. Днем он один, ночью совсем другой. Малик на хорошем счету у спецслужб; еще бы, он консультирует их в своем доме, принимает и журналистов, зарабатывая авторитет. Из народных заседателей метит в народные депутаты. И до него руки дойдут, недобро щурился Шамиль.

Руслан Агериев торопливо надевал спортивные брюки и бросал тревожные взгляды на жену. Она сидела на кровати, приложив руки к груди. Предложения вроде этого – «Хозяин, поговорить надо», прозвучавшее среди ночи вместе с громким стуком в окно – обычно не сулят ничего хорошего.

Один этот визит незнакомцев Агериев, не глядя, поменял бы на десяток срочных вызовов в отдел внутренних дел, где он работал старшим оперуполномоченным.

С трудом натянув майку на внезапно вспотевшее тело, он еще раз, теперь уже ободряюще посмотрел на жену и вышел на улицу. Щелкнул выключателем, но лампа наружного освещения, вспыхнув на миг, перегорела.

– Пошли. С тобой хотят поговорить, – по-русски произнес громадный, под метр девяносто дагестанец и кивнул на машину – обычную «десятку» белого цвета.

Агериев не стал спрашивать, кто хочет поговорить. Сделав пару шагов к машине, он обернулся на звук хлопнувшей двери и увидел дрогнувшую на окне занавеску. То жена метнулась от окна, испугавшись вторгнувшегося в жилище вооруженного человека. Руслан сделал попытку броситься на помощь, но его сбили с ног и скрутили за спиной руки. Потом подтолкнули к открытой задней дверце машины.

Сидящий на сиденье человек немного подался вперед. При виде его Руслан посерел. На него, не мигая, смотрели глаза Шамиля Наурова.

– Ну что, испугался, шакал? – сверкнули глаза дагестанца.

Неожиданно старик хрипло рассмеялся, смех перешел в натужный кашель. Торопливо прикуривая, Науров покраснел от приступа удушья. Придя в себя, он несколько раз глубоко затянулся и отбросил недокуренную сигарету.

– Слушай меня внимательно, собака. Проявишь строптивость, я вырежу твою семью. Рамазан, – тихо окликнул дагестанец своего парня, – ступай в дом, помоги Аслану связать жену этого недоноска и его детей. Когда я скажу, убьете их.

– Стой, Шамиль! – взмолился чеченец. – Чего ты хочешь? Я все сделаю.