Гиперборей - Никитин Юрий Александрович. Страница 85
Гульча смотрела ему в глаза, еще не веря, и он хрюкнул нетерпеливо, быстро и грубо сорвал с нее одежду. Оба стража захохотали, один сказал насмешливо:
– Корова?.. Не тянет даже на коровку. Так, теленок… Дам тебе…
– Умойся, – огрызнулся Телепень.
Он потряс одежду Гульчи, ощупал, отбросил, знаком велел сбросить сапоги, потряс каблуками вверх перед стражами, с отвращением швырнул ей под ноги. Кожа Гульчи пошла пупырышками от холода и насмешливых взглядов, но не горбилась, алые кончики грудей застыли, острые и твердые, как наконечники стрел. Телепень швырнул ей одежду в лицо, гаркнул зло:
– Одевайся, дура! Обрадовалась, ишь… светишь оттопыренной задницей!
Стражи опять захохотали. Гульча услышала хриплый голос:
– Дам три куны… Даже серебряный динарий!
Удерживая слезы, Гульча торопливо натягивала одежду. Когда наклонилась за сапогами, слезы прорвали запруду, хлынули по щекам. Телепень ухватил ее за плечо, раскрыл дверь и втолкнул пленницу. Сзади тяжело захлопнулась дверь.
Гульча очутилась в парадной палате, кое-как поправила одежду. Помещение было невелико, в три узких окна заглядывали яркие звезды. На широком и массивном троне сидел князь – темноволосый воин с жестоким лицом, широкогрудый, массивный, с холодными как лед глазами. В двух шагах перед ним сидела на широкой лавке Умила, на коленях у нее вяло ворочался и капризничал Игорь. Лицо княгини было смертельно бледное, под глазами огромные черные круги. Она смотрела на грозного князя со страхом, пугливо вздрагивала.
Твердослав окинул Гульчу ледяным взором, поинтересовался:
– Телепень, ты уже развлекался?
– Нет, – присягнул Телепень торопливо. – Это стражи обыскивали. Княже, в ее волосах можно спрятать кинжал, а в таких сапогах – по мечу!
Твердослав буркнул с отвращением:
– До слез доводить не обязательно… так сразу. Сядь, женщина.
Гульча утерла кулачком глаза, опустилась на лавку поближе к Умиле. Князь смотрел пристально, не отрывая взгляда. С края лба через скулу опускался длинный рубец. Князь был в кольчуге, на поясе висел меч, будто он сидел на коне, а не на троне в своем тереме.
– С какой целью вы вторглись в мои земли? Сколько вас? – спросил он резко.
Гульча независимо пожала плечами:
– Семь человек. Из них две женщины и один ребенок. Я не знаю более трусливого племени, чем урюпинцы.
Умила испуганно дернула ее за рукав, но голос Твердислава был таким же ровным и холодным, безжалостным, как лезвие меча:
– Среди мужчин признали Рудого. Он сейчас служит у Рюрика Буянского – Рюрика Ютландского, как зовут на севере. А где Рудый пройдет, там иной раз чуме ничего не остается. Рудый зря не появится! Откуда я знаю, что следом не идут войска Рюрика?
Умила сказала мертвым голосом:
– Я слышала от мужа, что лучшие лазутчики – урюпинцы.
– Насчет лазутчиков не знаю, – ответил Твердислав ровным голосом, – но разведка у меня хороша. Лазутчики выведывают про наступающие войска, а разведка узнает о готовящемся наступлении, о будущей войне. Почти магия, верно? Ведун, веды, ведать, ведьмы, разведать… Знаю от разведчиков, что делается во всех ближних и дальних королевствах. Знаю и то, что Рюрик с двумя воеводами внезапно исчез, а войско уже начало высадку на берег. Верно? К тому же мне принесла вести не моя разведка, а кто-то неизвестный… Даже указал дорогу, по которой едете! Надо признать, несмотря на карту, несмотря на высланные на поиск отряды лучших воинов, поймать вас было непросто!
Умила растерянно смотрела на грозного Твердислава. Гульча ответила сердито:
– Откуда мы можем знать такое? Когда сели на корабль, все позади еще оставалось тихим.
Дверь приоткрылась, появилась голова стража:
– Княже, дозволь усилить охрану?
– Что стряслось?
– Лист нашел, что вражеские лазутчики… ну, те, которых захватили, а они утекли, так вот они уже в тереме!
Твердислав быстро взглянул на женщин. Лицо Умилы осветилось изнутри, а Гульча гордо вскинула носик, ее слезы мгновенно высохли.
– Поднять на ноги дружину! – велел Твердислав сдавленным голосом. – Окружить замок! Чтобы мышь не проскользнула! Я встречался с этим Рудым однажды… Оборотень он, что ли?.. Удвоить охрану у каждой двери. Листу и Красномиру взять лучших воинов из старшей дружины, пройти по всем комнатам.
Страж рявкнул:
– Сделаем!
Он исчез, а Твердислав медленно повернулся к женщинам:
– Скоро я их допрошу. С каленым железом, щипцами… Они расскажут все. Давно хотел встретиться с Рюриком. А за голову Рудого я еще пять лет тому объявил награду в десять гривен серебра!
Они долго лежали, прислушиваясь. Ночь была холодной, а запах гари не грел. Снизу со двора поднимались голоса, звякало оружие. Там суетливо сновали дружинники, заглядывали во все щели, сшибали друг друга с ног. В башне, чей силуэт мрачно темнел напротив, в узких бойницах часто мелькал красный свет: свет факелов заслоняли движущиеся фигуры.
– Уверен, что они там? – спросил Рудый в который раз.
– Больше негде. Я полагал, они должны быть здесь… Боюсь, Твердислав уже приступил к пыткам.
Рудый со страхом смотрел на темный силуэт башни, заслонивший полнеба. Такие исполины он нередко встречал на севере – те состояли из огромных серых камней, нередко отполированных волнами, эту же собрали целиком из толстого кондового дуба, который в огне не горит, в воде не тонет. Даже всадить копье с булатным наконечником – трудное дело…
Олег сказал хмуро:
– Пора. Приготовь нож.
Рудый опасливо измерил взглядом расстояние между башней и крышей терема, на которой лежали, проговорил внезапно охрипшим голосом:
– Тебе боги помогают, а мне?.. Еще и под локоть толкнут!
– Уже и там врагов нажил?.. Эх! Приготовься. Другого пути нет.
Олег высунулся из окна, собрался в комок, с силой оттолкнулся ногами. Рудый съежился и закрыл глаза, невольно ожидая услышать сдавленный крик, а затем – смачный удар об отмостку.
Прошло несколько мгновений, он подполз к краю.
По всему двору мелькали огни факелов, старшие дружинники гоняли младших, бегали гридни, смерды. Рудого внезапно охватил страх: сорвешься – костей не соберешь, расплющишься, как жаба на камнях. Бррр!
По спине пробежал холод, ноги вдруг ослабли. Почудилось, что на дальней стене башни что-то мелькнуло. Донесся сдавленный шепот:
– Быстрее. Быстрее, трус!
Рудый стиснул зубы, с силой оттолкнулся. Надежная крыша осталась позади, а он летел через ночь с ножом в руке и вдруг ощутил со страхом, что недотягивает! Надо бы с разгону, а так не допрыгнул…
Он ударился внезапно о выпрыгнувшую стену башни, одновременно судорожно ткнул ножом – тот лишь царапнул твердое дерево. Рудый соскользнул вниз, руки с растопыренными пальцами поползли по дереву, ногти царапали, оставляя кровавый след, и он знал, что внизу ждет падение с четвертого поверха на площадь, где носятся воины с обнаженными мечами.
Внезапно что-то ударило по голове, больно защемило чуб. Он повис, морщась от боли. Тихий и очень напряженный голос пещерника произнес из темноты сверху:
– Я не Род, долго держать твою селедку не буду.
Рудый вслепую ударил ножом, всадил лезвие между бревнами, хватка на чубе тут же ослабла. На уровне его головы смутно белели колени пещерника. Рудый уважительно удивился, что тот запрыгнул выше и удержал его, видавшего и Рим, и Крым, и полянскую грушу.
Они висели неподвижно, дыхание у обоих вырывалось сиплое, с хрипами. Потом Рудый ощутил движение воздуха, колени справа исчезли. Перед ним появилась веревка, Рудый вцепился зубами, полез наверх, помогая руками. Между бревнами торчали серые прокладки высохшего мха, можно было бы карабкаться не спеша, но двужильный пещерник тянул с такой мощью, что едва не вывернул челюсть.
Когда пальцы Рудого появились над краем крыши, Олег снова ухватил его за чуб, втащил к себе. Рудый распластался, как раздавленная лягушка, руки и ноги раскинул. Дыхание было прерывистым, частым.