Князь Владимир - Никитин Юрий Александрович. Страница 160

На крыльце Ингельд остановился. Справа и слева, следя за каждым его движением, встали рослые медведистые гридни. Ингельд покосился зло и презрительно. Правильному бою не обучены… Удар правым кулаком, локтем левой – и оба летят с крыльца с переломанными шеями, а третьего ногой в лицо, чтобы кости хрустнули. Затем уже с мечом в руке выстоит против всего двора, пока подбегут его люди от ворот. Он взял с собой на княжий двор как можно больше людей, сколько можно было взять, не вызывая подозрений, но выбрал самых лютых до крови, отобрал берсерков!

– Воины! – сказал он громко и страшно.

Его отборная группа, что стояла компактной массой среди ничего не подозревающих дружинников князя, мгновенно насторожилась, напряглась. Ингельд со свирепой радостью видел, как правые руки скользнули под плащи, где выпирали рукояти мечей.

– Воины! – сказал он снова и уже набрал в грудь воздуха, чтобы прокричать яростный боевой клич, от которого кровь стынет в жилах, а мышцы становятся как вода, после чего его воины-звери пронесутся по двору как свирепый ветер, вздымая опавшие листья, затем короткий страшный бой ворвется в терем, где падут как спелые колосья воеводы и бояре Хольмграда, падет конунг Вольдемар, а Киев, полный злата и богатств, падет в их руки как спелый плод…

…Но внезапно все стены вокруг огромного двора словно бы стали выше. Там разогнулись рослые мужчины, одновременно натягивая луки. У каждого на тетиве лежала длинная стрела с лебединым пером. Этими стрелами за сто шагов пробивают любые железные доспехи, а здесь до самого удаленного не больше тридцати! А стоят плотно, плечом к плечу, на каждого викинга нацелено по две стрелы. Из-за плеч выглядывают тулы, полные стрел.

Ингельда окатила ледяная волна. Пальцы лучников подрагивали, он видел. Стоит одному не удержать шершавый хвост стрелы, тут же сорвутся и десятки других. А дружинники конунга Вольдемара словно бы готовились к этому дню давно. Разом отхлынули под защиту стен, в их руках появились мечи и топоры.

А на стене напротив княжеского крыльца возникли трое с самострелами. Сердце Ингельда сжалось. От стрел арбалетов защиты еще не придумали, а все трое направили свои короткие булатные рыла в его грудь!

– Воины, – сказал он с усилием, сам удивился, каким серым и глухим стал его звонкий, как боевая труба, голос. – Сейчас нам выдадут нашу плату! А потом мы отправимся, как и собирались, в Царьград. Нас ждут дальние страны, заморские вина и богатства, достойные викингов!

Самострелы чуть опустились, словно кивнули, но лучники все еще держали луки натянутыми. Викинги смотрели непонимающе, ловили каждый жест, искали затаенный смысл. Наконец послышался ропот, пока кто-то не заметил на стене стрелков. Ропот оборвался, как обрубленный секирой.

Ингельд медленно сошел с крыльца. Во всем теле была боль, словно его долго и нещадно избивали большой грязной дубиной. Гридни все еще держались рядом, а он по их движениям наконец-то начал замечать, что не такие уж увальни, какими стараются выглядеть. Нарочито напускают на себя вид простачков, пусть ярл поверит, пусть задерется в надежде на легкую победу!

Владимир следил, как двор пустеет. Викинги плотной толпой вываливаются на улицу, на площадь. К ним подходят другие, еще пьяные от крови и насилия. Узнав, в чем дело, кое-кто хватался за меч. Их усмиряли свои же, но теперь викинги видели, что лучники размещены не только на стенах княжеского терема, но и на крышах домов, перебегают по верху конюшен, сараев, а с арбалетами их намного больше, чем было у терема великого князя.

Владимир кивком подозвал Тавра:

– Приготовь грамоту ромейским императорам! Шлем пожелания и все такое… потом сообщи про этих головорезов. Подай так, что это именно мы, зная, как отчаянно империя нуждается в наемниках, прямо от сердца оторвали нужных и самых лучших воинов… Все-таки мы связаны какими-то договорами о взаимопомощи!

– Мы? – удивился Тавр.

– Ярополк что-то там договаривался, – бросил Владимир досадливо. – Но пусть ромеи думают, что мы подтверждаем договор.

– А мы подтверждаем?

Владимир подумал, двинул плечами:

– Почему нет? Нам с ними делить нечего… пока.

– Все отпишу, – пообещал Тавр.

– А потом обязательно добавь, чтобы после окончания срока службы не возвращал их через наши земли. Ромеи пусть жалуют в наши земли, они хоть подлые и хитрые, но законы чтут, а викинги – что лютые звери…

Тавр усмехнулся:

– Это будет труднее. То отрываем от сердца, то просим не возвращать…

– Сумеешь, – отмахнулся Владимир. – А ромейский базилевс, если хочет дружить с нами по-прежнему, сделает по-нашему. Ежели отпустит викингов этим путем, то напакостит не так уж и сильно, мы будем готовы, зато с нами дружбу потеряет, а врага обретет!

– И еще, – хлопнул себя по лбу Тавр. – Послать бы вдоль всего пути викингов гонцов. Пусть города и веси будут настороже! Не захватили бы по дороге.

Владимир ударил его по плечу:

– Сделай от моего имени. От имени нового великого князя! Радетельного и заботливого.

Викинги грузились на ладьи и драккары. Стены города все еще были усеяны лучниками, в открытых воротах толпились вооруженные до зубов воины малой и большой дружины. Вдоль стен стояли на солнышке угрюмые воины воеводы Панаса.

Викинги скрипели зубами. Ворота распахнуты настежь! Город можно бы взять, как брали подобные по всей Западной Европе, если бы удалось захватить врасплох. Но сюда стянуты почти все силы русов. Сейчас можно взять голыми руками, если ворваться через северные ворота. Но и к тем воротам незаметно не перебросить отряды в обход. Русы заметят, следят за каждым шагом, тут же пошлют через город по прямой столько воинов, сколько надобно…

Уже каждому понятно, что не случайно воевода Панас разместил тогда целое войско перед воротами их терема и на площади. Не случайно и сейчас усиленная стража бдит за всеми перекрестками улиц, лучники торчат на стенах, а отборная дружина обливается потом под жарким солнцем прямо перед воротами.

Но все делают вид, что ничего не случилось. Расстаются боевые друзья, викингам завидуют вслух, желают удачи, богатств. Викинги хмуро огрызались. Русичам притворствовать легче, а викинги в проигрыше, у них лица темнее туч.