Князь Владимир - Никитин Юрий Александрович. Страница 65

Один из дружинников, Пивень, пробормотал в глиняную кружку:

– Я бы не шелохнулся.

– Что? – переспросил другой, Выворотень, в самом деле похожий на выворотень могучего дуба, широкий и раскорятистый.

– Если бы меня вот так… Поймали полуживого, избили до потери паморок, а потом бросили поперек седла. Это не человек!

– А кто, вовкулак?

– Ты не шуткуй. Он же не простого рода. С одной стороны – неистовый Святослав, а с другой – неведомая ведьма. Явилась ниоткуда, неизвестно куда и делась.

На другом конце стола стало тихо. Пивень ощутил на себе настороженные взгляды. Суровые лица, обветренные, как придорожные камни, почти не изменились с того дня, как пошли по следу байстрюка, разве что чуть запали щеки да появились морщинки усталости у рта, но Пивень видел в запавших глазах тоску и скрываемую тревогу. Они были лучшими, сами знали, а шли всего лишь по следу двух беглецов. Но вышло на охоту две дюжины, а осталось восьмеро. Еще с ними девятым Варяжко, что один стоит десятка воинов, но все-таки…

– Ладно, – прервал третий дружинник. Он был на полголовы выше других, но долговязым не казался: в плечах таков, что приходится в дверях разворачиваться боком, а длинные руки достают пиво на любом конце стола. – С нами Варяжко, а еще не родился человек, чтобы мог с ним схлестнуться и уцелеть.

– Да, – согласился Пивень нехотя, – сильнее Варяжко нет на Руси человека. Но ежели он не захочет сражаться с Варяжко?

Снова повисло тягостное молчание. Потом в сенях послышался топот. Дверь вздрогнула и вместо того, чтобы со стуком удариться о стену, рухнула с таким грохотом, что с балок посыпались лохмотья сажи. В дверном проеме возник обнаженный до пояса человек. В обеих руках были мечи: в правой – длинный двуручный, в левой – скифский акинак.

Лишь краткое мгновение он смотрел налитыми кровью глазами на пирующих. Запекшаяся кровь пламенела на скуле, под глазами синели кровоподтеки, а на груди осталась короста от ожогов. Он обнажил зубы в хищном оскале, и дружинники, похолодев, увидели, как из уголка дергающегося рта побежала желтая, как у коня, пена.

– Один! – крикнул он страшным голосом. – Прими это мясо!

Никто не успел шелохнуться, от страха как приморозило к полу и столу, а он прыгнул прямо с порога немыслимо далеко. Мечи словно исчезли из его рук, только засверкало нечто серебристое, похожее на паволоку, да жуткое вжиканье в воздухе слилось в сплошной свист.

Двое сразу уронили на столешницу разрубленные головы. Викинг ревел и рубил, дружинники вскочили и стали отбиваться, никто не пытался даже сделать выпад, а тут в проеме на миг показался другой, страшно сверкнул глазами, в них была смерть, и тоже бросился в сечу, хромая и выкрикивая что-то сквозь зубы.

Корчмарь попятился, его спина вжалась в бревна. Лязг железа и крики раненых наполнили помещение. Уцелевшие перевернули столы и пробовали отбиваться, но викинг легко запрыгнул наверх, рубил оттуда, а черный бастард двумя точными толчками достал концом меча, как копьем, двоих, и те выронили топоры.

– Руби! – рычал Олаф. – Кровь!..

– Получите, – сказал Владимир с ненавистью. Он рубил люто, все тело занемело, и даже если сейчас получал раны, то не чувствовал, а сила взялась ниоткуда, и он щедро выплескивал в быстрых ударах меча. – Вы пришли… за головами… так подставляйте же и свои…

Внезапно он услышал хриплое дыхание. Ноги скользили по липкой крови, воздух был спертым, чадным. Он вытер лоб тыльной стороной руки, меч не выпустил, и понял, что слышит свое дыхание. Под столом шевельнулось, он с силой ткнул мечом во что-то мягкое, и оттуда донесся короткий всхлип.

Все столы были перевернуты, кровь забрызгала даже стены, на полу разбросали руки люди в кольчугах, кожаных латах со стальными пластинами. Кровь хлестала, как из забитых на бойне быков.

Олаф сидел на полу, прислонившись к стене. Лицо было бледно, с правой стороны от уха текла густая кровь, пузырилась. Шея и плечо были в крови, как и вся грудь. Владимир в два широких шага оказался рядом, ухватил голову друга в обе ладони. Тот взглянул ему в глаза, и Владимир ощутил озноб: даже у Олафа не видел раньше таких ярко-синих глаз, с которыми не сравнится самое яркое небо.

Викинг прошептал, как умирающий селезень:

– Не торопился, змей…

– Разве я был нужен? – удивился Владимир. – Появись раньше, я бы испортил тебе все удовольствие.

– А сейчас?

– Я тебе нужен, только чтобы перекинуться словцом, – продолжил Владимир. Он чувствовал, как грудь викинга раздувается. Тот все еще осторожно ощупывал голову, но постанывать перестал. – Встать сможешь?

Олаф оперся на его плечо, поморщился, медленно поднялся на ноги:

– Кто-то шарахнул булавой… Сволочь, прямо в ухо.

Он зарычал, восстанавливая в памяти схватку, глаза снова стали безумными. Владимир тряхнул головой, красный туман начал рассеиваться. Тело еще дрожало, он чувствовал, как в висках трепещут крохотные жилки.

– Неужто… все? – спросил он неверяще. – Олаф, а где остальные?

Олаф проревел, зубы лязгали, как у припадочного:

– Здесь все… окромя… Варяжко…

Безумие медленно покидало его перекошенное лицо. Он пошел по корчме, осматривая сраженных. Владимир дышал тяжело, однако ликующее чувство едва не заставило завопить от ослепляющего счастья.

– Ты уверен?

– Я их всех как облупленных…

В углу было шевеление. Владимир быстро шагнул, ухватил за волосы рослого немолодого дружинника. Пальцы почти содрали кожу вместе с волосами, но устрашенный дружинник не пикнул: из глаз черноволосого смотрела сама смерть. Сильная рука подняла с пола, страшный голос прогремел обрекающе:

– Как зовут тебя, тварь?

Дружинник, морщась от боли, прохрипел перекошенным ртом:

– Выворотень… княже.

Владимир начал чувствовать боль в руке, кто-то успел ударить, да и все тело заныло, напоминая о зверских побоях. Олаф пинком заставил подняться еще одного, целого, только сбитого с ног.

Страшные глаза пронзили Выворотня, как два острых ножа:

– Ты знал, за кем идешь?

– Да, – прохрипел Выворотень. – За сыном Святослава. Ты…

Он не договорил, в глазах было ожидание смерти. Владимир сильно тряхнул за волосы: