Передышка в Барбусе - Никитин Юрий Александрович. Страница 36

– Да, только слабые следуют прихотям. Сильные исполняют долг… Но я не только правительница! В моей груди девичье сердце. Как только ночь поглотит последний краешек месяца, я умру… если твой конь не заржет под моим окном.

– Да, – сказал Мрак. Помолчал и повторил: – Да. Заржет.

– Возвращайся поскорее! – сказала Мелигерда. – Волхвами было предсказано, что меня выдадут за героя, которого свет не видывал. И что я рожу ему множество сильных и красивых сынов!

Мраку показалось, что уже слышал это или похожее. Губы с усилием держал раздвинутыми, кланялся, кивал, воздевал руки. Ликия, у которой сердце разрывалось от жалости и сочувствия к обоим, выехала вперед.

– Нам пора.

– Да, – повторил Мрак. Крупное лицо его застыло, как вырубленное из коричневого камня, но Ликии чудилась на нем душевная мука. Повторил еще раз хриплым голосом: – Пора, Мелигерда.

За спиной принцессы появлялись и пропадали люди. Один по ее знаку вынес ларец. Мелигерда открыла золотым ключиком. На свет появилась расшитая скатерть.

– Это тебе в дорогу, – сказала она. Даже в бледном лунном свете видно было, как щеки ее налились темной краской, а голос от смущения стал совсем тихим: – Невеста всегда дарит жениху скатерть…

Мрак сказал неуклюже:

– Зачем в дороге скатерть? Прости, нам пора…

– Это не простая скатерть, – сказала она уже живее. – Это скатерть-самобранка! У меня это просто… ну, память, что от отца к сыну… Еще от первых богов! Ты только разверни ее, когда на отдыхе. Не бог весть, в давние времена еще не знали перца, но зато яства из диковинных птиц и чудных рыб, которых уже нет на свете…

Мрак с неловкостью отстранил подарок. Принцесса сразу побледнела, губы задрожали, а чудные глаза наполнились слезами. Мрак сказал неуклюже, проглотив слова, готовые сорваться с языка:

– В пути всегда есть дичь.

– Но…

– А вдруг с твоей скатертью что случится?

Она сказала просто:

– Что тогда мне скатерть? Я сама умру.

Наступило тяжелое, как горы, молчание. Ликия, страдая за обоих, протянула руку. Ткань показалась легкой, прохладной на ощупь, словно на ладонь опустилась снежинка. Ликия молча сложила в седельную суму. Мрак натянул повод, но за спиной со двора донеслось гневное ржание. Двое могучих, как дубы, конюхов с великим трудом удерживали красного коня с оранжевой, как расплавленное золото, гривой и таким же оранжевым роскошным хвостом. Конь тряс головой, уздечка звенела, звенели стремена, а металлические части седла мерцали торжественно и таинственно.

Мелигерда медленно сняла с пальца большой перстень.

– Возьми. Пусть он постоянно напоминает тебе обо мне. Конь это тоже твой… Он способен за одну ночь домчать тебя хоть в Артанию, хоть в Славию, а хоть даже в таинственный и страшный Вантит… Оставь Ликию со мной, хоть что-то у меня останется от тебя. Останешься, Ликия?

Ликия, поколебавшись, кивнула. Мелигерда смотрела на них блестящими от слез глазами. Ликия слезла с коня, подошла и обняла принцессу, такую маленькую, худенькую и, оказывается, жалобную и несчастную.

Мрак стиснул зубы, в груди было так горько, что едва не взвыл по-волчьи. Торопливо спрыгнул с белого коня и пересел на красного, и сразу ощутил разницу, потому что если это конь, то до этого сидел на простой козе. Он подобрал поводья, вскинул руку в красивом прощальном жесте.

Стены домов понеслись навстречу. Темные массивные дома проскакивали по обе стороны, а над крышами висело послеполуденное солнце, яркая знойная синь охватила небо от края и до края.

Мрак стискивал зубы, зажмуривался, пряча глаза даже от коня, не желая видеть белый свет, мерзавец, так сволочно врал, прямо в глаза врал, не мог сказать правду… да и как сказать?

Конь несся, как стрела, выпущенная из богатырского лука. Земля сперва мелькала под копытами, потом просто замерцала, словно тусклая вода в сумерки. Дробный стук копыт участился и… затих вовсе. Встречный ветер раздирал рот, пытался выдавить глаза и выдрать волосы.

Далеко впереди показалась полоса деревьев, роскошные яворы. Он успел понять, что они у кромки воды, впереди широкая река, а конь несется, как черт. Под брюхом внезапно оборвалась земля, а внизу страшно заблестела вода, от нее пугающе ударило холодом. Сердце оборвалось, он зажмурился, тут же снова открыл глаза… Впереди возник берег, копыта со стуком ударили о твердое, тут же участили стук. Он оглянулся и успел увидеть убегающую за горизонт реку, линию деревьев.

Сердце робко стукнуло, как испуганный цыпленок, что учился клевать зерна, убедилось, что уцелело, затрепыхалось вовсю. Он перевел дух, и тут на место сладкому страху медленно начало заползать ликование. Он прокричал коню: «Еще! Еще быстрее!», пригнулся, ощутил мощный толчок, на миг потяжелел, а когда скосил глазом вниз, увидел, как под конем проносится зеленая равнина, а конь уже снова опускается, снова удар копытами, скачок… который равен ста конским скокам, если не тысяче, еще и еще, ускоряется, ветер ревет в ушах, конь разогрелся, уже как раскаленный слиток металла, который только что вытащили из кузнечного горна…

Он увидел впереди знакомое распаханное поле, домик, заорал: «Тпру!», с силой натянул поводья. Конь пронесся через поле, а возле домика перешел на шаг. Мрак направил его прямо через забор, конь перемахнул с легкостью.

На крыльцо вышел испуганный старик. Мрак спрыгнул с седла, старик смотрел на коня восторженными глазами. Мрак бросил ему поводья в руки, велел почти по-тцарски:

– Посмотри за конем. Лучше спрячь в сарае, я завтра-послезавтра приду за ним. И еще… твоя дочь в гостях у принцессы Мелигерды. Не боись, она хорошо устроена. Вот тебе от нее пара золотых монет… бери-бери!.. Как заработает, пришлет еще. Так уж получилось, что ей пришлось отбыть чуток неожиданно. Потом приедет в гости…

Старик вскрикнул тревожно:

– С ней ничего не случилось?

Мрак засмеялся:

– Вот увидишь!.. Она пристроена намного лучше, чем в той вонючей харчевне.

Он помахал рукой, солнце уже близко к вершинам деревьев, наливается красным. Отступил, вломился в лес, побежал быстрым шагом, вскоре ветерок донес издалека смутные запахи множества людей.

Ноздри уловили даже запах Аспарда, Мрак хорошо различал эту странную смесь ароматов крепкой здоровой кожи и непременных благовоний тцарского двора.

Он с бега перешел на шаг, холмы раздвинулись, он ощутил, что вот-вот навстречу выедут всадники, и потому заставил себя тащиться медленно, зацепляя ногу за ногу.

Через мгновение в самом деле показались всадники, целый десяток. За ними тащились тяжело груженные подводы. За подводами еще десятка два всадников. Острые глаза Мрака сразу вычленили распорядителя охоты, Червлена, Сисада и Билгу, придворных, что чаще других оказывались перед глазами. Все трое ехали горделиво впереди. Верный Аспард тащился с двумя воинами, малость поотстав. Мрак даже отсюда увидел, насколько Аспард угнетен и подавлен, плечи опущены, он согнулся, как старик под тяжестью нелегко прожитой жизни. Рядом двое воинов угрюмо молчат, но на их лицах он видел ясную печать поражения.

Всадники не сразу заметили одинокого путника, не сразу обратили на него внимание, а когда подняли взгляды, грозный Мрак был уже в десяти шагах, взор гневен, а голос напомнил всем рык разъяренного льва:

– Ну?.. И много бедных зверей набили?

Распорядитель отшатнулся, побелел, вскрикнул, руки с такой нервозностью дернули за повод, что конь захрапел, встал на дыбы, словно перед ним в самом деле возник страшный лев. Сисад и Билга что-то шептали, непрестанно хватались за амулеты, глаза дружно полезли из орбит, а Червлен уставился на Мрака гневно-изумленными глазами.

Послышался грохот копыт. Прискакал Аспард, двое его воинов, похожие друг на друга и на самого Аспарда настолько, что понятно: родня. Все трое схватились за мечи, окружили Мрака, глаза горят, зубы оскалены.

Аспард вскрикнул ликующе-тревожным голосом:

– Ваше Величество!.. Вы целы? Не ранены?