Ярость - Никитин Юрий Александрович. Страница 23

– Трудно сказать… но мне кажется… или, как говорят спиномозглые, думается… что одна организация все же сохранила свою структуру. Кадровую, финансовую, экономическую. Не только сохранила, но и укрепляет. К тому же государство усиленно помогает… Сейчас она занимает не только в умах и сердцах, но и в общественной жизни место славной Коммунистической партии.

Кречет смотрел в упор бешеными глазами:

– Вы говорите о церкви?

– О православной церкви, – уточнил я. – Вон на вашем телевизоре как раз ведущая спрашивает какую-то порнозвезду… виноват, певицу, верующая ли та. Она, как и большинство, не сомневается, что можно быть либо неверующим, либо верующим… в Христа, обязательно православного, которому крестятся справа налево, а не слева направо, как католики…

Кое-кто перестал смотреть на меня, повернулся к телевизору. Там ведущая, что старалась выглядеть духовно богатой, вела передачу о попах.

– А с какой помпой, – продолжил я, – празднуются христианские праздники! Строчка в Конституции о равноправии религий всего лишь буквы на бумаге. Мы привыкли, что священники в рясах все мощнее отвоевывают места на экранах телевизоров, в политической жизни, экономике… Вчера я был в гостях, как там удивились, когда вместо попа с экрана телевизора обратился мулла с благословением и пожеланием счастья и здоровья! Как же, мол, откуда такой взялся в нашей матушке православной России! А невдомек, что мусульман в России ненамного меньше, чем православных. А то уже и больше.

Справа и слева от меня негодующе зашумели. Кто-то напомнил строго:

– Но все-таки наша страна православная! Всегда была и должна ею остаться!

Кажется, это был министр культуры, но генералы от армии и разведки смотрели так, словно они тоже были министрами культуры или министр культуры был генералом.

Я ощутил, что начинаю заводиться.

– Да? Да еще всегда? Православие военной силой принес князь Владимир. Потом за несколько столетий удалось раздвинуть от Киева дальше на север, но уже со времен того же Владимира, когда на службу Киеву стали поступать печенежские ханы со своими ордами, Русь уже стала хотя бы на треть мусульманской. А потом пришли татаро-монголы, которые стали поступать на службу к русским князьям. Куликовская битва подается подлецами для дураков как великая победа русского народа над татарами, хотя на самом деле это была битва двух идеологий, не народов. Хотя бы потому, что на стороне русского войска дрались как украинские отряды, так и два татарских полка. Когда Иван Грозный уезжал на войну с татарским Казанским ханством, он оставил управление Москвой не своим боярам или воеводам, а татарскому хану Гирею. Да и вообще мусульмане для России сделали настолько много, что надо обладать поистине русским беспамятством и русской неблагодарностью, чтобы тут же все победы приписывать своей доблести, а поражения – проискам всяких там мусульман.

Вокруг шумели все недовольнее. Кречет бросил с усмешкой:

– Каким-то образом оказавшихся на территории России.

– Да-да, – сказал я обрадованно, в реплике всемогущего президента почудилась поддержка, – как-то на исконные земли России вкралось Казанское ханство, Крымское, Хазарское… Словом, я уже чувствую, что ушел в сторону, но прошу простить, ибо у меня нет опыта больших собраний… как и малых. Просто я хочу обратить внимание на структуру, что не только не потеряла ничего с крахом СССР, а угрожающе выиграла. Кому-то покажется, что здесь искать и менять нечего. Но вы – правительство… или будете им, а не «кто-то».

Я видел непонимающие лица. Все-таки для них я человек, попавший сюда в случайной неразберихе. Вякнул глупость, ее выслушали, а теперь можно забыть и заняться делом.

Даже Кречет поморщился, явно от меня ждал чего-то умнее. Но смолчал, повернулся к Яузову:

– А что скажете вы, Павел Викторович?

Яузов посопел, на красной харе глазки сверкали из-под густых бровей, как блестки слюды в темных пещерах:

– Вам как ответить: как положено или как на самом деле?

Кречет усмехнулся:

– Я не политик. Я солдат, как и вы. Давайте правду. За стенами этого кабинета будем говорить, что положено… там массмедиа, шпионы, а здесь надо начистоту.

– Ну тогда получите… У меня в голове только Чечня, в сердце – Чечня, как и в печенках. Понимаю, министр обороны должен думать о всей стране, мыслить глобально, тем более что Чечня – уже прошлое, но ничего с собой не могу поделать. Видать, уже негоден для такого поста, потому прошу отставки. Я ненавижу чеченцев! Я хотел бы ввести туда войска… да не просто войска, а танковую армию, чтобы сровнять все с землей. И чеченцев вбить в землю гусеницами так, чтобы и от костей следа не осталось. Ненавижу за то, что лучше нас. За то, что сохранили то, что мы давно растеряли… Нет, не так уж давно. Еще мой дед рассказывал о нравах в армии, тогда еще не Советской, а Красной. Да что там дед, отец рассказывал! О кодексе чести, верности слову, мужском достоинстве, гордости. У чеченцев есть это и доныне. Они благороднее нас. Мне они как укор. И я пытаюсь избавиться от этого укора как могу…

Я стоял близко к Когану и слышал, как он шепнул красивому седовласому министру, имени которого я не знал:

– Пьет, значит.

– Или по бабам, – предположил тот задумчиво.

– Он же сказал, как может!

– А-а-а-а, тогда пьет, ежели в этом смысле.

Кречет внимательно слушал. К удивлению генерала, который махнул на все рукой и готов был пойти хоть под разжалование, хоть под трибунал, на лице всесильного президента появилось выражение удовлетворения. Он покосился на меня, кивнул. Генерал потенциально был сторонником резких реформ, но сам не знал каких. Уже и священников напустил в армию, пытаясь возродить веру, ввести несвойственных русской армии полковых священников.

– Мне кажется, – сказал Кречет медленно, – есть способ, как избавиться от этого укора иначе… Без позора, а с честью! И даже, к радости бизнесменов, с немалой выгодой…

Яузов, видя, что рука президента еще не рвет с него погоны, смотрел исподлобья:

– Я не верю в решения, которые устраивают и людей чести, и бизнесменов. Как правило, они хотят противоположного.