Оборотная сторона полуночи - Шелдон Сидни. Страница 36

Ноэль слушала его, не говоря ни слова. Генерал продолжал:

– Я решил, что вам будет крайне неприятно, если я отвечу «нет», и что мне доставит большое удовольствие сказать «да». – Он улыбнулся: – Вот мы и встретились.

– Все это выеденного яйца не стоит, – запротестовала Ноэль. – Помочь человеку, который украл продукты...

– Бросьте! – резко оборвал ее генерал.

Ноэль удивленно посмотрела на него.

– Не считайте всех немцев дураками. Не делайте подобной ошибки. И не относитесь к гестапо легкомысленно.

– У меня нет с ними ничего общего, генерал, – пояснила Ноэль.

Он поигрывал ножкой своей рюмки.

– Полковник Мюллер подозревает вас в оказании помощи человеку, который ему до зарезу нужен. Если это действительно так, то вас ждут большие неприятности. Полковник Мюллер никогда ничего не забывает и никогда ничего не прощает. С другой стороны, – закончил он свою мысль, тщательно подбирая слова, – если вы больше не увидитесь со своим другом, все это просто забудется. Хотите коньяку?

– Да, – ответила Ноэль.

Он заказал два «Наполеона».

– Вы давно живете с Арманом Готье?

– Уверена, что вы знаете ответ на свой вопрос, – заметила Ноэль.

Генерал Шайдер улыбнулся:

– Да, я действительно знаю ответ. На самом деле я хотел спросить вас, почему вы отказывались пообедать со мной раньше. Из-за Готье?

Ноэль отрицательно покачала головой.

– Понятно, – холодно заметил он.

В его голосе было что-то очень грустное, и это удивило Ноэль.

– В Париже полно женщин, – попыталась она успокоить его. – Вам есть из кого выбрать.

– Вы не знаете меня, – тихо возразил генерал. – Иначе вы не стали бы так говорить. – Он несколько смутился. – В Берлине у меня остались жена и ребенок. Я их очень люблю, но вот уже больше года живу в разлуке с ними и не имею ни малейшего представления, когда увижу их снова.

– Кто заставлял вас ехать в Париж? – безжалостно спросила Ноэль.

– Я вовсе не ищу у вас сочувствия, а только пытаюсь объяснить вам, что я за человек. Я не бегаю за каждой юбкой. Просто когда я увидел вас на сцене, со мной что-то произошло, – продолжал он, – и у меня возникло огромное желание познакомиться с вами. Мне хотелось бы, чтобы мы были добрыми друзьями.

Он говорил спокойно и с большим достоинством.

– Ничего не могу обещать вам, – ответила ему Ноэль.

Он кивнул:

– Я понимаю.

Однако он, конечно, не понял. Ноэль уже решила больше не видеться с ним. Генерал Шайдер тактично перевел разговор на другую тему, и они побеседовали о театре и актерской профессии. Он удивил ее широтой познаний в этой области. У генерала был восприимчивый и глубокий ум. Шайдер рассуждал то об одном, то о другом, во всем находя с Ноэль общие интересы. Он излагал свои мысли весьма искусно, и она не скучала. Генерал изо всех сил старался выведать у Ноэль ее биографию. Сильный, уверенный в себе, в военной форме оливкового цвета, Шайдер имел вид типичного немецкого генерала. Однако в нем чувствовалась какая-то мягкость, выдававшая совершенно иные черты характера. Он скорее напоминал интеллигента-ученого, а не полководца. И все-таки на лице у него красовался огромный шрам.

– Откуда у вас такой шрам? – спросила Ноэль.

Шайдер провел пальцем по рассеченной части лица.

– Много лет назад я участвовал в дуэли. По-немецки мы называем это wildfleisch.

Они заговорили о нацистском мировоззрении.

– Мы вовсе не чудовища, – заявил генерал Шайдер. – У нас нет желания править миром. Однако мы не собираемся мириться с тем наказанием, которое понесли за поражение в войне более двадцати лет назад. Немецкий народ наконец-то сбросил с себя ярмо Версальского договора.

В своей беседе они коснулись и оккупации Парижа немецкими войсками.

– Ваши французские солдаты не виноваты в том, что мы вошли в столицу так легко, – сказал генерал Шайдер. – Основную ответственность за это несет Наполеон III.

– Вы, конечно, шутите, – заметила Ноэль.

– Нет, я говорю совершенно серьезно, – заверил ее Шайдер. – Во времена Наполеона толпа всегда удачно пользовалась путаницей извилистых парижских улиц во время столкновений с солдатами императора. Парижане возводили баррикады и устраивали засады. Решив положить этому конец, Наполеон поручил префекту барону Жоржу Эжену Осману выпрямить улицы и украсить Париж широкими бульварами. Вот по этим-то бульварам и вошли в город наши войска. Боюсь, что история неблагосклонно отнесется к барону Осману.

После ужина, когда они уже возвращались в Париж, Шайдер спросил:

– Вы любите Армана Готье?

Генерал задал этот вопрос как бы между прочим, но Ноэль почувствовала, что ответ для него будет многое значить.

– Нет, – медленно ответила она.

Он с удовлетворением кивнул:

– Я так и думал. Я уверен, что мог бы принести вам счастье.

– Такое же, как вашей жене?

Генерал Шайдер на минуту замер, словно его ударили, а затем выразительно посмотрел на Ноэль.

– Я умею быть настоящим другом, – тихо произнес он. – Будем надеяться, что мы с вами никогда не станем врагами.

Ноэль вернулась домой почти в три часа утра. Арман Готье ждал ее и очень волновался.

– Где ты, черт возьми, пропадала? – спросил он, завидев ее на пороге.

– Ходила на свидание.

Ноэль перевела взгляд с него на комнату. Там царил полнейший развал. Создавалось впечатление, что по квартире пронесся ураган. Все ящики в столах были выдвинуты, их содержимое выброшено на пол. Кто-то перерыл шкафы, перевернул лампу и свалил небольшой столик. Она заметила, что одна из его ножек сломана.

– Что случилось? – спросила Ноэль.

– Здесь побывало гестапо. Боже мой, Ноэль, что ты там натворила?

– Ничего.

– Тогда почему они это сделали?

Ноэль принялась ходить по комнате, ставя на место мебель и о чем-то напряженно думая. Готье схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

– Я хочу знать, в чем дело!

Ноэль глубоко вздохнула.

– Хорошо.

Она рассказала ему о встрече с Исраэлем Кацем, скрыв лишь его имя и умолчав о последующем разговоре с полковником Мюллером.

– Я не знаю, правда ли, что мой друг и человек по кличке Таракан одно и то же лицо, но это не исключено.

Пораженный Готье опустился на стул.

– Боже мой! – воскликнул он. – Мне плевать, кто он! Но я не хочу, чтобы ты якшалась с ним. Ведь из-за него мы с тобой можем погибнуть! Я ненавижу немцев не меньше тебя... – Готье вдруг осекся, не будучи уверенным, что Ноэль ненавидит их. Затем продолжил свою мысль: – Дорогая, до тех пор пока здесь распоряжаются немцы, мы должны подчиняться им. Ни ты, ни я не можем себе позволить угодить в гестапо. Как, ты говоришь, имя и фамилия этого еврея?

– Я их тебе не называла.

Готье взглянул на нее:

– Он был твоим любовником?

– Нет, Арман.

– Он для тебя что-нибудь значит?

– Нет.

– Ну и ладно. – Готье отлегло от сердца. – Думаю, нам не о чем волноваться. Они не могут обвинять тебя в чем-то серьезном за одну-единственную и случайную встречу с этим человеком. Если ты больше не будешь видеться с ним, они обо всем забудут.

– Конечно, забудут, – согласилась Ноэль.

Отправляясь на следующий вечер в театр, Ноэль обнаружила, что за ней по пятам идут два гестаповца.

Начиная с того дня, куда бы Ноэль ни отправлялась, за ней неизменно был «хвост». Сначала это ей только казалось. Просто возникало предчувствие, что за ней кто-то наблюдает. Тогда Ноэль оборачивалась и замечала в толпе неприятного типа с немецкой внешностью в штатском, который как будто бы не обращал на нее внимания. Через некоторое время у нее вновь закрадывалось подозрение, что за ней следят. Теперь уже появлялся другой субъект, похожий на немца, но гораздо моложе первого. Каждый раз рядом с ней оказывался новый шпик. Несмотря на то что все они носили штатскую одежду, отличить их не представляло большого труда. На лице у них было написано безграничное презрение к французам, чувство собственного превосходства и крайняя жестокость – безошибочные признаки принадлежности к гестапо.