Хочу бабу на роликах! - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 73

- А ты что?

- Обязательно, говорю, познакомлю, только не сейчас. А он, сучара эдакая: мол, вы попросите вашего человека немножко похуже писать, а то, когда он вас бросит, трудновато будет замену найти. Вот говнюк! Сашка, ты меня пока бросать не собираешься, а?

- Собиралась бы - бросила бы уже, улетела бы с Шалимовым, и дело с концом. А с издателем твоим я пока тоже знакомиться не намерена, нечего мне ему показать. Так что давай следующий роман. Ты привезла?

- Ага.

- Так где он?

- На дискете. Дунька к моему отъезду распечатает. И кстати, пускай она твою пьесу тоже набьет и на дискетку сбросит. Мало ли что... Слушай, а ты, может, мне почитаешь?

- Почитаю? Да нет, что ты.

- Тогда давай гони рукопись. Я сейчас ни на какие другие дела неспособна, а вот посидеть в креслице у камина с интересным чтением - милое дело.

Я принесла ей пьесу. Конечно, Эмма не тонкий ценитель драматургии, но она будет моим первым читателем, и мне это важно.

- Вот возьми, только если тебе покажется, что это скучно, ты мне скажешь.

- Обещаю!

Я принесла рукопись Эмме и поднялась к себе. От волнения я сразу уснула и проснулась от того, что Эмма трясла меня за плечо:

- Сашка, кончай дрыхнуть!

- А? Что? - Спросонья я ничего не поняла.

- Слушай, подруга, я оборжалась! Я, конечно, не знаток и все такое, но, по-моему, это кайф! В чистом виде! И посмеяться, и поплакать, и сопли пустить можно, и конец клевейший - одним словом, мне жутко понравилось. А до чего эта пожилая парочка прикольная! Когда старый хрен к Ирине подъезжает, я чуть не уписалась! Одно слово - кайф! Вставай, подруга, пошли выпьем винца по такому случаю! А можно я утром Дуняшке дам почитать?

- Конечно. Что за вопрос.

- Она у меня девка умная, я поражаюсь. Столько всего знает! В Париже меня прямо задолбала. Мама, а вот такой-то король вот с такой-то королевой... А вон там горбун какой-то жил, забыла, как звать, похоже на японское что-то - вроде Хакамады...

- Квазимодо? - сообразила я.

- Во-во! Я в ее возрасте и половины того не знала - где там, одной сотой... У меня тогда на уме совсем другое было. Теперь жалею, конечно. Может, если бы побольше книг читала, теперь и сама могла бы писать свои романчики. Но с, другой стороны... а, ладно, что сделано, то сделано. Но дочкой могу гордиться!

- С полным правом! - искренне подтвердила я.

- Ох, и неохота мне в Москву, столько дел. Вздохнуть некогда. Слушай, я знаешь чего думаю... Я, когда твою пьесу читала, все разных артистов на роли ставила. Тараса точно твой бывший играть должен, это ведь с него написано, да? Я, конечно, не знакома с ним, но мне так кажется, а вот этого пожилого дядечку лучше Паладьева никто не сыграет!

- Эмма, ты меня поражаешь! Я именно Паладьева себе в этой роли и представляла. Он само обаяние!

- Во-во! А Марию кто бы сыграл? Лучше всех была бы Фрейндлих, но она уж старая, зато Ирину она могла бы... Во кайф был бы... Сашка, я возьму твою пьесу в Москву, я что-нибудь с ней гам сделаю!

Знаешь, если у меня есть цель, я стену лбом могу прошибить.

- Погоди, Эмма, я не знаю, надо ж сначала ее кому-нибудь показать. Я прекрасно к тебе отношусь...

- Ну понятно, я ж не специалистка. Ладно, сначала покажу какому-нибудь специалисту, не дрейфь!

Я пупком чую, что это пойдет!

***

Эмма уехала, и жизнь вошла в свою колею. Я запретила себе думать об Алексе, стала жить по строго Заведенному порядку, чтобы все успевать. Рано вставала, вместо гимнастики, которую ненавижу, полчаса каталась на роликах, потом принимала душ, пила кофе и садилась за работу. С утра я писала новую пьесу, и это было мне интереснее всего на свете. А после обеда садилась за Эммин роман. Работа над ним продвигалась на удивление быстро. Я поняла, что вообще могу работать только в темпе, мне так интереснее. Вторая пьеса была в известном смысле тоже обо мне, но биографических совпадений там было меньше, только история с кражей наследства.

И разумеется, это опять была комедия. Я, видимо, подсознательно решила высмеять помаленьку собственную жизнь. Говорят же, человечество смеясь расстается со своим прошлым, а я как-никак крохотная часть человечества, не больше, но и не меньше.

Минул январь, за ним февраль и начался март, то есть весна... Дуня влюбилась. Я это поняла по отсутствующему выражению, с которым она иногда сидела за столом, по лихорадочному блеску глаз, когда она возвращалась из школы.

- Дуняша, ты втюрилась? - спросила я ее как-то в автобусе, когда мы ехали в Пальму покупать ей новые туфли.

- А ты откуда знаешь? - испугалась она.

- Вижу. Что ты так дернулась? Это нормально, я в твоем возрасте вечно была в кого-нибудь влюблена.

Поделиться не хочешь?

Она смерила меня недоверчивым взглядом.

- Ты маме не скажешь?

- А происходит что-то такое, чего маме знать не следует?

- Нет, ничего такого не происходит. Просто я не хочу, чтобы она мне лекции читала по половому воспитанию.

- Мама дорогая, - воскликнула я, - а что, пора читать?

- Ничего не пора, но она... Она мне в Париже все объясняла, какая страшная штука СПИД, и все такое...

- Но она права. Слушай, скажи мне, сколько ему лет?

- Шестнадцать.

- Так... Где ты его нашла?

- Он работает в аптеке, недалеко от школы. Он такой красивый, Саша, не хуже твоего Глеба, только он... Он негр, понимаешь?

- Ну и что? Негры бывают даже очень красивые.

Но дело не в красоте. Он-то как к тебе относится?

- Хорошо относится. Он говорит, что никогда не встречал таких умных девчонок. Понимаешь, он работает и учится, а я ему помогаю.

- Работать или учиться?

- Учиться, конечно!

- Как его зовут?

- Габриэль.

- Ты с ним целовалась?

- Нет, - тяжело вздохнула Дуня, - он на меня и не глядит, у него есть девушка, Долорес. Хорошенькая, но дура конченая... Представляешь, она его ко мне ревнует!

- Не такая она и дура... Сейчас ты, конечно, еще маленькая, но годика через два Долорес может ему здорово обрыднуть, а ты подрастешь... Он сам-то умный?

- Он очень, очень умный! - горячо воскликнула Дуня.

- Ну тогда у тебя есть все шансы на взаимность.

- Ты так думаешь?

- Если б не думала, не говорила бы. Только ты не спеши, а главное - не показывай ему свою любовь. Это вредно.