Город призраков - Сазанович Елена Ивановна. Страница 82

Угрюмый вновь себе налил стопку и так же залпом выпил. И вытер губы рукавом клетчатой рубашки.

– Она думала, что меня здесь все ненавидят, презирают и после смерти жены я нуждаюсь в любви. Я же ответил ей любовью только потому, что уже жалел ее. Она так ко мне привязалась. Так поверила что ее жалость – это и есть любовь. И я тоже ее полюбил. Из-за жалости… Ее муж, этот адвокатишко, тоже ее жалел, а любил Веру. А ей не надо было такой жалости от собственного мужа. И она поверила в мою любовь. Хотя это было одно и тоже. Вот и получилась такая комическая любовь. Которой вполне могло и не быть… Впрочем. Любой любви могло и не быть… Потому что любая любовь – всего лишь наша мечта, выдумка. Мы любим за что-то и нас любят за что-то. Мы любим яблоко за его сочность. Клубнику за ее сладость. Апельсин за его кисловатый привкус. Так и в любви. Мы мечтаем о ней. А когда она приходит. Мы быстро от нее устаем. Это – как вдоволь наесться одними апельсинами. Мы уже не можем на них смотреть. Но нам нравиться клубника. Потому что мы ей еще не пресытились. Когда иная мечта тоже сбывается – и клубника надоедает. Самая настоящая любовь – это несбывшаяся мечта. Сбывшаяся – это уже не любовь. А самая красивая мечта – это несбывшаяся любовь…

Мы и не заметили, как быстро опьянел Угрюмый. Пожалуй, он этого не заметил тоже. И это неудивительно. Учитывая, что стопка была стограммовая. А в бутылке, наверняка, был самогон. Который бедный поэт гнал по ночам, в перерывах сочиняя стихи.

Но Вано с удивлением вытаращился на Угрюмого. Он мало что понял из его красивого монолога о комичной любви. Но в любом случае это ему понравилось. И мне показалось, что он даже захотел зааплодировать. Но я вовремя схватил его за руку.

Ко всему прочему нам не нужен был пьяный Угрюмый. Поэтому я попытался вежливо отобрать у него бутылку. Но он прижал ее к груди и не захотел отдавать. Убеждая нас, что он крепкий парень. Я его понимал. Жалел ли он библиотекаршу, любил ли ее, или еще что – неважно. Смерть в любом случае потрясла его. И я вдруг вспомнил, что впервые встретился с ними в автобусе, несущем нас в Жемчужное. Они действительно ехали, сидя на разных сидениях, на противоположных рядах. Но я сейчас уже догадывался, почему они одновременно оказались в райцентре. И у меня ненароком мелькнула мысль. А не догадывался ли об этом и Модест Демьянович, который тоже тогда ехал с нами? И не случайно ли он оказался там? Но пока ответы на эти вопросы не представляли большой важности. И сейчас ничего не оставалось, как призвать на помощь Вано и с помощью силы конфисковать бутылку у Угрюмого.

– Ладно, парень, – успокоил его Вано. – Когда мы уйдем, а это, поверь, произойдет совсем скоро, ты запросто сможешь напиться. К тому же это даже логично. Если тебя вдруг обнаружит здесь Гога, то всегда можно сказать, что ты еще отходишь от тюряги. И тебе нужно расслабиться, а при дочери это делать негоже. Но теперь потерпи. И ответь еще на пару вопросов.

Угрюмый наконец смирился с создавшимся положением. И покорно уселся на диван, обхватив двумя руками голову. Мы на этот раз не стали терять время на вопросы о Ларисе Андреевне, чтобы вновь не вызвать очередной монолог о любви. И сразу спросили о Белке. Но в этом он нам ничем не помог. Вернее ничем помочь не захотел. Он отвечал односложно и вяло. И мы так ничего и не выудили.

Он утверждал, что эту ночь Белка провела в этом доме и никуда не отлучалась. Когда же мы намекнули о маскараде, который по словам Ларисы Андреевны горазда устраивать его дочка. Угрюмый категорично заявил, что подобное Лариса Андреевна сказать не могла, тем более о его дочери. Это при всех она делала вид, что с пренебрежением относится к Белке. Но на самом деле очень ее любила и ни под каким предлогом не смогла бы ее подставить. Мы уже не стали с пеной у рта доказывать, что при создавшемся положении, в каком очутилась библиотекарша, при всем ее отчаянии, она вполне могла наболтать что угодно. Но Угрюмый прочел наши мысли. И решительно заявил.

– Вы, конечно, можете списать все это на шок. Но, уверяю, вы в чем-то ошиблись. Такое Лариса Андреевна не могла заявить. И, если хотите знать мое мнение, я не верю, что она покончила с собой. Во всяком случае, не переговорив с вами. Она горела желанием наказать убийцу.

– Какого убийцу?! – мы с Вано подскочили на месте.

– Обыкновенного убийцу, какого же еще, – чуть заплетающимся языком пробурчал Угрюмый. – Разумеется, убийцу ее мужа.

– Но этого не может быть! – воскликнул я. – Она категорично заявила, что сама убедилась – адвокат покончил собой!

Угрюмый не выдержал и расхохотался. Во весь голос. И смех его был немного пугающий.

– Я, честно говоря, думал, что вы умнее.

– Мы действительно умнее. И безусловно слепо не верим, что адвокат покончил собой. Но и эту версию отвергать не имеем права. Адвокат, судя по его последним лекциям, был одержим идеей убийства. Но безусловно не обычного убийства. Его теория заключалась в выборе. Кого признают виновным, гения, который действительно преступник. Или вас, потерянного человека, на кого падет подозрение. Он не любил вас обоих. Но понимал, что вас в любом случае трудно будет вызвать на преступление. Вот он и мог задумать этот чудовищный спектакль. В финале которого неизбежна должна быть смерть. И поскольку ему жить и так оставалось немного. Он и принес себя в жертву этому мщению.

Угрюмый шумно вздохнул, продолжая неприятно улыбаться.

– Возможно, если он был сумасшедшим… И возможно, в это могла поверить Лариса. Но только не сегодня. Если она раньше в это и верила, то сегодня, когда она прибежала сюда позвонить, она была уверена совершенно в ином. Она четко заявила, что ее мужа убили. И она хочет помочь вам найти убийцу. И не простит этого преступника. Как вы думаете, могла ли она после этого спокойно вернуться домой и наложить на себя руки. Зная, что преступник гуляет на свободе.

Конечно, это выглядело нелогично. Если она вычислила убийцу. Ей действительно не имело смысла спешить кончать с собой, даже если этого она страстно желала. Это она могла сделать в любой момент. Но учитывая, что она была в невменяемом состоянии, побывав у Ступакова и узнав о себе нечто страшное, она могла в итоге махнуть на все рукой.